РЕПОРТАЖ

Ульяновский прецедент

Летом, как известно, в регионах вершатся планы оптимизации сети: ликвидируются школы, увольняются люди, переводятся дети, перевозится мебель. Одни директора хватаются за голову: «Школа не резиновая» – и вспоминают, как составлять расписание
на двухсменку, а другие – за сердце: «Закрыли! Незаслуженно, жестоко». Можно относиться к процессам оптимизации как к стихийному бедствию и терпеть, чертыхаясь и приспосабливаясь, а можно вести себя иначе, исходя из того, что драматические ситуации не с неба падают, а создаются людьми, их можно и должно регулировать.
По второму пути пошли учителя Ульяновской школы № 7. Они привлекли к своей проблеме внимание общественности, власти – и не только сами остались в своей школе, но спасли еще две из пяти приговоренных к закрытию. Как им удалось это сделать? Почему история получила беспрецедентную огласку? Что открылось на обсуждениях, которые проводил в Ульяновске профильный комитет Общественной палаты РФ? Об этом – глазами очевидца.

 

«Оптимизация – правильное дело»

В этом априорно уверены все, а члены профильного комитета Общественной палаты РФ и губернатор Ульяновской области Сергей Морозов тем более. Очевидно же: «Образование у нас – самая неэффективная трата бюджетных средств». Школ должно быть меньше, число детей на одного учителя больше, а малокомлектные школы вообще не должны существовать. Так что когда школы в стране ликвидируются тысячами, это будто бы правильно. Особенно с приговоркой: «Приводим в соответствие систему образования с потребностями населения».
Обычное дело: жесткие непопулярные меры подаются под социально-гуманитарным соусом: «Таким образом мы поднимаем качество и доступность образования». Но то ли ульяновские чиновники образования мало этого соуса добавили, то ли вообще решили обойтись без него, но документы по ликвидации школы № 7 составили небрежно, предъявили их с нарушением сроков – сработали топорно во всех отношениях. Руководитель управления образования, ее заместитель и бухгалтер приехали в школу, заставляли директора подписать приказ о ликвидации школы, требовали ключи и печать.
Но директор Ирина Маллямова ничего не подписала и не отдала, она пошла к юристу. Так что в то время как руководители образования при помощи МЧС, а те – при помощи пилы-болгарки срезали с дверей замки, изымали документы и выносили из школы личные дела учащихся (чтобы разнести их по адресам, ведь школы больше нет), законная администрация школы и родители по всем правилам оформили акцию гражданского неповиновения и начали бессрочную голодовку. На стадионе школы, под палящими лучами солнца и пристальным вниманием милиции, журналистов и сочувствующих.
Если кратко – 36 человек голодали 8 дней, двое госпитализированы; прокуратура признала документы по ликвидации не соответствующими законодательству РФ, губернатор взялся решать проблему лично.
 
«У этих учителей в душе нет ничего педагогического»

Школу отстояли, директора восстановили. Случай, конечно, исключительный, но тем он и подчеркивает правила, по которым образование живет на самом деле. И первое из них: слово начальника – закон. Отправная точка для многих из услышанных в Ульяновске суждений.
Например, эта фраза: «У них (у воспротивившихся. – Ред.) в душе нет ничего педагогического» – сформулирована губернатором области Сергеем Морозовым. То есть пример неподчинения руководителям – плохой пример. Хороший – безропотно исполнять любые требования. Так педагогично.
Учитель как главный проводник политики государства мыслится не только губернатором. Директора нескольких школ Ульяновска, подписавшие документ в осуждение голодающих, на совещании в Законодательном собрании говорили то же самое: «Мы поддерживаем правильную политику нашего министерства и осуждаем директора 7-й школы, которая не умеет работать с коллективом учителей и родителей. Люди – ведомые, и вести их надо в нужном для государства направлении».
Что сказать: неприятная отрыжка сталинизма, но отмахнуться от нее нельзя, потому как случай не частный. «Карманные» директора – массовка при руководителе, беспечально сообщающем комиссии по поводу инцидента: «Мы все сделали правильно. По факту закрытия школ нам ставят в вину формализм, но ведь это хорошо: у нас все по форме. Мы не первый год закрываем школы, были, конечно, волнения, но без эксцессов. Никто не садился на газоны. Просто попались корыстные люди. А сознательные директора идут к нам сами: оптимизируйте нас, пожалуйста!» (Людмила Соломенко, руководитель управления образования Ульяновска)
Как ни парадоксально, но о том, что люди не кубики, которые можно переставлять наобум, что ученики не только единицы бюджетного финансирования, собранию напомнил председатель комиссии Общественной палаты РФ, ректор ГУ-ВШЭ Ярослав Кузьминов. Увы, чиновники на местах, оказывается, еще большие бюрократы, чем федеральные. А рассчитывали – будет наоборот.

