СИМОН СОЛОВЕЙЧИК. СТАТЬИ ДЛЯ СВОЕЙ ГАЗЕТЫ
Что нам делать с большими детьми?
Конвейер фальшивых
монет
Принятую в мире систему образования можно считать системой оказания услуг: белье стирают, больных лечат, детей учат. Это все услуги, которые могут быть дешевле или дороже, более высокого качества или более низкого. В системе услуг возможны безграничные улучшения.
Нашу же школу можно уподобить предприятию, которое будто бы выдает развитие и знания.
Но тогда возникает вопрос: действительно ли дает? И все запутывается.
Те, кто сегодня хвалит недавнюю нашу систему обязательного среднего образования, формально правы: ну конечно же десяти-одиннадцатилетнее обязательное образование лучше восьмилетнего. Кто же может спорить? Каждый дополнительный год в школе – это подарок ребенку от судьбы, от жизни, от государства (если образование бесплатное). Но психология типа «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным», психология, которая буквально пронизывает все наше общественное сознание, на самом деле очень опасна. Конечно же лучше быть здоровым, чем больным, но все дело в том, как этого достичь.
Несмотря на все усилия огромного количества замечательных учителей, старшая школа превратилась в этакую фабрику фальшивомонетчиков, фальшиводипломников.
Великое множество лучших учителей уходили из школы, потому что не хотели ставить ложные отметки и участвовать в обмане, не хотели предавать свою профессию.
Никто: ни богатые министерства, ни академия, ни просто какие-нибудь выдающиеся ученые – никто не выдвинул ни одной идеи, которая могла бы реально переменить положение. Вспомним, что чем больше распространялось так называемое всеобщее среднее образование, тем больше появлялось в стране репетиторов, тем дороже становилась цена за репетиторский урок, потому что школа давала образования все меньше и меньше.
Посмотрите, вон они ходят толпами, выпускники этих средних школ, без света в глазах; можно ли догадаться, что они десять лет учились в школе, решали сложнейшие задачи из тригонометрии, писали сочинения о «Войне и мире» – словом, учились.
Все верно – в современных условиях прекрасное образование совершенно необходимо каждому человеку, а действенная образовательная система определяет настоящее и будущее страны. Все это очевидно.
Но остается открытым главный вопрос: как? Как это сделать? И это вопрос не только денег, но и образовательной идеологии.
Да, школе нужны деньги. Деньгами во многом определяется, идут ли в учителя самые талантливые люди. С каким настроением идет учитель на урок. В каких классах учатся дети. Какие у них учебники и пособия. Но есть по крайней мере еще две проблемы, которые определяют результат образования.
Первая. Насколько ценно образование в глазах людей, насколько сильна потребность в школе?
Вторая. На что нацелены школы? Что считать результатом учения?
С первой из этих проблем школа и учителя практически ничего не могут сделать. Она решается не школой, а обществом.
Вторая же проблема почти целиком зависит от образовательных структур, от людей, которые стоят во главе образования, от педагогической общественности – от учителей, директоров, управленцев всех степеней.
Отстойник
или теплица?
Когда-то в 20–30-е годы была выработана сложная система охраны больших детей – подростков. Предприятия под угрозой штрафа обязаны были брать на работу до пяти процентов подростков. Позже была создана огромная сеть профессионально-технического образования. Не можешь учиться в старшей школе – иди в ПТУ.
…Большие дети должны учиться. С такой же настойчивостью, с какой когда-то воевали за начальное образование, должны мы теперь добиваться образования для больших детей. Разница лишь в том, что на начальной стадии образование может быть одинаковым для всех. Его простые цели – общее развитие, умение писать, читать, считать, первое приобщение к культуре.
Образование для больших детей не может быть одинаковым. Хотя бы потому, что на этой стадии развития решающую роль начинают играть способности к учению, а они неодинаковы.
Значит, должна быть преобразована, перенацелена и быстро расширена сеть самых разных образовательных учреждений с профессиональным уклоном, это понятно.
Но менее понятно обществу другое. Значит, и школа должна становиться какой-то новой, у нее должны изменяться цели.
Страшно сказать, но, может быть, школа должна стать такой, чтобы какая-то часть детей, не способных для учения и еще не обнаруживших своего профессионального призвания, оставалась в школе, несмотря на то, что эти дети не получат аттестатов.
Во многих странах мира лучшей считается та школа, из которой дети не ушли до конца 10–12 классов. Еще раз: школу измеряют не аттестатами, а процентом тех детей, которых она смогла удержать в своих стенах, то есть спасла. Потому что многим большим детям иногда нужно просто переждать это критическое время от 15 до 18 лет.
Эта цель может показаться дикой: как? Школа не для обучения, а для какого-то пережидания? Школа-отстойник?
