КУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ

Точка отсчета для новой жизни

Начинать «новую жизнь» с понедельника, с первого числа, с Нового года – одна из устоявшихся привычек современного человека. Те, кто учится или, наоборот, преподает, обычно начинают ее по другому календарю – с очередной четверти или следующего семестра. Но чаще всего, конечно, с первого дня учебного года. А когда, как у нас, он совпадает с первым числом первого месяца осени, тут просто сам Бог велел. Покупаются новые ежедневники и дневники, разлиновываются расписания, даются обещания и клятвы самим себе. А дальше – уж кого на сколько хватит. В конце концов, не получится с одной «новой жизнью» – никогда не поздно начать другую. Уверенность в этом продиктована нам культурой, к которой мы принадлежим. В ней за каждым из нас закреплено право начать жить совсем по-другому исключительно по собственному желанию. То есть право на независимое формирование своего «я».

Правила на все обстоятельства

«Я достал лист бумаги и прежде всего хотел приняться за расписание обязанностей и занятий на следующий год. Надо было разлиновать бумагу. Но так как линейки у меня не нашлось, я употребил для этого латинский лексикон. Кроме того что, проведя пером вдоль лексикона и потом отодвинув его, оказалось, что вместо черты я сделал продолговатую лужу чернил, – лексикон не хватал на всю бумагу, и черта загнулась по его мягкому углу. Я взял другую бумагу и, передвигая лексикон, разлиновал кое-как. Разделив свои обязанности на три рода: на обязанности к самому себе, к ближним и к Богу, я начал писать первые, но их оказалось так много и столько родов и подразделений, что надо было прежде написать «Правила жизни», а потом уже приняться за расписание. Я взял шесть листов бумаги, сшил тетрадь и написал сверху «Правила жизни». Эти два слова были написаны так криво и неровно, что я долго думал: не переписать ли? и долго мучался, глядя на разорванное расписание и это уродливое заглавие. Зачем все так прекрасно, ясно у меня в душе и так безобразно выходит на бумаге и вообще в жизни, когда я хочу применить к ней что-нибудь из того, что я думаю?..»
Так пытается начать жить по-новому шестнадцатилетний Николенька Иртеньев в трилогии Толстого «Детство. Отрочество. Юность». Правда, совсем скоро тетрадка с «правилами жизни» окажется среди черновиков. Но само желание «составить себе правила на все обстоятельства жизни и всегда руководиться ими» останется. Причем исполнение его будет переноситься и переноситься на какое-то вполне конкретное и одновременно расплывчатое «потом». С обязательными душевными терзаниями по поводу клякс на бумаге и ошибок в жизни.

Потому что я так хочу

Но, собственно, почему у Николеньки так естественно возникает необходимость применять свои мысли к собственной жизни, желание изменять себя по своему усмотрению и в определенное время? И почему он так уверен в том, что это нужно делать?
Николенька здесь – всего лишь пример. Или, как учили раньше в школе, тип. Обобщение всех нас, которые дают себе обещания с первого бросить курить, а с пятнадцатого сесть на диету, а со следующего первого выучить иностранный язык. И вообще с завтрашнего дня стать добрее, красивее, мудрее, сильнее – здесь уж кому что важней. Причем абсолютное большинство стремятся начать «новую жизнь», несмотря на то, что «старая» была вполне сносной и даже не слишком однообразной. И это еще одна причина задуматься над тем, что этот ритуал повседневной культуры откуда-то взялся и существует не просто так.
Речь вовсе не идет о стремлении к самосовершенствованию, которое, по мнению наиболее идеалистически настроенных мыслителей, заложено в самой человеческой природе. И представление о том, что человеку свойственно изменяться под влиянием обстоятельств, составляет основу ценностной шкалы всякой культуры. Все это само собой разумеется. Но нечто совершенно иное – сказать самому себе: завтра я стану другим, потому что я так хочу (не Бог, не общество, не природная необходимость), и это в моих силах, а если не получится, в этом только моя вина, да и ничто мне не помешает попытаться еще раз… Такое состояние духа с точки зрения истории культуры – достаточно молодое. Ему всего-то лет пятьсот–шестьсот.

