УЧИТЕЛЬСКИЙ ДНЕВНИК
Дорога, по которой ведешь своих учеников
Ты должен понимать, что на этой дороге не всегда возможна повторная встреча
Среди многих примет начала учебного года есть для учителя и такая: вдруг начинают звонить бывшие ученики. Поздравляют, желают, благодарят.
Предлагают встретиться –
им хочется вспомнить школу, класс, освежить былое
хотя бы в разговорах.
Потому что школа никогда
не кончается.
Она то уменьшается,
то вырастает в каждом человеке,
и часто это не календарные,
а какие-то внутренние круги жизни. Вдруг вспомнилось.
Вдруг захотелось прийти.
Вдруг пробило на слезу.
И бывает, чем старше
становится человек,
тем чаще вспоминает свои школьные годы, воскрешает
образ любимого учителя.
Второе, что подталкивает
к воспоминаниям, – собственные дети-школьники.
Все кажется, что раньше
(«вот нас») учили лучше, отношения были надежнее,
а учителя – интереснее.
И не важно, что тут правда,
а что – миф, главное,
в людях жив образ идеального ученичества, счастливого детства, хорошей школы.
Без этой идеализации
немыслимо переступить порог школы не только ученику,
но и учителю, ведь школа –
страна надежд.
А учитель – фиксирует он это
или нет – человек, обремененный множеством ожиданий.
Детских, родительских –
в первую очередь.
Но, к сожалению, работать
«на детей» учителю становится
все труднее.
Все больше сил и времени современный учитель отдает обслуживанию требований руководителей образования.
И тут впору задуматься:
а вспомнят ли нас нынешние ученики через 20–30 лет? Позвонят ли?
Скажут ли нам полновесное искреннее спасибо,
не на парадной линейке перед видеокамерой произнесенное?
Потому что кто поспорит:
во что вкладываешься,
то и любишь; когда любишь,
тогда и получаешь отдачу.
Они звонят: сначала по телефону,
потом в дверь
Проходит время, и для обиды на бывшего ученика не остается ощущения близости, для радости – собственного участия, для интереса – памяти.
И мы приятно удивляемся, когда вдруг они позвонят, бывшие ученики, когда-то близкие люди. Ныне они взрослые, как с ними себя вести?
Отменить прогулку или просмотр футбола по телевизору, прибрать специально в квартире, купить выпивки и закуски, или что-то к чаю, или вообще не суетиться?
Может быть, просто не встречаться: сослаться на здоровье или какую-то дурную занятость, попросить позвонить на следующей неделе – наверняка еще на один подвиг их не хватит. Что я им, в конце концов, Мария Ивановна какая-нибудь?
И для чего они придут? Что, собственно, им надо? На меня посмотреть, себя показать, похвалиться, поплакаться, посоветоваться (не дай бог!), поспорить, упрекнуть? Или просто пообщаться: кто-то вспомнил (самый организованный, любопытный, сердечный, смелый), и захотелось. А может быть, и не забывали вовсе?
Собственно, это не важно. Постричься, что ли? Интересно, принесут цветы или что-то оригинально-приятное? Или самое банальное: бутылочку-две чего-нибудь, ветчины, сыра, яблок, хлеба и торт?
Ладно, здорово, конечно, что они придут. Постараюсь побольше их послушать и не загружать собой. Пусть будет все легко и весело, как раньше, сразу после школы, на наших «арбузниках» или «под пиццу».
…Проходит время, но мы все помним. Проходит время, и они звонят: сначала по телефону, потом в вашу дверь. И ничего не меняется.
Кому это надо
Очень часто дети оказываются необязательными, инертными, равнодушными к нашим мероприятиям. Вроде это интересно, исключительно для их пользы, нередко ими же задумано или предложено. А они скучны, ленивы, сидят с постными недовольными физиономиями.
«Да что ж это, – восклицает учитель, – мне что, больше всех надо?»
Немного остыв, подумав, он ответит достаточно уверенно: «Мне, конечно, потому что я понимаю, для чего это все делается, потому что я вообще больше их понимаю и потому что это просто моя работа и я должен делать ее добросовестно». Еще подумав, скажет: и мне, и им, только в разной степени и в разное время. Сегодня, конечно, мне. А завтра, естественно, им, для них и делается.
Так-то оно так, если бы не одна закавыка, о которую часто спотыкаешься. Закавыку эту принято называть «мотив». Не тот легкий мотивчик, что мы насвистываем, а тот глубинный, скрытый, молчаливый, что залег на дне, но посылает вполне отчетливые импульсы-команды, обязательные к исполнению. Вот он: мы вообще – для чего? Воспитание наше – для кого?
Без честного ответа самому себе, без постоянной проверки и контроля этого ответа («зеркальце, скажи, да всю правду...») такие вопросики будут постоянно воспаляться: «Да сколько, в конце концов, можно?», «До какой поры?», «Кому это больше надо?»
Нам! Нам! Нам!
Для них! Для них! Для них!
