ИМЯ И СЛАВА

Пренебрегая славой и признанием

Всегда радостно видеть очередь в музей. Все остальные, даже небольшие, страшно угнетают, а в этих можно мерзнуть и несколько часов, вглядываясь в лица людей, вдохновляющие не меньше, чем картины, к которым они пришли. На выставку Уильяма Тернера длинные очереди, огибавшие Пушкинский музей по периметру, стояли все три месяца ее работы: с ноября по февраль. Последние недели музей был открыт до девяти вечера, а люди все шли и шли. Художник, родившийся в Англии восемнадцатого века, оказался чем-то созвучен России двадцать первого. Осознать чем именно, вглядевшись не только в залитые светом полотна Тернера, но и в рисунок его судьбы, – значит стать немного понятнее самим себе.

Жизненный сюжет Уильяма Тернера можно определить как испытание успехом и благополучием. Ситуация довольно нетипичная. Большинству одаренных людей приходится преодолевать прямо противоположный сценарий: безвестность, бедность, отверженность.
Первый успех пришел к Тернеру уже лет в двенадцать. Его отец, лондонский цирюльник, не боролся со склонностью сына к рисованию, а, наоборот, всячески поощрял, видя в этом занятии способ заработка, ничем не уступавший стрижке и бритью. Картины мальчика «выставлялись» на стенах отцовской парикмахерской. И пользовались спросом у клиентов, покупавших акварели по два-три шиллинга за штуку.
Заведение Тернера-старшего находилось прямо напротив Королевской академии художеств. В цирюльню часто заходили известные живописцы, которым отец между делом подсовывал папки с этюдами сына.
В результате пятнадцатилетний Уильям Тернер был принят на учебу в академию, где сделал стремительную и невероятную для того времени карьеру. В двадцать один год он представил на академической выставке свое первое живописное полотно («Рыбаки в море»), а в двадцать семь уже был избран почетным академиком. Для сравнения: его современник Джон Констебл стал членом Академии художеств только в сорок лет.
Зрители принимали Тернера с восторгом, его картины продавались за бешеные деньги, гравюры расходились рекордными тиражами. А самый молодой в истории Англии академик продолжал жить и работать без оглядки на публику, что в глазах коллег выглядело эпатажем или снобизмом, граничащим с безумием.
«Тернер сошел с ума от своего мастерства», – ревниво язвил Констебл.
Нельзя сказать, что Тернер был совсем равнодушен к успеху. Но добившись того, что для людей его профессии составляло венец карьеры, он не сделал никаких попыток удержать взятую высоту. Будто доказав себе, что он может, Тернер навсегда избавился от необходимости что-либо доказывать окружающим.
Эта эволюция хорошо заметна в картинах. В период завоевания академии в работах Тернера чувствуется вынужденная связь с современными ему канонами прекрасного. Он пишет на популярные тогда сюжеты из античной истории и мифологии. Но греческие герои и римские полководцы откровенно скучны художнику. Он досадливо отодвигает их на край картины, как Диоген – Александра Македонского, заслонившего солнце.
Тернера интересуют не люди, а волны, радуги, облака, снежные бури – совершенно не модная в академических кругах природа. А главное – цвет и метаморфозы света, что по тем временам – просто скандальное не комильфо. В живописи ценились тусклые коричневатые краски под стать потемневшему лаку на холстах старых мастеров. Белый цвет считался «не живописным», «слишком активным», «не поддающимся дисциплине и гармонии».
Тернеру была чужда сама идея «дисциплинировать» природу. И неинтересны темные тона. Он, напротив, старался заставить свои картины сиять. Изучал оптику и метеорологию, водил знакомство с химиками, изготовлявшими краски. Использовал новые, только что открытые пигменты. И целыми днями разглядывал облака, лежа в лодке посреди Темзы.
Свет, пробивавшийся на полотнах Тернера вопреки всем канонам и условностям, размывал и очертания предметов. Такого вопиющего небрежения в академии уже стерпеть не могли. До появления импрессионистов, растиражировавших эту манеру, было еще почти полвека. Картины Тернера перестали показывать публике, говоря, что их сначала нужно дописать, а уже потом выносить на всеобщее обозрение.
Тернер, разбогатевший за время своей короткой славы, спорить не стал. А просто купил дом в Лондоне и устроил в нем частную галерею, где выставлял то, что считал нужным. Было ему в то время двадцать девять лет. То есть между его избранием в академию и разрывом с академической живописью – всего два года.
«Я писал ее не для того, чтобы ее поняли, – говорил Тернер по поводу одной раскритикованной в пух и прах своей работы.  – Просто мне хотелось показать, на что это похоже. А картина вовсе не обязана нравиться кому бы то ни было».
Потом Тернер уехал в деревню, где дожил до глубокой старости, создавая такие картины, которые и теперь – после авангарда, нефигуративной живописи и сюрреализма – ошеломляют своим безоглядным порывом за пределы видимого мира.