Обидное «отстойник» – это если считать прежними мерками, если видеть школу как фабрику аттестатов. Но это обидное слово становится бессмысленным, если понимать, что школа – для сохранения жизни детей любой ценой. Что школу можно сравнить и с теплицей, в которой в особых, щадящих условиях сохраняется нравственное здоровье детей. Сохраняется жизнь. Сохраняется будущее.
Сейчас о проблеме больших детей пишут в основном так: мол, если их выбросить на улицу, то возрастет преступность. Это правда. Возрастет. Но нет ли в этом рассуждении одного только эгоистического стремления охранить себя от преступности? Станут дети преступниками или не станут, мы должны думать и о них, а не только о себе.
Мы должны сохранить им жизнь и нравственное здоровье.
Мальчик,
который всегда в пути
Но какой же должна быть эта школа, если она не учит в старом смысле слова, то есть не ведет прямой и ровной дорогой к аттестату, и в то же время большие дети не бросают ее, а продолжают учиться? Что это за учение? Для чего? Чему? Какое?
Сегодня школа похожа на тренировочный лагерь для скалолазов. Все вместе карабкаются на высоченную скалу; кто не долез – тот упал и разбился.
Может ли школа быть более щадящей?
Сегодня учитель в старших классах практически не может вести уроки, если его ученики не собираются получать аттестат и поступать в институты, то есть если у них нет точной цели, обозначенной документом.
Может ли школа учить всех и притом не разделяя, не обижая детей, не унижая их достоинства, но с разными результатами? Другими словами, может ли среднее образование быть всеобщим, но без фальши? Повторим, что механическое возвращение к прошлому невозможно. Значит, надо понять, что движение к школе, которая учит всех, но открыто признает, что научить всех она не может, – это движение вперед, а не назад, это движение от единообразия к разнообразию.
Вот, может быть, главное слово – «разнообразие». Единообразная школа для больших детей получалась относительно просто: один вид образования, одни программы, единые отметки, одинаковые судьбы.
Некоторые горюют об этом времени, а для приличия называют его «единым образовательным пространством». Из доклада в доклад кочует несчастный мальчик, родители которого захотели переехать в другой город или, того хуже, в близлежащую страну. Что он будет делать, бедный? Как он будет учиться в школе с непривычными программами? Ради этого-то мальчика и вводятся стандарты и заставляют всех других мальчиков и девочек учиться единообразно.
Но не слишком ли велика жертва этому гипотетическому переезжающему мальчику? Стоит ли всем детям мучиться ради него? Похоже, что этими ужасными с виду историями прикрывают страх перед разнообразием. Ведь разнообразное неуправляемо. Неудобно для управления. Разнообразие предполагает неожиданную инициативу.
Однообразная школа оценивается легко. Она или совпадает с государственным эталоном, или не совпадает. Совпадает – отличная школа, не совпадает – сменить директора. Разнообразные школы оценивать очень трудно, потому что нет единого критерия. Управление становится трудным. Управленец – ненужным.
Где же выход?
…Должны быть какие-то другие предметы, другие программы, другие книги. А главное, должно быть другим поведение учителя в классе. Нам предстоит научиться спокойно работать в классе, в котором собраны дети не только разных способностей, но и с разными жизненными целями – вот что самое трудное.
Давайте думать о такой школе, в которой большие дети чувствовали бы себя хорошо, не заглядываясь на аттестат. Чтобы не приходилось их силой заталкивать в школу. Чтобы последние годы учебы были в высшей степени полезны для всех – и для тех, кто собирается поступать в институт, и для тех, кто не собирается.
Бесплатно,
но для избранных
Но как же тогда будет с высшим образованием? Не получится ли, что институту негде будет взять подготовленных для высшего образования студентов?
...Не стоит слишком бояться будущих проблем. Будем бороться с неприятностями по мере их возникновения. Уже сегодня вузовские преподаватели хватаются за голову, получая массу малообразованных студентов. В то же время должна смениться, наверное, и концепция высшего образования. Сейчас на высшее образование смотрят только как на кузницу кадров. На самом деле и институт может давать образование для человека, а не только для профессии.
…Чтобы выпускникам школ легче было продолжать образование, американцы сделали открытие, которое они сами считают одним из крупнейших социальных открытий века, – двухлетний колледж. Он дает дальнейшее развитие, он дает начатки профессии, он дает более широкую ориентацию в мире. А главное – он все-таки учит больших детей в ту пору их жизни, когда они только входят во вкус учения.
Нет, мы вовсе не хотим сказать, что где-то за морем есть идеал и надо скопировать, мы вовсе не призываем подражать. Но это, как говорится, факты для размышления. Может быть, хватит нам говорить о гуманной, гуманистической и гуманитарной школе. Может быть, пора подумать о школе, которая будет более человечной, более доброй к большим детям, перестанет выбрасывать их на улицу за ненадобностью.
И уж во всяком случае все, кто хочет перейти из девятого в десятый, должны иметь такую возможность – все без единого исключения.
Не исключайте детей из школы!
«ПС», № 82, 1993 г.