«Чиновники, не знающие закона, все опошлили»

Это тоже слова губернатора, хотя именно неуклонное следование главному правилу – «делай что говорят» – как раз и сводит на нет любые инициативы, делает неэффективными любые вложения. Потому что те, кто слушает, что им говорят, законов не читают, в приказы не вникают, составление документов кому-то поручают. Сами думать не умеют. Об этом, кстати, говорили и члены Общественной палаты РФ: «Как удалось выяснить, большинство руководителей на местах даже не открывают документы, которые им предстоит внедрять».
В частности Людмила Соломенко удивилась, когда заместитель директора Департамента государственной политики в образовании Мария Гончар пояснила, что отказ учителя от аттестации не повод отстранения его от работы, что и в новой редакции аттестация – дело добровольное. Но у руководителя образования другие источники: «То ли Путин, то ли Медведев выступали по телевизору про отстранение».
Министр образования области Екатерина Уба тоже была несколько шокирована, когда услышала от специалистов, что оценка работы школ по результатам ЕГЭ – это порочная практика. Как же так? «Мы по каждому предмету считаем и сравниваем средний балл по стране, по области, по муниципалитетам, по школам и видим, что качество в объединенных школах выросло». О некорректном обращении со статистическими данными говорить сейчас не будем, но заметим: «считать» – это запрос администрации, которой иные способы оценки работы ОУ попросту неизвестны. Но нам-то зачем «сдавать» профессионализм, отрекаться от всего педагогического?
Любовь Духанина, член комиссии Общественной палаты РФ по развитию образования, говорила: «ЕГЭ не может быть главным показателем, и как профессионалы мы должны это понимать». Ей вторил Ярослав Кузьминов: «Опасная ошибка – оценивать школу по результатам ЕГЭ. Во-первых, не всегда успехи детей зависят от школы. Во-вторых, общее образование мы обязаны обеспечить каждому, в том числе проблемному ребенку, которого семья не поддерживает».
Местные чиновники недоверчиво качали головами: что такое компетентное мнение, что – здравый смысл, если есть «нам сказано» от ближайшего начальника. Кстати, именно параметр «результаты ЕГЭ ниже, чем по региону» – оказался в Ульяновске критерием № 1 при закрытии школ. Удобный инструмент дискриминации!
А если в школе коррекционные классы? А если школа в социально неблагополучном районе? «Чиновники все опошлили». Педагоги склонили голову. Но заговорили родители. На собрании в школе № 7 довелось услышать: «Не нужно мне ваше «качественное образование» в вашей «хорошей» школе. Чтобы моего ребенка там заклевали? Да, он слабо учится, но здесь ему уютно, и он чувствует себя человеком».
Аргумент совершенно новый. Не то жаль, что закрывается единственная школа в микрорайоне, а дорога в другую небезопасна; не то плохо, что детям предстоит пережить стресс новичка, – другое открылось: «Мы люди простые, в вузы не собираемся, и пусть наши дети учатся и растут без нервотрепки».

«Халявы не будет!»

