ЧТЕНИЯ. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Учитель: постижение профессии

Начало ученичества

«Предназначение учителя» и «час ученичества» – когда два этих понятия встают рядом, сразу появляется чувство, что между ними есть неразрывная сущностная связь. И наверное, это закономерно, что в рассуждениях ведущего не раз возникали параллели между этими понятиями, одно постигалось через другое. Так, в начале своего выступления Александр Адамский вспомнил стихотворение Цветаевой, строки которого дали название книге Симона Соловейчика. Помните?
Есть некий час – как сброшенная клажа:
Когда в себе гордыню укротим.
Час ученичества – он в жизни каждой
Торжественно-неотвратим.
Час ученичества – время, когда у человека заканчивается какой-то значимый этап жизни и следом за ним должно начаться нечто новое. Это именно та ситуация, в которой, по мнению Александра Адамского, оказались сегодня российские учителя: «Я считаю, что с профессией учителя происходят очень болезненные вещи. То ли она умирает, то ли начинается какой-то совершенно новый, совсем нам непонятный этап ее развития. Но в любом случае у меня нет никаких сомнений в том, что разговор о деятельности учителя сегодня надо вести откровенно и честно. Если мы не будем говорить о тех изменениях, которые происходят и которые должны произойти в этой сфере, то профессия просто исчезнет».
Что же случилось с учительской профессией? Какие изменения побудили ведущего высказать подобное опасение?
Прежде чем говорить об этом, Александр Адамский сделал небольшое, но важное для дальнейшего обсуждения «лирическое» отступление: он рассказал о собственном постижении сути часа ученичества, которое началось с его первой встречи с Симоном Соловейчиком. Встреча произошла в кабинете главного редактора «Учительской газеты» Владимира Матвеева, а разговор шел о создании манифеста «Педагогика сотрудничества». «То, что я буду предлагать себя в качестве ученика Симону Львовичу, для меня стало ясно сразу. Я понял, что не стать учеником этого человека мне просто нельзя. Иначе жизнь можно будет считать законченной. Вот это острое стремление стать чьим-то учеником и означает час ученичества. Он наступает не в тот момент, когда учитель входит в класс. А тогда, когда ученик приходит к значимому для него человеку и спрашивает: «Будешь ли ты моим учителем?»
И хотя устройство школы исключает возможность такого вопроса, это не означает, что в школе невозможен час ученичества. Залогом такой возможности может стать особое отношение ребенка к педагогу, когда ученик считает учителя безусловным авторитетом как в учебных, так и в жизненных вопросах, видит в действиях учителя некий идеал, эталон человеческого поведения. И примеры подобного отношения в наших школах встречаются, но, к сожалению, слишком редко.
Да и перед школой стоят сегодня другие задачи, связанные прежде всего с освоением учебных программ. «Но в том-то и дело, что даже в решении сугубо учебных задач учитель часто оказывается неэффективен, – утверждает Александр Изотович. – Большинство учителей основывают свою профессиональную деятельность на репродуктивных методиках, которые в современном мире не срабатывают. А если говорить об образовании в его широком понимании (включая воспитание и социализацию), то мы видим, что учитель проигрывает конкуренцию информационному обществу, массовой культуре, влиянию улицы и криминала».
По мысли Александра Адамского, общая тенденция такова, что профессиональные навыки учителей становятся все менее востребованными. А значит, необходимо искать принципиально иной подход к деятельности учителя.

Чему учить?

Еще одна особенность часа ученичества в том, что для каждого он индивидуален. Даже если два ученика выберут себе в учителя одного человека, они получат разные уроки, каждый научится чему-то своему. И вероятно, не случайно, что одной из главных вещей, которые открылись Александру Адамскому при чтении книги «Час ученичества», стала суть взаимосвязи знания и управления: «Благодаря книге Симона Львовича я понял смысл выражения «Знание – сила». Знание – сила не в том смысле, что у кого много знаний – тот силен. Суть в другом: кто решает «чему учить?» – тот владеет людьми. И этот принцип неукоснительно соблюдался как царскими чиновниками, так и большевиками. У Ленина есть ряд работ, где он проводит следующую мысль: мы должны жестко и твердо решать, чему учить. Если мы «выпустим» из своих рук механизм регулирования этого вопроса – мы потеряем власть. Поэтому и выпускалось такое количество циркуляров, поэтому и работало такое количество инспекторов… И еще я понял: когда человек предоставляет другим право решать «чему учить?» – он становится демократом».
Сегодня вопрос «чему учить?» снова встает перед учителем во всей своей остроте. «И если учителя возьмут на себя ответственность определять содержание образования, тогда профессия учителя возродится, – утверждает Александр Адамский. – Но, к сожалению, у педагогического сообщества подобной решимости нет. Напротив, есть интенция получить от государства четкие инструкции: чему учить».

Сопротивление аудитории

С самого начала встречи ведущий предложил собравшимся включаться в разговор. И минут через двадцать выступление перешло в жанр диалога. По взволнованным голосам участников можно было понять, что жесткие тезисы Александра Адамского затронули людей. При этом реакция аудитории была неоднозначной. Кто-то занял оборонительную позицию. Кто-то, соглашаясь с тем, что профессия учителя переживает кризис, видел причины этого прежде всего во внешних по отношению к школе факторах: «Посмотрите, во что сегодня превратилось управление школой: сколько бумаг, отчетов, цифр! Общество требует прихода новых, творческих учителей, а государству, похоже, нужен учитель – “социальная пешка”». Кто-то не то чтобы не соглашался с суждениями и выводами ведущего, а как бы проверял их на прочность, задавая вопросы «об основаниях»: «А почему вы считаете, что у педагогов нет достаточного «запала» для того, чтобы самим определять: чему и как учить детей?»
Отвечая на последний вопрос, Александр Адамский сказал, что мог бы привести множество доводов в доказательство своего тезиса. Например, сегодня сам педагогический коллектив и управляющий совет школы может влиять на устанавление правил распределения Фонда оплаты труда школы с учетом различных критериев, в том числе критериев результативности работы учителя. Сверху спускается примерное «Положение …», а окончательный вид этот документ принимает после решения учителей и общественного органа управления. Так вот анализ «Положений…» о распределении Фонда оплаты труда школ показал, что в этих правилах игнорируются такие показатели результативности, как развитие у детей самостоятельности, инициативности, ответственности, социальных компетентностей, способности к самоопределению. Почему? Потому что педагоги не умеют оценивать эти результаты. «А значит, для большинства учителей все эти современные образовательные цели – пустой звук. И одна из главных, но очень непростых задач сегодня состоит в следующем: как достичь того, чтобы учителя начали работать на формирование этих качеств и компетентностей как на образовательный результат?»
На взгляд Александра Адамского, лучшим выходом из этой ситуации было бы предоставление учителям возможности организовываться в сообщества и самим устанавливать «внутрикорпоративные нормы» своей профессиональной деятельности. «Должны быть общие рамки и должна быть возможность для установления локальных правил, которые государство признавало бы легитимными. Но как двигаться в этом направлении, если большинство учителей не очень хотят самостоятельно решать главный вопрос “чему учить?”?»
– Книги Симона Соловейчика, – послышалась реплика из зала, – дают учителям ориентиры для такого движения.
– Книги Соловейчика направляют человека в верную сторону, побуждают к тому, чтобы совершить первый шаг, но книги ничего не сделают за самого человека, – ответил Александр Адамский. – После того как учитель научился жить по Ушинскому, жить по Соловейчику, наступает момент, когда надо решиться жить «по себе самому». Надо делать собственные шаги.

Подготовил Анатолий Витковский