В ПРОСТРАНСТВЕ КНИГ, В КРУГУ ИДЕЙ, В ЖИВОЙ СВЯЗИ ВОСПОМИНАНИЙ

«...Но мне достались радости прозрений и открытий»

1 октября

Открывая юбилейные чтения, главный редактор Издательского дома «Первое сентября» Артем Соловейчик заговорил вовсе не о том, что ожидалось, а сразу – о человеческом умении удивляться, подхватывать, открывать. И радоваться, наслаждаться своим открытием.
Он начал с истории одной командировки Симона Львовича, тогда журналиста «Комсомольской правды», с того, как в Барнаульской филармонии он случайно обнаружил гениальную пианистку. Обнаружил Веру Августовну Лотар-Шевченко и открыл ее всему миру. Нам была предложена видеозапись, где сам Соловейчик рассказывает об этом. Волнуясь, взахлеб – о том, что он представлял и что услышал. Как пианистка «бросилась так играть, что стул подкосился», как она “взбивала” звуки над клавишами в высоких нотах» и какое это было «душу увлекающее» исполнение. И музыка ее, переписанная со старенькой пластинки «Кругозора», звучала для нас.
И кто-то, возможно, удивился: это же не про педагогику! Так и есть: дело не в том, в каких областях совершаются открытия, а в самой способности открывать. Настоящее – это никогда не предметная специализация.
Выступавшие следом утверждали нас в этой мысли.
Николай Крыщук, писатель, автор газеты «Первое сентября». Он познакомился с Соловейчиком подростком на коммунарских сборах 60–70-х.
«Соловейчик умел заражаться другим, у него был дар сосредоточенного внимания на другом – отсюда чутье на талант. И он поддерживал всех, кто встречался на его пути и жил не так, как живут другие. «Присмотритесь и сделайте, что можете», – он помогал и тем, кому помочь невозможно. Бесперспективным – помогал. И потому умел увидеть ценность в том, мимо чего все проходили…»
Андрей Русаков, составитель новой книги избранных статей Симона Соловейчика «Непрописные истины воспитания», говорил о ней как о ста прологах к великой «Педагогике для всех». Почему они были необходимы? Потому что мысль о том, что воспитывают всей полнотой жизни, а не приемами, далеко не очевидна. Ее еще надо было обосновать, а для этого – поставить под вопрос те прописные истины, которые у воспитателей в ходу. И сделать это очень подробно и целостно – как раз в формате одной статьи на тему. На это ушли годы, но из этих статей и выросла педагогика Соловейчика, педагогика для всех: а вы знаете, что в процессе воспитания человек преображается? Буквально: «Когда человек живет в расчете на детей, он невольно изменяется изнутри».

Послушать и поговорить о самых главных книгах Соловейчика можно было в нескольких аудиториях на выбор участника. «Читали» везде разное.

«Час ученичества» с Александром Адамским. Это был голос из прекрасного для педагогики времени восьмидесятых – того невиданного и неповторимого ренессанса педагогической мысли: «Вся правда того, что делал Соловейчик, была в том, что он знал не только то, что учитель говорит и делает, но и то, какой стоит за этим контекст, что он говорил и делал до того, как это сказал». То есть Соловейчик учил коллег журналистско-педагогического сообщества 80-х видеть учительские ситуации не в их сиюминутности, а исходя из больших масштабов; избегать поверхностных выводов. Но и сегодня слишком много в педагогических отношениях «правильного и бессмысленного». Того, что внутренне не обосновано, не прожито, – из этого никогда не вырастет ничего живого. Хоть простые нормы и условия учителям предложи, хоть золотые, а без внутренней работы каждого ничего не изменится.
Александр Изотович приводил в пример Соловейчика, который, не выезжая из страны, смог так точно реконструировать педагогику Песталоцци, что сотрудники музея в Швейцарии, где ведущий недавно побывал, не могли поверить, что такое возможно без изучения архивов. Но возможно. Если человек всецело включен в то, чем в данный момент занимается.