Кажется, все впустую
Мало кто любит, когда к нему относятся сугубо потребительски. А среди детей порой находятся ученики-вампиры, выцеживающие из нас все соки, а затем равнодушно отворачивающиеся.
Разумеется, учитель готов делиться всем, что у него есть, но он никогда не смирится с пренебрежением, с которым нас, открывшихся в работе и полностью выложившихся, отталкивают от себя. Нам не жалко ни потраченных сил, ни знаний, ни оказанной помощи. Но обидно сознавать, что не в того человека вложились, работали впустую, если не во вред. Ибо кто не способен быть благодарным, кто так по-лакейски жестоко предает оказавшихся, на их взгляд, исчерпанными учителей, друзей, близких, – не может употребить все накопленное, «высосанное» во благо ни себе, ни людям.
Переживая боль разочарования и обиды, горькие минуты стыда и раздражения, учитель начинает бояться быть щедрым. Появляется осторожность, даже недоверие, желание заручиться гарантиями на будущее, обязательствами, порой очень смешными.
Но как только учитель закрылся от боли разочарования, начал защищаться от детей – он перестает быть учителем.
Болезненная мнительность разрастается до таких размеров, что человек начинает даже терять привычное чувство юмора, видеть двусмысленности, и намеки, и порочные намерения там, где их и в помине нет. Он превентивно атакует и, пожалуй, добивается нежелаемой цели: теперь его ученики, ничего не понимая, обижаются или просто отходят в сторону на безопасное расстояние. Им невдомек, что происходит. Они не чувствуют за собой никакой вины, хотя наиболее совестливые могут начать искать причину нашей обиды в собственных поступках.
А причина внутри самого учителя. Прочно поселившийся страх получить плевок в душу.
Без ложного величия
Бывает, хочется позвонить кому-либо из бывших учеников. Соскучился. И знаешь, что он первый не позвонит. Многие не могут даже при хороших отношениях позвонить вам просто так, ищут повод. Люди «не хотят навязываться». Боимся навязываться и мы, учителя, хотя скорее всего нашему звонку обрадуются. Но панически страшно наткнуться на кусочек вечной мерзлоты, и мы не решаемся.
Что можно на это сказать? Глупо! Во-первых, к холодности мы уже готовы и сможем быстро пережить. Как говорит знакомый психолог, это «обидная необида»: небеспочвенно, но вполне предсказуемо, объяснимо и преодолимо.
Во-вторых, вспоминается рассказ Александра Грина. Любящий жених, отлучившись из комнаты невесты на несколько минут из-за волнения, вдруг обнаружил, что отсутствует уже долго; пока он переживал, время шло, и он, совсем растерявшись, не зная, как будет объяснять свое долгое отсутствие, убегает совсем.
Кто из нас не испытывал этот комплекс, когда страх объясниться парализует волю и обращает в бегство. А уж «из-под коряги» выбраться еще сложнее.
Итак, все дело в страхе.
Мы ведем себя с учениками как боги, а обижаемся на детей как раз за то, что они, действительно видя в нас покровителей, надеются в том числе и на божественную мудрость и не помышляют об инициативе. Тем более не догадываются о наших невротических комплексах.
В общем, гордость не лучшее учительское украшение. К тому же не полагается по штатному расписанию. Освобождайтесь от лишних тяжестей, ошибочно принимаемых за жреческие символы. С ними, возможно, уйдут искусственные страхи. А взамен мы приобретем свободу и вернем детей, которых сами же оттолкнули.
Пространство для разбега
Кто сказал, что учителя всего лишь ретрансляторы знаний и, в худшем случае, бациллоносители просвещения? Неправда. Очень часто даже не самым инициативным из них приходится играть роль куда более ответственную.
Учитель сильно влияет на ребенка, «недоразвитого человека», как говорили о детях в эпоху Возрождения. Он неотменимо стоит на пути каждого – обязательная отметка, промежуточный финиш, верстовой столб посередине дороги, который непросто объехать. И хотя немало учителей остаются в воспоминаниях детей всего лишь легкой, приятной или неприятной деталью ранней жизни, некоторые застревают как кость в горле. Есть другие учителя, они «проявляются», когда все плохо, нужен совет, необходимо укрепить дух. И это не редкость: люди мысленно разговаривают с бывшими учителями, спорят, извиняются, хвалятся, отчитываются.
Учителя, как самозванцы, занимают в душе ребенка не свое, но царственное место. Властители, вершители судеб – порой против своей воли, порой по недоразумению.
Но как же часто учитель серьезно сомневается в себе, в своем праве стать важным обстоятельством в жизни воспитанника, быть притягательным образцом, запечатлеться в душе, раствориться в помыслах и проявиться в поступках! И вот он мечется между гордыней праведника, тщеславием победителя, честолюбием мудреца, смирением слуги… выматывающий, опустошающий выбор.
Хотя все куда как просто: надо всего лишь знать особенности дороги, по которой ведешь, и, может быть, только рукой махнуть в сторону распутья.