Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №3/2010
Вторая тетрадь
Школьное дело

Кожурина Людмила

Образовательные деформации

Не пора ли оценить, как отражаются на школе непродуманные управленческие решения?

Так и живем: сегодня руководство поставило задачу – завтра мы обязаны доложить о выполнении. Главное, не мы одни. Президент, например, 5 февраля поручил Правительству РФ утвердить план первоочередных действий по модернизации образования, направленных на реализацию национальной образовательной инициативы «Наша новая школа», к 15 февраля. Да такой, чтобы на его основе регионы к 15 марта предъявили свой. То есть не успеешь подумать над вопросом, а уже сдавать. Не успеешь к одним руководящим мыслям привыкнуть, а уже надо другие встречать.

 

Без руля и без ветрил

Почти год обсуждали высокую инициативу о пользе/вреде появления в школе учителей-непедагогов, а на днях московские аттестующиеся учителя получили директиву: не имеющие педагогического образования претендовать на высшую категорию не могут. То есть люди, проработавшие в школе не один десяток лет и регулярно проходившие повышение квалификации как работники образования, объявляются не вполне учителями, потому что они закончили технический вуз или историко-архивный, к примеру. Потому что они специалисты высокого уровня.
Концы с концами не сходятся. Никогда и нигде.
Экономисты-эксперты диву даются: почему школы не хотят самостоятельности, ведь есть закон, есть методики, они что, не могут понять своей выгоды? Могут, но кто ж позволит! Директор школы из Башкортостана рассказывает: «У нас с каждым директором управление образования заключает трудовой договор на год. Он продлевается, если работа директора устраивает руководство». – «А нельзя обжаловать такую практику?» – «Наверное, можно, но тогда придется остаться без работы».
Далее: мы постоянно слышим о повышении квалификации управленческих кадров, это чуть ли не программа номер один, но стоит посмотреть вокруг, поговорить – всюду используется только один рычаг: взять за горло и надавить. Там, где еще постатейное финансирование, директор боится пойти в централизованную бухгалтерию и спросить, почему с сентября по февраль не перечислено ни копейки: «Разве мы можем их проверить, сразу испорченные отношения, а за мной школа».
Там, где подушевое, директор подневолен еще больше: ему не доверяют даже составление штатного расписания. Спрашиваешь: «Как же так?» – «А так. Далеки вы от народа. Миллион на год и не более, а в школе 1200 детей. Не платим ни за тетради, ни за кабинеты, ни за открытые уроки – ни за что».
Всюду твердят об оплате каждого шага творческого учителя, а он и привычных надбавок лишился.
Еще пример: есть 505-е Постановление о дополнительных образовательных услугах: школа имеет право их оказывать. Чем не документ? Но местные власти требуют от школы лицензию, и кто же такой враг себе и школе, чтобы что-то доказывать? Разумеется, никаких услуг, раз это не приветствуется.
А деньги откуда? Хотя бы на то, чтобы не мучить себя штрафами. Лицензия на противопожарную сигнализацию. Замена «неправильного» линолеума на правильный. Соскабливание масляной краски со всех стен и покраска водоэмульсионной. А приказ о снятии решеток с окон первого этажа такой же грозный, как и десять лет назад приказ об обрешечивании. – «Каких тогда денег это стоило!»
Постоянный поиск денег меняет ценностные ориентиры: вместо того чтобы использовать все наличные ресурсы для обеспечения высокого уровня образования, администрация заботится о финансовом выживании.

Значит, это кому-нибудь нужно

Да, что-то надо делать. Менять моральную, нравственную, этическую и политическую подоплеку управленческого ремесла. Исследовать правовые, экономические, финансовые и школоведческие последствия неподготовленных, недодуманных, ничем не обеспеченных решений.
Но нет, дом горит, а мы обсуждаем, куда подвесить новый скворечник.
Однако очевидное, как всегда, – невероятное. Рассказывает Николай Решетников, заведующий кафедрой управления образованием АПКиПРО: «Еще в 1991 году мы с коллегами разработали проекты поправок в законодательные акты, определяющие спектр санкций за нарушения норм Закона «Об образовании». Больше десяти лет мы их носили в Госдуму, в министерство, в Генеральную прокуратуру. Сколько сменилось за это время председателей и членов комитета, министров, их замов, я и не упомню. Ни одного это не заинтересовало. Пытался говорить о поправках с руководством Рособрнадзора, уже с пояснениями, что их Положения по аттестациям всех видов, лицензированию, аккредитации грубо нарушают права граждан, учреждений и т.п. Но там убедился, что принятие таких поправок для профессиональных контролеров от образования просто смерти подобно».
В залоге «попытаться» тема правовой культуры в школе звучала и на недавнем семинаре в ГУ-ВШЭ. Непонятно, что делать, потому как стоит начать переводить теорию в практику, возникает страшная путаница – одна норма отрицает другую. Законы пишутся явно не для людей: их не только понять – прочесть невозможно. Тем более – толковать и применять единообразно. Об этом говорили специалисты.
Марк Мусарский: «Понимание нормы права у руководителей образования на последнем месте. Нельзя издать приказ на пустом месте, можно – только опираясь на норму. Это директоров сильно удивляет». В самом деле, почему подчиненные не должны относиться к его приказам так же слепо, как он к распоряжениям руководства? Начальству виднее – вот и закон, и рычаг управления. «Я спрашиваю директора, – продолжает Марк Михайлович, – где это написано, что школам запрещено получать прибыль? Он отвечает: в брошюре Шкатулова, которую нам рекомендовали в управлении. Спрашиваю: кто такой Шкатулов, где? Вот же закон! Но это не убеждает».
Так что все это маниловщина: школа как субъект хозяйствования, учитель – автор рабочей программы, ученик – субъект своего образования. И новые аффирмации про деятельностный подход вряд ли помогут.

