«Что-то светлое и великое помогает нам жить...»

В эти пушкинские дни я вспоминаю Вадима.
Мне трудно о нем писать, как трудно всегда писать о своем добром товарище, который был младше тебя, а вот уже несколько лет как ушел. Но и не написать нельзя, и именно сейчас, в эти дни, когда все вспоминают Пушкина и легкий, нежный июньский ветер проходит по страницам души. А Вадим – одна из светлых страниц моей памяти.
На протяжении десяти лет он был отзывчивым и благодарным читателем «Первого сентября». Он был тем читателем, о котором мечтал Симон Львович Соловейчик, создавая газету, непохожую ни на одну из газет. Для Симона Львовича страшно важно было эхо, он очень рассчитывал на духовную акустику читателей, их способность творчески отозваться и стать соавтором газеты.
Вадим не был учителем, но его профессия – детского доктора  – сродни учительской. Тем детям, которых он лечил, он отдавал все, что отдает своим ученикам хороший и добрый учитель.
Окончив школу в городке Бабаево Вологодской области, Вадим до конца жизни возвращался в школу. И не просто навещал учителей, а помогал, участвовал в постановке спектаклей. Так было и в 1999-м, в год юбилея А.С.Пушкина. Вадим играл тогда Пушкина в четырех школьных спектаклях.
Каждый из них стал событием для маленького райцентра, переживавшего в то время отчаянную заброшенность, почти поголовную безработицу и нищету. И только свет школьных окон согревал застуженные сердца. В письмах Вадима это все рядом: подготовка к пушкинским вечерам и забастовки учителей, Тригорское и невыплаты зарплат, порыв к гармонии и жестокая реальность…
Перед тем как с трепетом и нежностью передать в ваши бережные руки письма Вадима Жижина, скажу еще два слова о нем. Вадим родился в 1963 году, окончил Ленинградскую (сейчас – Санкт-Петербургская) педиатрическую академию, вернулся на родину, работал в Бабаевской центральной больнице, потом в Череповце в местном подразделении МЧС.

Дмитрий ШЕВАРОВ

9 мая 1996 года

<…> Сейчас ночь, но я не сплю. Я дежурю. Ночное дежурство по больнице. Почти все спят, а я нет. И мне даже нравится это, вот только «скорая» периодически выезжает на чужую боль, а у нас пока тихо. Тихо и идет дождь. Березки уже подернулись сеточкой клейкой первой зелени. Как я люблю это время: крошечные бутончики мать-и-мачехи, маленькая темно-зеленая крапива, сныть…
Пришлось на полчаса прерваться и зашить рану кисти одному пареньку. Праздник – пьяные разборки, дела обычные. Хорошо, что только кисть. Хоть я и не хирург, но иногда приходится «штопать». Занятия по оперативной хирургии не пропали даром.
Дождь тем временем совсем закончился, и я уверен, что завтра будет тепло и солнечно. И бутылочкой «Алазанской долины» мы отметим уходящий и вечно живой праздник Победы.
Мой дед погиб в 44-м под Киевом. Моя мама даже не помнит его, ей был всего год, когда он ушел на войну.
Судьба моей мамы Августы Ивановны – это судьба сотен тысяч людей, родившихся в предвоенные годы <…> Мы никогда не узнаем всей правды о войне, да и нужно ли это? Главное, чтобы добро не иссякло, чтобы мы не утратили память…

10 июня 1996 года

…> А ведь действительно люди так быстро забывают обо всем. Свобода как воздух: когда она есть – ее не замечаешь, а когда нет… Но совсем немногие, оказывается, страдали без нее (судя по моим личным разговорам с земляками), все больше вспоминают о стабильности, о дешевых билетах в поездках по стране, о мебели в кредит и о многом другом, почему-то умалчивая то, о чем стыдно вспомнить... не буду приводить длинный список.
<…> Тебе повезло – у тебя был в дет­стве замечательный дед, и отец, наверное, был? А моими дедами, отцами, братьями и друзьями были Дюма, Бальзак, Скотт, Гофман и Гауф, Андерсен и братья Гримм.
Я взрослел, менялось время, и ко мне пришли Набоков и Солженицын, Ахматова и Бродский, Цветаева и Пастернак, Гессе и Манн, Достоевский и Джойс, Ричард Бах и Генри Миллер, Борхес, Мережковский, Одоевцева и Берберова, Шмелев и Булгаков!..
Жизнь такая короткая, так много еще нужно сделать...

19 июля 1996 года

…Я верю, что все еще впереди, что где-то есть светлый мир. Я не знаю – здесь или там, не знаю, суждено ли нам или нашим потомкам его увидеть, но знаю, что он есть. Знаю, что здесь и сейчас он тоже есть. Что-то светлое и великое помогает нам жить, именно жить, а не выживать, несмотря на все трудности…
Сегодня, возвращаясь от мамы, видел журавля, взлетевшего из придорожной заболоченной канавки, и на душе стало так легко и спокойно.

