ЛИНИЯ ЖИЗНИ

Вспышка, свет, тени

К тому времени из большого спорта – вольная борьба – я уже ушел, повыступал в боях без правил. Сначала было ничего, но потом понял: не по мне это. Лет-то уже сколько, а выгляжу как? Нос сломан во всех местах и повернут во все стороны сразу. Уши – посмотрите на мои уши, – кто только эти уши не отрывал! А брови, а нижняя губа – посчитать можно, сколько раз доктор сшивал хорошо и сколько раз – на скорую руку.
Тогда занялся я всерьез фотографией, и потихоньку мои снимки стали продаваться – спортивные, борьба особенно, я-то чувствовал момент и заранее знал, как кадр взять.
Однажды на каком-то интернет-форуме увидел фотографию: черно-белая, но достаточно четкая, новогодний утренник в школе. Снимок слабенький, любительский, а повесили его, подумал я, ради прикола: дети вокруг елки держатся за руки, все в маскарадных костюмах, а в центре кадра мальчик и девочка – оба зайчики, а за руки не держатся, девочка даже спрятала руку за спину. Сердитая, губу закусила, смотрит исподлобья. А мальчик и того пуще, вид самый зверский. Очень злые зайцы получились, хоть и беленькие, с ушками.
И тут я вспоминаю, что меня тоже в начальной школе на утренник зайчиком наряжали. И как я от этого бесился, я хотел быть рыцарем, а бабушка – бабушка меня растила одна – у кого-то из знакомых этот бэушный костюм выпросила для меня. И с какой же ненавистью я в эту заячью шкуру влезал! Костюм тут же кое-где по швам и разошелся. Ни топнуть, ни хлопнуть, ни присесть. Стыдно мне было и противно.
Пригляделся к фотографии… да это же я и есть! Достал старый альбом. Этой фотографии там не было, но другие не вызывали сомнений: мальчик с челкой – я!
«Дружок, – говорю ему, – не сердись, все пройдет».
А что пройдет? Что? Тут до меня дошло, что это моя жизнь прошла. Ладно моя, его жизнь, этого человечка с челкой! Пожил, походил в чемпионах-мордоворотах, умел на кнопку фотоаппарата нажимать, помер, похоронен, скучать по нему некому.
Однако любопытство! Любопытство печаль преодолело: кто же эту фотографию повесил и кто эта сердитая заинька рядом со мной? Что-то во мне защемило.
Стал я на форуме интересоваться, чья это фотография, кто повесил, откуда взял. Молчание. Снимок-то сам по себе неинтересный, профессионалу не о чем говорить. Неделя прошла, я рукой уже махнул, и вдруг отвечают мне: «Не повесил, а повесила. Я та девочка на фотографии. А саму фотографию случайно нашла в интернете. Пыталась хозяина или автора фотографии отыскать, но никто не сознается. Может быть, вы и есть владелец снимка?»
Вот тебе и на, одноклассница нашлась, и живьем.
Отвечаю ей: «А я тот злой мальчик, что не хочет дать руку такой славной сердитой зайке. А вы почему сердились, вы, наверное, хотели быть принцессой?»
Отвечает: «Кем мечтала быть – не помню, но помню хорошо, что стояла и сердилась именно на того мальчика. Он не хотел давать мне руку, было очень обидно!»

* * *
Пишу ей: «Я исправился. Я беру вас за руку. Мне хорошо стоять у елки и держать за руку такую красивую девочку».
Она: «Что же, я прощаю и больше не сержусь. Но я была довольно нескладной, так что не льстите».
Я: «Это нескладность породистого щенка. Я же вижу, какая вы красивая». Это я написал, потому что правда вдруг увидел ее. Написал и спохватился: вдруг она подумает, что я идиот и просто болтаю или набиваюсь. Жду. От нее нет ответа. Минут десять прошло – нет.
Пишу ей: «Я не идиот, вижу вас такой, поэтому и сказал, что сказал».
А она: «Я и не думаю так. Но думаю, что мы засиделись. Я хотела попрощаться».
Это она десять минут думала, прежде чем тактично намекнуть мне, чтобы я отправлялся в открытый космос.
Но, может, все не так. Закипел чайник, и она пошла заваривать чай. Позвонили ей. Мало ли! Я немедленно отвечаю, чтобы как-то зацепиться: «А вы фотографируете?»
Отвечает: «Мыльницей». Слишком короткий ответ – сейчас она уйдет! Еще спросить. Что-нибудь нейтральное вроде погоды. Воспитанная женщина обязательно ответит.
Спрашиваю: «А кто вы по специальности?» – «Учительница музыки. Виолончель». – «Хороший инструмент. Звук внутренний, полный!»
Написал, отправил – и услышал, как она смеется. Так звонко смеется, так хорошо! И такой чистый молодой голос!
Тут же подумал, что схожу с ума: я уже вижу эту женщину, слышу. Ничего себе, может, и обоняю? Это я зря подумал. Я услышал запах. Запах, какой бывает поутру на лугу у реки, запах травы, когда ее начинает согревать солнце.
Приходит письмо: «Теперь я должна спросить о вашей профессии? Да?»
Она принимает мою игру и говорит мне: я принимаю твою игру, но помни, это игра, только игра. Надо принять ее стиль, но у меня не выходит – я слишком тяжел. Пытаюсь. Пишу ей: «Спортивный фотожурналист, фотограф попросту».
Ничего не соврал, а как будто соврал. Я не хочу играть с ней. Бывают же легкие люди, почему я такой тяжелый всегда, везде? Я думаю, что хорошо бы что-нибудь вдогонку сострить, но вместо этого пишу ей про все, про всю мою жизнь. Быстро пишу, отправляю. Спохватываюсь: зачем обрушивать на человека свою судьбу? Дурной тон. Да что тон, это просто нечестно! Сейчас замолчит, задумается.
Верно, пауза. Долгая.
Потом: «Вы пугающе искренни! Вместе с тем кокетничаете. Вот, говорите, посмотри, как незаурядна моя жизнь! Но при этом не обманываете и не обманываетесь, она, ваша жизнь, и в самом деле необыкновенна. В том, как вы ее понимаете, слышен некоторый надрыв, но и это – вы. А можно посмотреть ваши работы?»
Да, конечно, да! Вот ссылка. Вот тут у меня портфолио. Хорошо, что она сама попросила. Мне хотелось, чтобы она посмотрела мои снимки, и вот она рассматривает. И я вижу, как она рассматривает! На каждую есть досье: кем куплена, где выставлялась, какими призами отмечена.
Я хочу произвести на нее впечатление. Хочу понравиться – да, хочу. Я ей уже понравился, но из этого ничего не следует ни для нее, ни для меня. Все безотчетно, необъяснимо, как запах луговой травы.
Там есть мое имя! Мне хочется, чтобы она обратилась ко мне по имени. Она и обращается!
Пишет: «Я впечатлена. Это искусство!» Потом сообщает, что уходит из Cети на несколько дней, но вернется.
Уходит… оставайся со мной! Тонкая ниточка между нами мерцает, пульсирует, пульсирует, гаснет.