Время выскочек

По мнению Стивена Гринблатта, американского культуролога и литературоведа, в европейской культуре именно «в начале Нового времени произошла перемена в тех интеллектуальных, социальных, психических и эстетических структурах, которые управляют порождением личности»: усилилось «осознание того, что формирование человеческой личности – это управляемый, искусственный процесс». Или, как поясняет Гринблатт, «новое значение получила действенная сила воли».
Здесь, конечно, можно возразить, что уж чего-чего, а проявлений силы воли хватало и в Средние века – тут и монашеский аскетизм, и духовные подвиги, и рыцарская этика. И все-таки это была другая воля, которую подпитывал диктат надличностного – упование на Бога, который поддержит и даст сил, или на устав ордена, который невозможно нарушить под страхом позора. А чтобы пережить чувство обновления и начать очередной отрезок жизни сначала, средневековому человеку было достаточно пойти на исповедь. Покаявшись в грехах, он всякий раз «обнулял» жизненный счет.
Разница была в том, что новая жизнь начиналась через таинство. Духовные усилия чудесным образом вознаграждались свыше. Разумеется, выше была и мера ответственности за нерешительность, трусость или неудачу. Отчитываться полагалось или перед Богом, или перед обществом.
Действенная сила воли, о которой говорит Стивен Гринблатт, в шестнадцатом веке получает свой новый смысл потому, что она реализуется в жизни тех, от кого никакой внешней или внутренней отчетности не требовалось. От кого никто вообще ничего не ждал. Но, работая над книгой «Формирование “я” в эпоху Ренессанса: от Мора до Шекспира», Гринблатт заметил одно общее сходство в биографиях самых значительных английских писателей шестнадцатого века: все они были выскочками: «Мор, сын лондонского юриста, становится рыцарем, спикером палаты общин, канцлером герцогства Ланкастерского, экономом Кембриджского университета и, наконец, лордом-канцлером Англии, наперсником Генриха VIII; Спенсер, сын небогатого вольного ремесленника Торговой компании Тэйлора, становится состоятельным колониальным землевладельцем, о котором в королевских документах говорится: «джентльмен, проживающий в графстве Корк»; Марло, сын башмачника и приходского писца при церкви Св. Марии, Кентербери, получает степени в Кембриджском университете, – подъем, конечно, более скромный, но все же подъем; Шекспир, сын перчаточника, способен на закате своей карьеры приобрести для своего отца герб и купить второй по величине дом в Стратфорде».
В данном случае понятно, почему автор не упоминает главного – литературных заслуг. Он говорит о ступеньках социальной лестницы, которые никак не связаны ни с искусством, ни с литературными дарованиями. Но то, что главные идеи эпохи, ее главные слова были сформулированы и высказаны людьми, перескочившими через несколько ступенек социальной лестницы, должно было наложить отпечаток на смысл сказанного.
Новое время действительно оказалось таковым, потому что воздух эпохи, ее ценности, ее вкус и цвет формировали люди, не побоявшиеся начать и прожить новую жизнь. Новую – означало совершенно другую по отношению к тому, что им было предписано общественным порядком.
Здесь важно еще и то, что изменились форма и направление отчетности. Выскочка подотчетен только самому себе и сам с себя спрашивает. Окружающими его устремления оцениваются исключительно негативно.
Но постепенно все стали привыкать к тому, что цели можно ставить перед самими собой и самостоятельно, что можно самому себе устанавливать планку, а потом с увлечением ее преодолевать. В общем, человек постепенно стал превращаться в главного хозяина всех своих жизней – и старых, и новых.

Смени обои, гардероб, прическу

Понятно, что за пятьсот лет существования всякая великая идея успевает выгореть, пообтрепаться, разменяться на мелкую монету. С идеей действенной силы воли, титанического рывка из всяческих луз и ниш произошло то же самое. Свой расцвет она пережила в восемнадцатом столетии. Это было время просвещения, воспитания и самовоспитания, время новых выскочек – Руссо и Франклина. Последующий век оказался еще более рациональным в подходе к формированию «я», чем Век Разума.
«Будь верен своему слову. Ежели ты начал какое бы то ни было дело, то не бросай его, не окончив», – пишет самому себе другой юноша, чуть постарше Николеньки Иртеньева, только не вымышленный, а реально существовавший. И тут же добавляет следующий пункт правил «новой жизни» за март–май 1847 года: «Имей всегда таблицу, в которой бы были определены все самые мелочные обстоятельства твоей жизни, даже сколько трубок курить в день». О том, как он чертил эти свои таблицы, нам известно из его художественной автобиографии. В этих мелочных обстоятельствах юный Толстой чрезвычайно дотошен и серьезен, не меньше, чем в высоких жизненных установках: план ежедневных дел и занятий советует самому себе учить наизусть. Это для развития памяти. Для того же еще следует учить наизусть стихи на плохо знакомом языке.
«Ежели ты что-нибудь делаешь, то напрягай все свои телесные способности на тот предмет, который ты делаешь. Ежели же переменяется твой образ жизни, то переменяй и эти правила».
Правила и правда будут многократно меняться с течением времени. Надо же, удивится посетитель популярного форума, на котором выложены эти материалы к биографии великого писателя, мы его книги в школе изучали, а он такой… Подтекст: подсчитывал количество выкуренных трубок и учил наизусть содержимое ежедневника… И постоянно ругал себя за невыполнение этих дурацких правил.
Сегодня действительно вряд ли кто-то пишет для себя такие развернутые планы «новой жизни». И требования к ней куда более мягкие. «С завтрашнего дня начну бегать». «С этого семестра подтяну английский».
Можно набрать «начать новую жизнь» в любом поисковике, и в первую очередь выскочит реклама: «Хочешь начать новую жизнь? – Смени обои!» Варианты – смени гардероб, прическу. Поменяй мебель, наконец. Во вторую – напомнят о себе сайты, посвященные прикладной психологии: «Не можешь изменить обстоятельства – измени свое отношение к ним», «Как начать новую жизнь после развода» и так далее.
Но это все чужие правила чужой жизни. А «новую жизнь» каждый начинает исключительно свою и сам перед собой отвечает за успех начинаний. И едва ли не каждый испытывает угрызения совести за то, что в очередной раз не получилось или отложилось на завтра. «Я опять как будто забыл, – сокрушается Николенька Иртеньев по поводу своих прекрасных «Правил», – что это нужно было делать сейчас же, и все откладывал до какого-то времени».
Но сама возможность начала собственного этапа жизни никуда не исчезает. Начала, которое человек определяет сам.