26 января 1999 года

Как я несказанно рад и твоему письму, и твоему подарку. Какая чистая, светлая, праздничная газета, прямо как новогодняя елка. <…> А елочка у нас стоит почти до середины февраля, с ней и воздух совсем другой.
<…> В этот раз в Вологодской области бастовали уже 150 школ. И наш район не исключение. После каникул учиться по­шли только ученики 65-й железнодорожной школы, прочие школы закрыты. Нет, не совсем, днем в них приходят учителя. Но уроков нет, детей нет, и страшно по вечерам идти мимо темных окон своей родной 1-й школы, работавшей в две смены.
И наш учитель словесности Федор Дмитриевич Кучмай, который всегда говорил, что «не хлебом единым…», конечно, не остался в стороне, тем более что его жена Наталья Анатольевна тоже учитель-словесник и директор школы-восьмилетки.
Мне немного стыдно на их вопросы о зарплате говорить правду, что я получил почти все, включая декабрь, за прошлый год. Стыдно и больно, но чем помочь, кроме доброго слова? Из своих крох я могу помочь только маме.
Когда-то давно, лет в десять, я фантазировал об исполнении желаний. Придумал такое: пусть все люди на Земле будут счастливы, ведь я тоже человек и, значит, тоже буду счастлив. «Счастье есть полная и окончательная готовность выстрадать судьбу…» Это Бродский. Сейчас учу его стихи, хочу сделать вечер под условным названием «Знакомство с Бродским». В Бабаеве немногие знакомы с его творчеством.
Прошу помощи Федора Дмитриевича, потому как я просто чтец, а он как режиссер и ведущий несравненен. Но сейчас еще впереди юбилей Пушкина. Планировались еще два вечера: «Тригорское»  – в феврале и последний – в середине мая. <…> Кстати, вдохновленный книгой В.Похлебкина о кулинарии в произведениях русских писателей, Федор Дмитриевич написал сценарий «Пушкинского застолья». Все это можно уложить в весьма скромные суммы. Федор Дмитриевич  – замечательный кулинар и огородник.
<…> В Вологде моя любимая улица  – Пушкинский бульвар. Как-то я даже жил на бульваре – два раза по месяцу. Помнишь тот ветхий двухэтажный особнячок напротив кинотеатра? – это общежитие медицинских работников.

27 января 1999 года

<…> Сегодня вечером был у Федора Дмитриевича. Пришел к нему уже довольно поздно, около десяти вечера. Его домашние уже спали, а маэстро работал: печатал пушкинский сценарий для детдома, где он подрабатывает в вечерние часы. Нет худа без добра: за время забастовки уже готов черновик сценария для последнего вечера в школе. Это Тригорское, 1824–26 годы и связи с ним. Материал огромный и интереснейший. Жалко будет все уминать в один вечер. <…>

19 сентября 1999 года

Нахожусь в СПб, в поисках работы. <…> Теперь о последнем (из четырех!) Пушкинском вечере, поставленном Федором Дмитриевичем. Вечер назывался «А сердце оставляю Вам…» – о периоде, связанном с Тригорским. Это был самый светлый период жизни А.С. Он там был балагуром, шутником, весельчаком и в то же время много и плодотворно работал. <…>
Был прекрасный солнечный день, и создавалось впечатление, что Пушкин здесь, что он сидит где-то в зале. <…> Аплодисменты были только в конце, но зато какие! Каждого участника спектакля встречали на «ура», особенно Осиповых-Вульф, Анну Керн и барона Дельвига. <…>
Я думаю, что А.С. был бы доволен, посетив эти вечера в свою честь, ибо там не было ни одного слова сверх… Только его стихи, его письма и документы, свидетельства очевидцев.

6 октября 1999 года

Вот я и дома – уже второй день. Будучи в СПб, сходили погулять в мой любимый Павловский парк. Погода благоволила. Народу гуляло видимо-невидимо, но еще больше было листьев – желтых, желто-зеленых, багряных, пурпурных. Они были везде – на деревьях, тропинках, лужайках; в почете – кленовые, на головах, венками. А в воздухе стоял этот ни с чем не сравнимый запах опавшей листвы.
Как здорово снова оказаться дома! И понять, что лето уже прошло, что битва за урожай с большим трудом, но выиграна, что родители здоровы, что пес Персик по-прежнему предан тебе, что в начале октября ночью еще 15, а днем – больше 20 градусов.
<…> Вчера отвозил молоко Кучмаям. Этим летом Федор Дмитриевич ездил с учителями на микроавтобусе по святым и литературным местам: Углич, Оптина пустынь, Ясная Поляна, Полотняный завод, Константиново. В период отпусков Кучмаи всегда организуют чудесные паломничества.
Да, я забыл в прошлый раз сказать, что в июне в кафе у них был вечер: «Что ели и пили на Руси во времена А.С.Пушкина»  – литературно-музыкальный вечер со столиками, на которых были блюда из меню А.С. и напитки – водки, наливки, но не было французского вина и шампанского  – слишком дорого. Зато были стихи, романсы, танцы и музыка.