Только ведь все в один голос: не может существовать в городе школа численностью чуть более 200 человек. В идеологии нормативно-подушевого финансирования – не может. По нормативу ей ежемесячно не хватает 30 000 рублей на зарплату учителям, хотя бы на базовую часть. И поскольку базовая часть учителю гарантирована законом, управление изымает средства у крупных школ. Те шумят – их «объедают лентяи». Но «лентяям» за четыре года по смете не перечислили ни копейки, а продвинутым школам и по 35 миллионов отваливали. Порочный круг: школу закрывают, потому что мало детей, а детей в школу не ведут, потому что несколько лет подряд говорят о ее закрытии. Хотя на самом деле школа открыта с утра до вечера, работает без выходных, и чего только здесь для детей и жителей микрорайона не проводится. Хотя реально ее закрытие даст экономии всего лишь полтора миллиона бюджетных рублей.
Ярослав Кузьминов интересовался, нет ли у руководителей других ресурсов поддержки нерентабельных школ, кроме их ликвидации: оставаться в таком положении, как сейчас, нельзя. Не создать ли, например, Фонд выравнивания – ввести его отдельной статьей и за счет него распределять деньги? И не хотят ли власти перенять зарубежный опыт и ежегодно оказывать финансовую поддержку 20% слабейших школ?
Реакция губернатора была мгновенной: «Халяву поддерживать будем? Ну нет!» Вникать же в то, что это делается не «так просто», а с заменой менеджеров ОУ, изучением проблем и анализом предложений по улучшению положения, он не стал. И ведь никто, кроме педагогического сообщества, не станет.
А где оно? Те представители общественности, которые были собраны в Законодательном собрании, чтобы клеймить бунтовщиков из 7-й школы, мыслят синхронно с властью.
Они выступали: «Чтобы школу не закрывали, надо работать. Писать документы на президентский грант. Участвовать в КПМО. Собирать портфолио. Поддерживать конкурс «Учитель года». Готовить победителей конкурсов и олимпиад. Занимать призовые места в соревнованиях. Всячески поднимать свой рейтинг. А они этого не делают. Не хотят работать!»
Ошеломительно, конечно, но лучшего примера того, как нас научили понимать педагогическую работу, не найти. В этой логике думать про детей, стараться для них, собирать их вокруг себя по поводу интересных дел или просто так – это, конечно, удел бездельников.
Проговорка, кстати, не единственная. В разговоре с родительской общественностью речь зашла о ШУСах и их роли в развитии школы – и прозвучало бесхитростное: «Для того они и нужны, чтобы не упустить родителей со средствами и возможностями». И так было: «А какие у вас критерии выявления лучших?» – «Разработанные». – «Например, какие?» – «Я же говорю – разработанные коллегиально. С нами бухгалтер заседает». Все, разговор в тупике. Так и шло: на любой конкретный вопрос – отчет, заученный ответ. Слова эксперта «я о другом спрашиваю» ничего не меняли.
Но нетрудно заметить, что отцы-образцы современного образования – это бухгалтера, экономисты и чиновники. При том что ляпы у них на каждом шагу. Например, слова Ярослава Кузьминова о том, что перераспределение средств между школами нарушает сам принцип нормативно-подушевого финансирования и этого делать ни в коем случае нельзя, очень удивили собрание.

«Все проводится для того, чтобы ничего не проводить»

Это примечательное высказывание все из того же золотого запаса поговорок губернатора Ульяновской области Сергея Морозова.
В самом деле, оказавшись у здания непокорившейся школы № 7, напротив вы увидите давно пустующий детский сад, неподалеку – разрушающееся здание бывшей телефонной станции, а чуть правее – брошенную стройку, несостоявшийся стадион. Удобно: нет учреждения – нет проблем. «Плодят руины», – комментирует мои наблюдения жительница микрорайона Наталья. Ее сын, инвалид, недавно закончил 7-ю школу: «Другую бы не закончил, а теперь он у нас учится в вузе. Дистантно». Она рада, что школа в этом году пустовать не будет.
Поднять «из руин» социально неблагополучных, вытянуть коррекционных, обеспечить досуг безнадзорным – сегодня за право делать это педагогам приходится бороться. «Коррекционные классы и должны быть маленькими, разве нет?» – завуч Надежда Селиверстова словно оправдывается. У нее в руках данные о «выровненных» за период начальной школы детях, о снятых диагнозах. Рассказывают об успешной сдаче ЕГЭ одним мальчиком (в прошлом безнадежный аутист, всю начальную школу под партой просидел), и вот – «Математика четыре!»
Здорово, конечно, только вот почему эти достойные люди, профессионалы, снова и снова оправдываются, пытаются соответствовать магистральной линии, в то время как саму эту линию следовало бы поставить под сомнение. Все эти формы, у которых нет содержания, выдуманные нормы, за которыми не стоят никакие ценности. Ну не деньги же, в самом деле, – ценность.
Ярослав Кузьминов: «У нас масса проблем, но без общественной активности, без одергивания государства, которое иначе никогда не научится говорить и считаться с народом, ничего не будет, не будет и государства».

