«Среди детей со схожей судьбой»
Родительские записки из больничной палаты
Как маме троих маленьких детей
мне порой приходится лежать
с ними в больницах. Да, чего только не насмотришься. Болезни и тяготы стационарной жизни не оставляют шансов для радости. Но нет, дети есть дети: разные, самобытные, интересные…
С нами в палате живет девочка Оля одиннадцати лет. Чрезвычайно самостоятельная. Но главное – у нее есть увлечение. Весь альбом у нее в мелких рисунках, очень детально проработанных. Портреты, иллюстрации к показу моделей одежды, что-то типа комиксов. Выглядит просто потрясающе. Такие естественные позы у нарисованных людей. Спрашиваю у нее:
– Ты где-то учишься рисовать? Ходишь в художественную школу?
– Нет, я хожу в музыкальную.
– А где же ты училась рисовать?
– Нигде.
Думаю: бывают же одаренные люди! Видимо, музыкальным талантом она наделена еще более сильным, раз родители решили обратить внимание на него. Но приходит мама и сожалеет, что дочь не упражняется, упускает время перед зачетом в музыкальной школе. Оля морщится и прячет альбом.
* * *
Девочки Лена и Женя шушукаются и хихикают, обсуждая новенького мальчика, недавно поступившего на лечение. Лене почти четырнадцать, подруге одиннадцать, но благодаря своему темпераменту и вполне оформившемуся интересу к противоположному полу она кажется ровесницей.
У Лены очень красивое лицо. Светло-зеленые пастельные глаза в густых черных ресницах и темные блестящие волосы. Но она страдает редким системным заболеванием, проявляющимся на коже. Так что природную ее красоту заметить очень сложно. Девочка уверена, что скоро поправится. Я ободряюще киваю головой, придавив предательскую мысль о том, что эта болезнь на сегодняшний день считается неизлечимой…
В подростковом возрасте ребенок страшно переживает из-за своей внешности. Я знаю чудесных девочек, считающих себя уродинами и мучающихся комплексом неполноценности. Даже страшно представить, какие мысли в голове у Лены. Но – чудо – мои опасения напрасны. Девочка нанесла на лицо какое-то невозможное количество тонального крема и блеска для губ, расчесалась и в лучших традициях жанра отправилась «по своим делам», всякий раз как бы невзначай проходя мимо симпатичного мальчика и одаривая его скопированными из американских мелодрам взглядами.
Такая щемящая нежность на сердце от созерцания флирта девочки, чья кожа никогда не будет гладкой и нежной, и прекрасного, как принц, мальчика с, увы, тоже неизлечимой «католической» лысиной на макушке.
Он пошел и надел реперскую шапочку.
* * *
Этот ребенок встретился нам в хирургическом отделении больницы. Единственная свободная кровать в семиместной палате недолго пустовала. Ее занял подросток в модной приталенной клетчатой рубахе и модных же штанах. Я не знаю, как правильно называется этот фасон, кажется, «аладдины», но скроены они так, как будто предполагается, что человек будет носить под ними памперс размера XXXL. Образ «продвинутого» парня завершала прическа с длинной, закрывающей глаза крашеной челкой.
«Только какого-нибудь эмо нам еще не хватало», – подумала я достаточно неприязненно. И с тем же чувством иcподтишка наблюдала за тем, как непринужденно ведет себя новенький, легко знакомясь со взрослыми мальчиками из палаты, как вежливо, но без лишнего пиетета общается с родителями малышей.
– Меня зовут Данила, – представился он, – а как зовут вашего сына? Я так люблю заниматься с маленькими, у меня есть младший брат, ему четыре года.
– Максимка! – ответил мой ребенок и тотчас полез к Дане на руки.
Такой талант в общении с мелюзгой встретишь нечасто и среди взрослых женщин, а тут пятнадцатилетний юноша! Порой мне самой было не справиться с капризами уставшего от больничной жизни сына. Но Данька решал эти проблемы «на ура». Он таскал Максимку на руках, щекотал, кормил с ложки супом и читал вслух сказки.
А я-то снова поймалась на стереотипы. Если у человека крашеная челка и серьга в ухе – он не обязательно наркоман, бездельник и пропащий человек.
* * *
Девятилетний Кирюша симпатичный, коммуникабельный и не слишком обременяющий себя условностями в общении. Одним словом, милашка. Но при раздаче пищи всякий раз просит добавочную котлету. А когда я делаю детям вечерний чай, всегда заказывает сладкий-сладкий, как сироп, заглядывая в лицо с умильным выражением Кота в сапогах из мультфильма про Шрэка.
Вчера мальчишки озорничали в коридоре, а бойкий Кирюха принялся хитрить с честными глазами. Я его пожурила с напускной строгостью и погладила по голове. И этот уже достаточно взрослый для телячьих нежностей парень тут же обнял меня, практически рефлекторно прижался щекой к животу. А потом заворковал слова оправдания. У меня самой тут же запершило в горле и засеребрилось в глазах. Соскучился парень по маме, подумала я. А вечером от медсестры узнала, что мальчишка детдомовский. Живы ли его родители или нет, я не знаю. Но этот чудный человечек, как и множество других, живет один в толпе детей со схожей судьбой в детском муниципальном учреждении.
* * *
Мою пятилетнюю дочь неожиданно сильно зацепил этот вопрос. Она спрашивала меня про детский дом, что это такое, почему там дети живут одни и как это – «сирота»? Я объяснила, как умела. Умела скорее всего плохо, потому что ребенок всполошился и пошел дальше: «Мама, а ты нас не отдашь в детский дом? Мама, а ты не умрешь? Мама, скажи, а когда ты умрешь?» В общем, забеспокоилась.
Мы пошли с ней гулять. Погода, особенно после недавних холодов, показалась просто волшебно теплой. Такого огромного количества пригодного для лепки снега я не видела со школьных лет. Пользуясь случаем, мы наваяли с дочерью огромную русалку с богатырскими грудями и совершенно необъятной попой. Если бы дева встала на кончик хвоста, боюсь, она стала бы ростом метра два с половиной. Восхищенные прохожие реагировали по-доброму. Некоторые даже фотографировались рядом с нашей Галатеей. Дочь ликовала.