13 октября 1999 года

Я по-прежнему в родных местах. После трех дней октябрьской мороси установилась ясная теплая погода, прерываемая теплым, почти грибным дождичком. Сегодня самодельным плугом вспахали часть огорода. Осталась неубранной только капуста – кочаны еще наливаются. Завтра буду варить домашний борщ – полностью из своего урожая.
Вчера вместе с Персиком нанес визит в редакцию «районки» – взяли почитать «Новый мир». <…> Заодно полюбопытствовали, какой был тираж у «НМ» в 1990 ?г.  – 2,7 млн экз., в 1993 г. – уже 74 тыс., а в 1999  – до 15 тыс. немного не дотянули, да из них почти 5 тыс. выкупает Гениева с подачи Джорджа Сороса. Но главное, что он выходит… <…>
Близится зима, спешат птахи в теплые края. А в лесу такая благодать: листвы на деревьях почти нет, этот удивительный осенний запах мха, опавшей листвы, мокрой коры… Нет, не зря А.С. так любил осень. Есть в ней что-то непередаваемо прекрасное, каждый раз неповторимое и таинственное.

30 декабря 2002 года

Зима в этом году необыкновенно красивая. Снегу уже намело много. И сейчас он лежит тихо и поблескивает миллионами маленьких огоньков, а луна какая-то маленькая и мутная, напоминает монету 15 коп. на дне старого колодца, если туда посветить фонариком.
На улице сейчас минус 10 и тихо-тихо, даже железной дороги, которая буквально в 200–300 метрах, не слышно.
На холодильнике лежит толстая стопка газет «Первое сентября». Все они просмотрены, но почти ни одна не прочитана так, как хотелось бы. Нет времени. Свой дом – как капризный ребенок, вечно ему что-нибудь надо. Зимой – печки, то одна, то другая, то чистка снега во дворе, то вынос воды из дома, то ее доставка в дом, то коз напоить, подоить, посуду помыть и т.д., а потом капризным ребенком становится огород.
Еще предстоит вывезти из леса сено, сложить дополнение к печке-столбенке в зале, будет лежанка с духовкой, а там и весна не за горами, в марте ягнятся козы...

8 сентября 2003 года

<…> Эти события переполошили в конце лета весь Бабаевский район, нашу вологодскую глубинку. Двое девятилетних ребятишек – Кирилл из Петербурга, приехавший на каникулы, Артемка из местных  – потерялись в дремучем лесу за сто километров от райцентра. Здешний лес такой глухой, что хорошо его знают лишь лесники да охотники.
Ребята с дедом пошли в лес, но на выходе из деревни деду стало плохо, он потерял сознание. Собака, которая была с ними, осталась с дедом, а мальчишки с перепугу рванули в противоположную от деревни сторону, не сориентировались. Деда быстро нашли местные жители, а ребятишки как в воду канули.
Поиски результатов не давали, и на третий день нас, спасателей, послали из Череповца, чтобы координировать поиски. Подключили спецназ, кинологов с собаками, областное МЧС. На девятый день ребят искали уже около двухсот человек.
Нашли мальчишек утром на десятый день, живых и здоровых. У них даже хватило сил бойко тараторить перед камерами приехавших репортеров. Ребята рассказали, что питались черникой, ее очень много нынче в лесу, спали под елками. Двигались потихоньку. То, что их нашли,  – это, конечно, чудо. Но оно было бы невозможно, если бы на поиски детей не поднялись всем миром. С благодарностью вспоминаю деревенского почтальона Олю – у нее в доме мы, череповецкие спасатели, жили всю неделю. Оля написала нам недавно: «Артем уже пошел в школу, а Кирилл только начал ходить по квартире, так стерты ноги...» Низко кланяемся Оле и ее семье – это добрейшие люди, делившие с нами свой небогатый стол, дважды за неделю топившие для нас баню. А дочка Оли, маленькая Сашенька, оказывается, тоже помнит нас, говорит: «Скоро ребятки мои приедут...»

22 июня 2004 года

Вот уже вторую неделю нахожусь в Череповце, в больнице. <…> Перед окном палаты растет большое раскидистое дерево, американский клен, если не ошибаюсь. От него в палате темно, а без него было бы, наверное, грустно. <…> Не идут мысли в голову: ни умные, ни глупые. Вот было время, когда выдохнуть было некогда, а сейчас дыши, сколько хочешь.
«Пути небесные» я читал, хотя есть ли эта книга у меня – не вспомню. Многие книги запрятаны в кладовку. В большой комнате в основном классики стоят. А в маленькой, в книжном шкафу, как говорится, всякой твари по паре. И главное – почти полка сказок. Сказки любил, люблю и буду скорей всего любить всегда, есть в них что-то чистое, незамутненное, как в воде из родника...