ЛИНИЯ ЖИЗНИ

Старая Русса, Введенская сторона...

Старая Русса стоит на море. На невидимом подземном море девонского периода. Это море выходит на поверхность земли целебными солеными озерами, бьет десятиметровым фонтаном посреди курорта. И кажется, что это подземное море своими неявными колебаниями, подспудными приливами и отливами создает в человеке какой-то иной ток крови, дарит ему внутреннюю свободу.
...Для уроженцев морских и океанских берегов контакт с чем-то, что неизмеримо превосходит человека, – каждодневный опыт, опыт оценки человеческого масштаба на фоне космических явлений и сил, на фоне моря и неба. Из этого рождается доверие к жизни, умение вверить себя ее воле, на пытаясь навязать свою.
Обитатели сухопутных равнин идут к этому умению трудными тропами внутренних путешествий. Но всех этих людей – и родившихся у моря, и воспитавших морскую свободу в себе – объединяет одно: благодарное внимание к неслучайным случайностям, которые другой человек оставит без внимания, движимый собственным планом устроительства жизни и судьбы.

Художник Николай Локотьков, родившийся в деревне под Курском, попал в Старую Руссу случайно. Просто сошел летней ночью с поезда, прогулялся по городку, остановился на мосту через реку Полисть – на мосту, который называется Живой, – и вдруг понял: остаюсь.
И только потом выяснилось, что именно в боях за Старую Руссу, которую три года не могли отбить у немцев, был тяжело ранен отец Николая – Михаил Локотьков.
То ли окликнула художника земля, где пролилась родная кровь, то ли подземное море позвало родственным волнением, но Николай Локотьков в Старой Руссе остался. Лет тридцать тому назад. И это, разумеется, была не последняя случайность.

***
Старая Русса. Зима. Грязная каша под ногами, одинаковые дома, однотонная одежда прохожих. Но на подходе к мастерской Локотькова, расположенной в типовой пятиэтажке, одноцветность сероватого пейзажа дает трещину: подъезд караулят два рыжих ленивых кота. Третий, той же масти, нарисован на двери в мастерскую. А за дверью на глаза обрушивается совершенно другой – радостный и радужный – мир.
Художник Локотьков гораздо больше дружит с детьми, чем со взрослыми. Устав отвоевывать прекрасную спонтанность этой дружбы у завучей и учебного плана, Локотьков в свое время ушел из государственной художественной школы, где пытался работать, и стал заниматься с деть­ми в собственной мастерской.
Детскую студию Локотьков назвал «Введенская сторона». Так до революции именовалась та часть Старой Руссы, где находится мастерская, теперь обозначаемая на картах неприятным словосочетанием «микрорайон Химмаш».
– Я выбрал жить в провинции у моря,  – говорит Локотьков, пока я любуюсь витражными бабочками, заслоняющими заоконный Химмаш. – Считается, что в провинции жить нельзя. Все умеющее бегать бежит отсюда в столицу. А ведь не важно, где ты, важно – что у тебя внутри. Поэтому я остался. Решил довериться внутреннему морю.
Если внутри – море, можно жить на Введенской стороне, а не в микрорайоне Химмаш. Работать с детьми не в «художке», а в собственной мастерской, похожей на самоцветный фонарь, засвеченный над сумерками уездной Руссы, которую живавший здесь Достоевский наградил обидным прозвищем Скотопригоньевск.
Мастерская Локотькова производит впечатление мира, созданного специально для детей, по крайней мере – удивительно к ним расположенного. Детям здесь хорошо. Хорошо и взахлеб интересно. Интересно лазить по деревянным лестницам, ведущим на антресоли, тарабанить марш на старинной печатной машинке, звонить в глиняные колокольчики, свисающие с потолка.
Вот под столом – гипсовый нос величиной с голову ребенка. Вот в тарелке  – расписанные яркими красками морские камушки или самодельные керамические пуговицы причудливой формы. Вот пузатая свеча, на которой тоже что-то нарисовано. А вот и другая тарелка – на этот раз с печеньем! – Локотьков всегда расставляет гостинцы в самых неожиданных уголках мастерской, зная, что они рано или поздно будут обнаружены.
К Локотькову дети проявляют высшую детскую милость: они с ним играют. При мне две девочки, две Саши, прячутся от него на антресолях, заваленных этюдами. А в соседней комнате Локотьков беседует о динозаврах с маленькими гостями, сидящими на разрисованных табуретках.
– Они жили давно, – авторитетно рассуждает мальчишеский голос. – Людей тогда еще не было.
– Только Адам и Ева! – вставляет кто-то.
– Только вулканы! – спорит мальчишка.
– А что это? – осторожно спрашивает Локотьков.
– Это злобные горы.

***
Вот в такой обстановке, под такие примерно разговоры художник Локотьков уже десять лет издает единственный в стране журнал об искусстве для школьников. Называется он тоже «Введенская сторона». Подписываются на него в сорока регионах России, в Европе, Америке и даже Австралии.
Журнал, выходящий в провинциальном городке, непонятно на какие деньги и усилиями одного-единственного человека (непрофессионала в издательском деле), издается тем не менее на таком уровне, что в России его даже не с чем сравнить.
Разве только (по высокому стилю оформления) с журналом «Наше наследие», основанным Дмитрием Сергеевичем Лихачевым и его Фондом культуры. А вот по содержанию у «Введенской стороны» аналогов нет.
Журнал создает пространство особого взаимодействия с классикой – не подражательного или панибратского, а уважительного и свободного. Устанавливает между маленьким художником и миром большого искусства отношения плодотворного ученичества: доверительные и равноправные.
Локотьков не боится поставить рядом, например, натюрморт Петрова-Водкина и букет, нарисованный девятилетней девочкой из рыбацкого поселка на острове Сахалин. И происходит чудо: взрослое не подавляет детского, но бережно и деликатно ведет за собой, незаметно подсказывая возможное направление роста.
«Введенская сторона» появилась на свет благодаря целой цепи случайностей. Выпустив первый номер журнала, Локотьков твердо решил, что больше этим утомительным и трудным делом заниматься не будет.
Но так получилось – случайно, случайно!  – что кто-то отнес первый и, как думалось, последний номер «Введенской стороны» на другой берег речки Полисти, в музей Достоевского. А туда вдруг приехала литературовед Людмила Сараскина, тогда еще не написавшая свою знаменитую книгу о Солженицыне. Полистав журнал, она увезла его с собой в Москву, где показала Александру Исаевичу. А тот возьми да и отправь в Старую Руссу коротенький рассказ «Колокол Углича». С автографом и с просьбой опубликовать в следующем номере «Введенской стороны».
Николай Локотьков, человек чуткий к случайностям, понял эту недвусмысленную подсказку судьбы, и издание журнала продолжилось.
Постоянного финансирования у «Введенской стороны» нет. Несмотря на это в издании ежеквартального журнала за все десять лет не возникло ни одного перебоя. В последний момент деньги всегда откуда-то приходили.
Главное – не волноваться. Море само вынесет тебя куда надо.
Сейчас «Введенская сторона» в очередной раз села на мель: три из четырех грантов, за счет которых издание жило в прошлом году, в этом прекратились. А Локотьков тем временем собирает материалы для следующего номера, зная, что движение обязательно продолжится. Неведомо как.

...Море, если впустить его в себя, размывает любой жизненный сценарий, любое заведомое знание, готовый ответ. И взамен этого награждает человека редким даром вслушиваться и откликаться. И не навязывать себя.