* * *
Однако надо возвращаться к делам, а что-то беспокоит, что-то не так. Зайчики, зайчики... фотография, связавшая нас, всплывает у меня перед глазами, и вдруг я понимаю: этот кадр невозможен. Тени! Неудивительно, что она не увидела. Удивительно, что я сразу не заметил. Фотография комбинированная, составлена из двух разных снимков. На двух ее половинах разные источники света. Интенсивность освещения выровнена, согласованы крупные тени, а мелкие – нет, у автора фотографии не хватило терпения.
Злой мальчик и обиженная девочка взяты с разных снимков. Кто-то увидел «прикол» в совмещении двух характеров и двух похожих ситуаций в одной сцене. Такая игровая картинка получилась. Фото-шутка.
Я точно знаю, когда был сделан снимок «на моей половине». Когда же на ее? Что может подсказать? Елка с ее стороны, она не наложена – это «родная» елка. Елочные игрушки! Некоторые из них хорошо видны. Рассматриваю вблизи.
Я ищу описания елочных игрушек, открываю каталоги стекольных заводов, музеев стекла. Время начала производства некоторых игрушек с этой елки, так называемых «небьющихся» граненых шаров – вот что может дать окончательное подтверждение моему предположению. Так и оказывается: ее снимок «моложе» моего лет на двадцать по крайней мере.
Что же теперь? Мне хочется посоветоваться с ней. Вообще не слишком ли многого мне захотелось? Я чувствую свое родство с ней. Слитость в одно наших жизней. Это нельзя отменить или забыть. Что со всем этим делать?
Я делаю глупость. Я пишу ей большое письмо – опять обо всем. Только о том, что наши судьбы склеены фотошопом, я не пишу. Потом. Сейчас не хочу. Да и какое это имеет значение, чем склеены!
Она никогда не отвечает сразу. Я жду. Странная женщина: так молода, и такая привычка вникать во все – в детали и в целое. На другой день: «Вы очень точны во всем. Это вызывает смешанные чувства». Ниже пишет о моих картинках. Она их не хвалит, не ругает, она переживает их, каждую, она видит в них приметы моей жизни и то, как жизнь переплавляется в образ и прием. Образ и прием превращаются в человека, моего героя, с которым я не знаком и хочу его узнать. Что-то в ее суждениях кажется мне неточным, что-то неверным, я отмечаю это, но это почти не важно, и я двигаюсь дальше, дышу вместе со словами ее письма.

* * *
То, что есть между нами, это не любовь, это то, из чего любовь возникает и куда возвращается. Не знаю, как это назвать. Она и пишет о том, что мы не знаем, как назвать. Я пробовал называть это родством. Это так, но что-то еще. Поэтому она не пишет о родстве, она пишет о чем-то еще… это вызывает смешанные чувства.
На следующий день она пишет опять: «Я не ожидала... это меня сокрушает, поражает, захватывает. Зачем же мне делать вид, что я спокойна! Вы знаете, что это не так. Все слишком глубоко, слишком сильно, слишком “не так”».
Она пишет: «В вашем портфолио нет ни одного автопортрета. Но я прижимаю руки к вашим истерзанным ушам, целую ваш сломанный нос, ваши губы со швами, наложенными впопыхах, я нюхаю ваши волосы, начинающие седеть, – и примите мою неправоту».
Она пишет: «Я чувствую, что фотография, которая познакомила нас, она... не существует. У нас с вами не могло быть такой нормальной причины для знакомства. Что-то не так оказалось записано. Там, наверху. Сбой всего-то в одном такте».
Она пишет: «И давайте попрощаемся».