Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №24/2009
Вторая тетрадь
Школьное дело

ЗАНАВЕС ПОДНИМАЕТСЯ


Злобина Алена

По темной улице с золотыми фонарями

Сегодня, тринадцать лет спустя

Сегодня дважды окунулась в прошлое и в театр. В свой спектакль шестого класса и второго – но уже в исполнении моих учеников.
С нами оба ставил мой главный учитель. Первый – о короле Артуре, и об этом спектакле надо бы писать сто текстов, потому что король Артур, Авалон, Корнуолл и Нортумберленд – раны незаживающие и давние. Оговорюсь только: от песни «Кто за Артуром вслед пойдет, пусть не страшится темных сил...» у меня до сих пор мурашки. И если кто-то захотел бы жить со мной, то ему пришлось бы смириться с тем, что я, гладя белье или моя посуду, стала бы петь: «Судьба вас, рыцари, хранит! / Король с собою вас зовет. / Да будет лютый враг разбит, / Мы в бой пойдем за королем». Потому что если ты один раз сыграл Мерлина, то с этим Мерлином внутри ты будешь жить еще сто лет, потому что его тебе вложили, как второе сердце.

Дети и костюмы

Вечером я пришла на урок к младшим, а учительница мне сказала, чтобы я уложилась в полчаса: «У нас сегодня спектакль, приходите!»
Напяливая на детей костюмчики, сообразила, что спектакль у них тот, который мы ставили тринадцать лет назад, будучи сами детьми. Повязывая голову девочки зеленой косынкой, произнесла вслух начало ее роли: «Мне холодно, мне холодно! Приди скорей, весна... а медведь ей отвечает: мне голодно, мне голодно, мне вовсе не до сна». Героиня-березка моей проницательности не удивилась: учительница всегда знает и видит все.
А как не перенестись на тринадцать лет назад, беззвучно проговаривая губами реплики главных героев. Тринадцать лет назад я стояла на том же месте, где стоит М., и говорила: «Я подснежник рвать не стану, он один на всю поляну... пусть растет-красуется, ясным днем любуется». А на месте К. такое произносила: «От взмаха грозного крыла / Она застыла, замерла!» Фраза же: «О что я вижу, здесь сугроб, меня простуда вгонит в гроб» – много лет была девизом моей внутренней драмы.
У И. лицо светится. Раньше я думала, что такое писатели сочиняют, но когда увидела И., поняла, что лицо действительно может светиться. Я завязывала ей бант на спине и говорила, что в первом классе играла ее роль, только платье у меня было красное, в мухоморный горошек, и оно не вписалось, а я расстроилась и никогда в жизни больше его не надевала. Тут И. подивилась и посмеялась.

В старых декорациях детства

И как хорош был нынче спектакль второклассников о Георгии, который победил Дракона! Георгий в алом плаще, спящий на земле, и сонм ангелов в золотых, голубых и белоснежных накидках, с золотыми лентами вокруг голов; и спустившийся с небес архангел Гавриил – тоже в алом плаще.
Тоненькая хрупкая Анна в простом белом платье, простоволосая и покорная, но исполненная силы; печальный и тихий от горя утраты отец. Смотрю на сцену и улыбаюсь: этот «отец» лучше всех слушает на уроке, с потрясенным и внимательным лицом. Любые рассказы и сказки для него важнее, чем игра. Большая редкость.
Были дивные перезвоны струн кантелей, звук флейты и синие волны драпировки, спускающиеся на пол. Деревянные мечи вырезали в этом году новые, но из старых декораций своего детства я узнаю скрипучие ширмы, золотую, алую и синюю накидки – Осени, Огня и Воды, что самое главное – узнаю общий дух, ловлю тон и вспоминаю, вспоминаю.

Рождественский концерт…

Сидим в огромном темном (ибо потушили свет, а оставили только свечи) зале. За окнами чернота и только ветки инея. Но в одном подпотолочном окне Вифлеемская звезда. Чуть толкаю локтем подругу: смотри! А звезда – всего-навсего лепнина на соседнем доме, выстроенном дореволюционным купцом.
«Аве Мария» прекрасна. Закрываю глаза и вспоминаю детство… дом Волконских, свое белоснежное и хрустящее новизной платье. Вальс, выученный со всем отчаянием в два дня, потому что до этого месяц в школе не училась, а вернуться хотелось. И не затем, чтобы написать итоговую контрольную кое-как, а чтобы учительница быстро научила, а потом танцевать, танцевать и каким-то образом знать, что больше так легко уже не будет никогда. Потому что потом внутри вдруг встанет много-много преград, и начнутся они откуда-то из контрольных по математике.

…и после концерта

Были долгожданные ирландские танцы, где у детей и их учительницы были прекрасные черные платья с золотым кельт­ским узором и алые платки-кушаки. Божественно танцуют. И хочется повернуться к бывшим одноклассникам и сказать с торжеством: «Что, съели, посмотрите на нашу учительницу, которую вы всю жизнь дразнили, – она же красавица!» Но одноклассники давно ушли из школы, поэтому я только аплодирую, радуясь за наших учительниц.
Этот танец плыл мимо меня, я сидела, прямо держа голову. Были годы, когда я приходила домой со школьных рождественских концертов, садилась в коридоре на стул и начинала рыдать в голос – так велика была тоска и боль оттого, что теперь-то я узнала, как тяжело живут обычные люди – без чудес, без радостей. И друзья-то у них обыкновенные, игры неинтересные, жизнь однообразная.
Теперь я прихожу и... ужинаю. Мне удалось себя приручить и укрепить.
Но закрываешь глаза – и опять: мы, дети, такие нелепые, в колготках гармошкой, с вихрами и чубчиками, вокруг черного лака пианино поем под бодрые раскаты аккомпанемента: и у-уно-сят ме-ня, и у-но-сят меня в звеняющую снеж-ную да-аль…

Рейтинг@Mail.ru