«Нужны неудобные власти люди»

И это изречение – тоже из Ульяновска. Оказывается, там такие люди есть, их много: общественные движения, правозащитники, независимые журналисты. Учительская голодовка без них, конечно, задохнулась бы, как, например, голодовки педагогов Астрахани или Алтайского края – о выполнении их требований ничего не слышно.
Тут правозащитники сразу подали иск в суд о признании документов по ликвидации школ недействительными. Ответчик – мэрия. Вслед пошли иски от родителей – десятками. И стоило только копнуть: нарушены права ребенка согласно ст.3 «Конвенции о правах ребенка» – первоочередное внимание уделять интересам ребенка; нарушена ст.12 той же конвенции, которая предоставляет ребенку право на свободное выражение своего мнения по вопросам, затрагивающим его интересы. О том же говорится и в ст.57 Семейного кодекса РФ. Нарушена и ст.24 Конституции России, поскольку граждан ставят перед фактом, вместо того чтобы ознакомить их с документами и материалами, непосредственно затрагивающими их права, и дать возможность оспорить принятые решения в установленном законом порядке. Нарушены требования п.2 ст.50 ФЗ «Об образовании».
И еще: «Прокуратура считает, что заключение по результатам экспертной оценки, принятое по каждому из этих образовательных учреждений, не соответствует требованиям закона, поскольку не содержит каких-либо выводов о последствиях ликвидации школ для социального обслуживания несовершеннолетних: экспертная комиссия не рассматривала вопрос о соблюдении в результате «оптимизации» учреждений образования санитарно-эпидемиологических правил и нормативов, соответствующая информация в органах Роспотребнадзора даже не запрашивалась».
Но тут напрашивается вопрос: может быть, все – во всей стране – документы на ликвидацию школ незаконны? Я задаю этот вопрос руководителю ульяновской правозащитной организации Игорю Корнилову и слышу: «Конечно. Ни один здравомыслящий человек не может сомневаться в том, что реформирование образования – процесс антиконституционный и антигосударственный. Если, например, исходить из критериев оптимизации системы образования (детей мало, содержание школ дорого обходится и пр.), то Россию как государство нужно срочно оптимизировать. Более 90% регионов дотационные, существенная часть территории малонаселенная. Площади государства используются неэффективно и нерационально, субвенций на население не напасешься – у страны нет будущего, нет права на существование – всех уволим. И кто, скажите, при таком отношении будет развиваться? Такая политика – самая настоящая диверсия».

«Различайте, что хочется и что может быть»

Этот совет оставил ульяновским чиновникам Ярослав Кузьминов. Сам же он увидел проблему так: «Мы рассматриваем исключение, а не правило. Ситуацию, когда коллектив борется за то, чтобы сохранить школу как точку роста, а норматив не позволяет такой школе существовать».
То есть вот в этом конкретном случае проявить понимание, а в целом – продолжать оптимизировать, но следить за тем, чтобы документы были составлены без нарушений законодательства.
Предостерег он также от неверных методов ведения диалога: загонять в угол оппонента – плохой пример эксцессивного поведения. Любопытно, что в этой части разговора все собравшиеся согласно кивнули: каждая сторона посчитала, что ее противника все-таки осудили.
Но в целом ожидание определенных решений и раздачи всем сестрам по серьгам удовлетворено не было. «Вот вы, – спрашивала меня после совещания директор школы, – вы же осуждаете 7-ю школу?» – «Что вы, поддерживаем всей душой, жмем руку». – «Как? Такая справедливая газета «Первое сентября» и поддерживаете? Не может быть».
...Все мы любим справедливость в фильме, книге, газетном очерке. Нам не чужды размышления о чести и достоинстве вообще. Однако мы страшно раздражаемся, когда видим рядом малейшую попытку сопротивления несправедливости, хоть какое-то стремление к изменению порочной практики. Что уж говорить о собственных усилиях и рисках. Нет и нет. Повседневно и добросовестно трудимся мы для укрепления общей тюрьмы.