Новое слово

Школа за последние годы изменила свои функции и задачи. В основном она занята обслуживанием новых слов, созданием формулировок и живых картинок к ним.
На прошедшей недавно научно-практической конференции психологов образования, где подобных слов в разговорах про «Новую школу» прозвучало немало, доктор психологических наук Анатолий Журавлев не преминул напомнить: «Тренинги, тренинги! Психическое развитие нельзя подменить тренингом. Красивые слова не работники! Иначе – “в голове у нас короста, ведем мы тренинг личностного роста”».
Правда, на эти слова никто не обиделся: профессор из академии наук далек от нового дивного стиля школьной жизни. Вот тренинг ege_legko. По-русски это не напишешь, но тренинг готовит именно к экзамену по русскому языку. Суть. Вот вам девять вариантов вступлений к сочинению части С. Заучите! Вот вам двадцать пять вариантов зачинов для ответа на вопрос о проблеме: «Автор полемически заостряет тему (передает глубину проблемы, раскрывает сущность, заставляет читателя обратиться, пытается найти причины, говорит с тревогой, открыто заявляет…) – выбери подходящее. Что касается самой проблемы, возможны варианты: сложная, злободневная, острая, глубокая, наболевшая – и еще 20 разновидностей.
Нет слов. Тем более спросить автора и не рассердить его было трудно. Вопрос к автору: «Почему примером для эпитета (а в тренинге есть авторский словарь терминов) у вас служит «отговорила роща золотая березовым веселым языком»? Ответ (раздраженно): «Потому что прилагательные указывают на признак, значит, это эпитеты». Конечно, с филологической точки зрения это неверно, но, по словам автора, ее система дает 100%-ный успех. И не верить нет оснований: меньше понимаешь – лучше сдашь.
О том, что оценить знания чрезвычайно сложно, а тестами просто невозможно, говорила на той же конференции Лилия Кузнецова, психолог, автор учебников химии: «Выбран самый тупиковый путь: оценивать знания по умениям. Формальное умение – это алгоритм, мышление же понятийно, понятия устроены сложно. Понятийная система формируется годами, очень медленно». В том, что любой профан может правильно ответить на вопрос из ЕГЭ по химии, убедились все: «ребус» аудитория отгадала быстро и правильно, не имея представления ни о том, что это за соединение, ни какие у него свойства. И что это за «объективная оценка»?

В зеркалах

Когда в конце декабря обсуждался анализ результатов ЕГЭ-2009, проведенный ФИПИ, главным достижением было названо это: «Мы установили систему зеркал, инфраструктуру, без которой страна не может жить» (экономист Ирина Абанкина). О качестве зеркал ни слова, но тем не менее:
Аналитик из США Марк Зельман: «Заметно, что никого не волнует, достигнуты ли результаты ЕГЭ системой образования. Тот факт, что лицеи и гимназии показывают более высокие результаты, может свидетельствовать не о качестве работы педагогов (и системы в целом), а об обеспеченности родителей, оплачивающих подготовку вне школы. Институт репетиторства в анализе не учитывался никак».
Бывший министр Владимир Филиппов: «В советское время нам это и в страшном сне не могло присниться: 25% выпускников школ не осваивают базовый уровень. А уж эти данные: 38% учителей, сдававших ЕГЭ в одном из районов Нижегородской области, не набирают минимального балла – просто невероятные».
Главный идеолог ЕГЭ Виктор Болотов: «К сожалению, существующая административная практика интерпретации результатов сводится лишь к манипулированию средними баллами и выстраиванию соответствующих рейтингов. Этот подход не только ошибочен, но и может привести к неверным административным решениям, породить стремление школьных, муниципальных и региональных властей добиться повышения среднего балла любой ценой».
Понятно, что каждый специалист имеет собственную оптику, каждый подходит со своим зеркалом, но увидеть весь пейзаж под названием «ЕГЭ и общество» целиком – это уже никому не по силам. Так и говорилось: «Что нам с этим делать?»
На днях в РАО прошло совещание, посвященное введению стандартов в начальной школе. Приятно слышать: «Есть примерные программы по учебным предметам, на их основе учитель должен делать свои рабочие программы» (Игорь Реморенко). То есть не программа впереди, а потребности ребенка и педагога; программа – средство, а не цель. Очень хорошо. Только на практике все это пустое: какой стандарт, какие программы, «Новые школы», если есть ЕГЭ, ГИА, тестирование в начальной школе и оценка школ и учителей по результатам детей?
Организованная именно таким образом, наша система образования идет вниз и только вниз на каждой развилке. Вот данные по регрессии интеллектуальной составляющей в заданиях ЕГЭ по математике и физике: в 2004-м – 25% , в 2007 – 13%, в 2009 – 5%. Остальное – умения и навыки. И пока школы трудятся над графиками «положительной динамики», средний балл по ЕГЭ монотонно уменьшается.
И непонятно, как нам «растрендить этот печальный тренд», говоря новым, приятным для чиновников языком.

Рейтинг@Mail.ru