«Педагогика для всех» – с Сергеем Лебедевым. Ведущий, заместитель главного редактора газеты «Первое сентября», рассказывал о тех внутренних открытиях, которые ему довелось пережить, читая самую известную книгу Соловейчика «Педагогика для всех», книгу о том, как, из чего возникает воспитание. И вот главный парадокс: Соловейчик начинает книгу с утверждения, что «воспитание есть научение свободе», а это такой смысловой переворот – свободного можно воспитать только в его свободе, – что вся книга и строится как развертывание этого парадокса.
Тут можно было подпрыгнуть на месте, потому что как раз в перерыве одна учительница советовала другой, покупавшей эту книгу: «Ее хвалят, но очень уж тут общо, смотрите, например: «Каждую минуту и всей душой желайте им счастья сейчас и в будущем – этого достаточно» – красиво, конечно, но в школе ведь конкретные задачи, им еще нужно аттестат получить и ЕГЭ сдать».
Только в том-то и дело, что на «им нужно», «они должны» – на одних посягательствах – педагогику не построишь. Да и Соловейчика не прочтешь, как следовало из разговора в аудитории.

«Учение с увлечением» – с Александром Лобком. Об этой книге ведущий говорил как о еще недооцененном шедевре педагогической литературы: «Сам ход – построить книгу на журнальной переписке с детьми – уникален». И дело не в том, что реальные, невыдуманные дети рассказывают ему, как они пробуют учиться с удовольствием и что у них из этого получается, – не в содержании дело. А в том, что не надо изобретать ребенка, чтобы получить воспитательный эффект. Педагогика вообще бывает только на два голоса, на два нефальшивых, разных, самостоятельных голоса.
«Фундаментальная вера Соловейчика во внутренние ресурсы ребенка и общение с ним в залоге возможного принесли фантастические плоды», – считает Александр Лобок, и не без оснований. Тысячи взрослых успешных людей сегодня вспоминают, как они, будучи подростками семидесятых, старались жить и учиться «по книге» у далекого своего учителя. И это прекрасные воспоминания. Но ведь это и перспективы педагогики дистантного образования…

«Пушкинские проповеди» с Еленой Галицких и Сергеем Волковым. На мастер-класс пришли учителя, не удовлетворенные прагматизмом и утилитаризмом современного образования. Человек, ребенок тем более – всегда «духовной жаждою томим». Только вот как разговаривать с детьми о высоком и не выглядеть смешным? Как подняться над размеренностью будней и не впасть в высокопарность? Тонкие вопросы. Потому-то и любят многие педагоги эту небольшую книжку Соловейчика, называют ее настольной. Образцы педагогической интерпретации пушкинских строк Соловейчиком – это и уровень, и тон. Участникам мастер-класса предлагалось написать собственное эссе по поводу стихов русских поэтов – желающие писали, читали, другие слушали.
Искренность, рассказывал Сергей Волков, авторская точность не в соблюдении фактов. Человек включен в культуру не тогда, когда он «точно знает», а когда на ходу переживает ее перипетии: «Вот вы детей послушайте». И русскую классику, конечно, читайте.
Педагогику Соловейчик выводил в том числе из языка и ощущал ее напоенной поэзией языка.

Мы снова собрались в Большом зале. В программе значилось: воспоминания друзей и коллег Симона Соловейчика, встречу ведет Нина Аллахвердова.

В перекрестье судеб. Наверное, все, кто собрался в зале, не только друзья и коллеги, принесли в сердце добрые слова Соловейчику. А зал был полон. Но вышло так, что первым взял слово народный артист России Геннадий Печников и заговорил о том, как они с Симоном Львовичем работали над постановкой пьесы «Печальный однолюб» в Центральном детском театре. И поскольку события вокруг пьесы развивались не менее драматично, чем ее сюжет, это стоило рассказа. А потом к микрофону вышел прототип Лунева, главного героя пьесы, знаменитый учитель Виктор Федорович Шаталов. Он говорил, а время уже поджимало, и люди тянули руки: хочу сказать. Пришлось коротко.
Про моральную поддержку, которую сегодня учитель может найти только в книгах Соловейчика, а больше нигде; про личную переписку с Соловейчиком-редактором, когда вопрос учителя шел почтой, а ответ приходил на газетной полосе; про открытие себя через одну его фразу, самую простую реплику…
Ольга Николаевна Степанькова, учитель: «Я ехала сюда 30 часов, а сейчас боюсь сфальшивить, говоря о нем».
В руках у многих его книги – не только что купленные, а свои, родные, с которыми уже крепко сжились. Или старая газета с его статьей, почему-то очень дорогой. И даже папку с вырезками из газет можно было увидеть. Всё о нем.

Не всё сказалось, выразилось. Но было видно: «Мой Соловейчик» – тема не надуманная.

2 октября

В этот день Александру Наумовичу Тубельскому, легендарному директору Школы самоопределения, исполнилось бы 70 лет. Директору директорского сообщества страны, как его еще называют.
День начался с фильма о детях и учителях его школы – он открылся его голосом, его мыслью, его неповторимой улыбкой. Потом говорили о Тубельском те, кто шел с ним рядом: Юлия Грицай, Маргарита Головина, Ефим Штейнберг, Татьяна Ковалева, Александр Адамский, Алексей Мойсенко, выпускники школы. В личных воспоминаниях – портрет Тубельского-педагога: его запас доверия, его терпение, готовность к игре и риску.
«Взять «на себя» каждого ребенка – тут без веры никак» – и рассказ о трудном мальчике, с которым ничего не получалось и который целыми днями просто сидел у него в кабинете.
«Кто не боится, тот двигается» – и суждение о том, что на новом витке бюрократизации школы у Тубельского уже не было сил заново переломить эту ситуацию: «Он это понимал и оставил это нам» (Маргарита Головина, директор детского сада Школы самоопределения).
Высокая нота. Словно стремясь удержать ее, Артем Соловейчик сделал переход: «У детей жизнь всегда «сейчас», и другого шанса не будет. Важно, чтобы учитель стоял за детей в любом деле, даже таком незначительном будто бы, как проведение контрольной» – и на сцене появились артисты, исполняющие роли в пьесе Соловейчика «Печальный однолюб».
Николай Скорик, заслуженный артист РФ, режиссер МХАТа, все сделал предельно просто: никаких мизансцен, актеры сидят на стульях и читают по ролям, отчего слово работает сильнее, само становится театром. Люди слушали, затаив дыхание: переломить учителя, конечно, легко, все приемы налицо – но и трудно, если в нем есть ценностные установки. И только с виду кажется, что с системой лучше не связываться. Лучше – связываться. И этот вздох, который летел по залу, – не о том ли, что «и пропал учитель» не значит «потерял место», это нечто худшее.

Под общей темой «Проверка временем. Школьная публицистика Симона Соловейчика: взгляд из 90-х в 2000-е» начались «круглые столы».

«Мировоззрение, цели и ценности». С педагогами разговаривал Александр Лобок, доктор психологических наук. Определившись с тем, что мировоззрение человека – это то, что «работает» в нем на самых глубинных уровнях и на «раз-два-три» не распознается, ведущий заговорил о загадке ценностной системы учителя. На поверхности (на словах) ее не обнаружить. Далее речь пошла об искусстве комментировать практику учителя: «Когда человек в разговоре о его работе себя узнает, слышит себя, вы помогли ему распознать себя. Сам учитель это делать не может и не должен. Есть огромное количество моментов, которые держат урок учителя и о которых не знают ни он, ни коллеги, ни эксперты». Вот что надо слышать учителю, а не то, что он слышит обычно: вы пойдите переучитесь и станете тем-то».
Школу внимательного вглядывания в учителя нам оставил Соловейчик. Нелишне напомнить: до того момента, как он написал статьи о знаменитых учителях, они знаменитыми не были.0

«Знание и достоинство». Ведущий разговора – доктор педагогических наук Сергей Поляков. Ему, конечно, не позавидуешь, потому что он взялся за тему, которая волновала Соловейчика так, как никакая другая: можно ли научить всех детей, никак не ущемляя их достоинства.
В поисках положительного ответа Симон Львович и обнаруживал людей, идеи, методы – обдумывал и описывал любой опыт, если он работал на сохранение самоуважения в ребенке, приобретающем знания в обычной школе.
А по разговорам в зале видно: дело не сильно сдвинулось. «Гуманисты» отдельно, «знаньевики» отдельно, их «в одну упряжку впрячь не можно». Однако и позиция Соловейчика педагогами удерживается. В копилку опыта – их суждения о роли образовательной среды. Не только доброжелательная атмосфера, но и предоставление разных возможностей для осуществления образовательных проб – люди, ситуации, места. Это хоть какое-то спасение от беспощадного учителя, который из-за невыполненного д/з относится к ученику так, словно тот расстрелял по меньшей мере двух человек. Второе: это ведь и вопрос ремесла. Надо все время искать баланс. Держать равновесие, чтобы не рухнуть в одномерность и в одностильность.

«Дайте детям другую жизнь». Директор лицея «Ковчег-ХХI» Рустам Курбатов определил ход разговора сразу: «Что надо сделать, чтобы ученик стал думать не за оценку? И договоримся: кого это волнует, тот и говорит».
Проблема «пониженной мотивации», конечно, бич школы. Дети ничего не делают. И педагоги сообща стали искать «антикризисные меры». Во-первых, надо сделать так, чтобы дети видели результат своего труда, чтобы хотели его улучшать. Во-вторых, пятибалльная система больше не срабатывает. Что еще можно придумать? И по каким индикаторам можно фиксировать изменения к лучшему? Участники оживились: глаза, улыбки. Появился азарт, пошел разговор.
То есть стоит только людей (что уж говорить о детях) вытащить из привычной колеи, из рутины, как «другая жизнь» начинается. Самая нормальная, с опорой на активность, с вектором на улучшение жизни.

«Спасите школу от утопий». Дмитрий Иванов заведует лабораторией экспертизы качества образовательного процесса московского Центра качества образования, а сегодня ведет с педагогами разговор о ценностях школы. Вот он говорит про идеальные мыслительные конструкции, миражи и фантазии и вдруг спрашивает: «А нужны ли школе идеалы?» – «А кто их знает».
Учительский ответ выжидательный. Но самого-то учителя без идеалов быть не может – это хоть по Соловейчику, хоть по жизни. Потому-то и встает учитель и говорит: «Утопия – думать, что сегодня ученик учится и воспитывается в школе». И нам понятно: говорит он сейчас из области своих идеальных представлений о школе. Он мечтает о школе, которая полезна ребенку, стремится к ней и страдает, что в сегодняшней школе все наперекосяк.
А хранителей идеала «школа – дом для ребенка» на чтениях встретилось немало. Как-то оно в масштабах всей страны?

Такой вот длинный получился у нас «час ученичества», никак не наговоримся. В фойе, на крыльце, в буфете:
– Я очень долго, уже будучи учителем, был уверен, что страх – основа совести. Я так долго считал, пока не попал на какое-то мероприятие и не услышал Соловейчика. Езжу теперь сюда каждый год.
– Вся практика школы держится не на уважении, а на страхе. Но сама я чувствовала и вела себя по-другому, и у меня возникали сомнения: а не испорчу ли я детей своим отношением? Чтения все сомнения разрешили в мою пользу.
– Тут такое настроение… Активное.
Разговоры в залах:
– А будет ли свободен учитель? Мы как крепостные.
Словно кто-то придет и даст волю. Не придет, не даст. Но штука в том, что несвободный учитель отторгается детьми, и психологически дети не с ним, не в школе. Одно из двух: или энергия самоосвобождения, или участь социальной пешки.
Был и добрый знак: на этих чтениях очень много методистов, управленцев из регионов. Они выступали: «Если учитель сможет объяснить руководителю, зачем и почему он делает то-то и то-то, ни один руководитель не будет ему препятствовать, потому что руководитель заинтересован в сильных учителях, продвигающих работу вперед».
Хорошо бы, только учителя улыбались: массовая практика совсем другая: «Все мерки старые, сами управленцы старые, они требуют, чтобы было и по-новому, и по-старому одновременно».
О том, что за руководителей образования власти уже взялись, нам говорил Александр Адамский, но дело, конечно, не в возрасте. Не такой уж юный человек Шалва Александрович Амонашвили, а его урок на сцене опять прошел с аншлагом.
Это было заключительное событие юбилейных Соловейчиковских чтений. Зал аплодировал мудрости педагога:
– Возмущенный учитель, раздраженный человек недопустим в классе. Один шар, как на бильярде, разбрасывает всех, всех заражает раздражением. Не получится ничего достойного у раздраженного учителя. Так пусть же, дорогие мои, будет в сердце вашем чистота!
Пусть будет.
Пусть Шалва Александрович стоит на мостике сцены, пусть будет полным восхищенный зал – и все мы снова соберемся под портретом Симона Львовича Соловейчика в Московском Доме учителя на следующих чтениях!