РЕПОРТАЖ

«Главное – убедить ребят, что они сами могут справиться с жизнью»

Странное слово Африканда

…Поезд прибывал в Полярные Зори ранним утром, которое здесь неотличимо от ночи. С черного неба падал легкий снег. Полярных зорь видно не было, зато мороз стоял серьезный, зимний.
– Замерзли? – сочувственно спросила женщина с усталыми добрыми глазами, обнаружив меня, переминающегося с ноги на ногу, под фонарем. – У нас зима в октябре начинается.
Спустя пять минут я уже отогревался в такси, слушая болтовню шофера и разглядывая темные улицы города. Вместе с Надеждой Малукас мы ехали в центр, который она сегодня возглавляет.
– ...куда дальше? – спросил шофер. – Я недавно в такси работаю, сам с Африканды.
– Почему такое название? – удивился я. За окном возникали и пропадали темные кубы пятиэтажек.
– Не знаю, – пожал плечами таксист. – Говорят, геологи так назвали, жара тогда была плюс тридцать пять, как в Африке.
Вдоль дороги тянулись низкие сугробы. В африканскую жару в здешних местах верилось слабо.
Скоро я уже знал, что в Африканде две тысячи жителей, работы нет, и приходится устраиваться в Полярных Зорях, Кандалакше и Апатитах, что Африканд было две – гражданская и военная, но военную расформировали, и теперь там можно снимать фильмы про войну.
– Одних унитазов штук пятьсот вынесли, – с жаром говорил шофер. – А в каждой квартире – рация!
В поселке Зашеек, куда мы добрались по заснеженной дороге среди лесов, было еще темнее. Машина вкатилась во двор, освещенный фонарями, и остановилась возле длинного двухэтажного здания.
Медленно светало. Из густых сумерек возникли трое ребят лет по двенадцать, с портфелями, и деловито прошли мимо.
– Мы делим здание с приютом, – пояснила Надежда Викторовна. – Дети из поселка в него ходят – здесь же ни школы, ни детсада.

«Что же все-таки не так в нашей системе?»

На входе в центр посетителя встречают два флага – российский и норвежский. А еще плакат – «Жизнь состоит из выборов: или снимите обувь, или вымойте пол».
– Приучаете? – Я вопросительно киваю на плакат.
– А как иначе? – удивляется Надежда Викторовна. – К тому же жизнь действительно из них состоит. А наши ребята к этому не привыкли.
…Было тихо, но наверху, на втором этаже, происходила какая-то жизнь: голоса, звон чашек, шум шагов.
– Ребята собираются, – пояснила директор Малукас. – Кто в училище, кто на работу. Вы раздевайтесь, будем чай пить.
В суровых заполярных условиях отказаться от такого предложения было бы глупо.
Полярнозоринский центр – это половина двухэтажного здания приюта (раньше приют занимал все здание, но теперь детей стало меньше, и пустующие помещения отдали центру). На первом этаже центра – кабинеты директора и бухгалтерии, мастерская педагога Татьяны Александровны Морозовой, куда мы еще заглянем, и спальни ребят. На втором – спальни, душевая с туалетом и большая кухня-столовая, где есть один «круглый» (точнее, овальный) стол. За ним сидим мы с Надеждой Викторовной Малукас и говорим о том, что же такое постинтернатная адаптация выпускников детских домов.
– Мы были специалистами, работали именно в детских домах, – говорит Надежда Викторовна. – И мы искали ответы на вопросы, которые у нас были. Понимаете, тяжело осознавать, что на девяносто процентов твоя работа – это брак. Год за годом директора и воспитатели говорили в кулуарах, что наших детей ничего хорошего не ждет, что они не приспособлены к взрослой жизни. Но потом мы заканчивали говорить и продолжали работать так же, как раньше.
«А как можно иначе?» – задались вопросом специалисты Мурманской областной общественной организации «Помоги сироте», в числе которых была и Надежда Викторовна. Собрали в 2003 году в Мурманском институте повышения квалификации директоров детдомов и попробовали вывести их на откровенный разговор: «Что же все-таки не так в нашей системе?» Не сразу, но получилось: директора сформулировали три главные проблемы: недостаточная нормативная база, не позволяющая работать именно с выпускниками; отсутствие системы подготовки и повышения квалификации воспитателей; недостаточное финансирование.
– Финансирование наладилось, – замечает Надежда Викторовна, – а вот с другими проблемами было сложнее. Я знаю, что некоторые директора держали на свой страх и риск «подснежников» – детей, которые по возрасту уже должны были жить в общежитии училища или в своей квартире. Но что делать, если он не может жить один? Ему бы еще год побыть в детдоме, повзрослеть, а закон его выталкивает: иди, ты уже взрослый. А он что в восемь лет, что в двадцать – ребенок.
Надежда Малукас замолкает, задумавшись, и я вдруг замечаю у дальней стены на столе портрет в траурной рамке.
– Да, это наш мальчик, – говорит Надежда Викторовна. – Он у нас год прожил – больше по закону мы не имеем права держать. Получил квартиру в Аллакуртти – это военный городок, на самой границе с Финляндией. Часть там уже расформировали, работы нет никакой. Поступил в Мурманский технологический. И вот погиб. Сказали, что пил с кем-то и его отравили. Тоже вот недодержали. Ему двадцать один год был…
Перед черно-белой фотографией горит свеча.

Норвежский Макаренко

Когда слова «дезадаптация» и «неуспешность» становятся фотографией в рамке, отвлеченно воспринимать их уже не получается. И ты понимаешь, почему в 2003 году Надежда Малукас собрала директоров детских домов…
…Мы заговорили об истории создания центра. О том, как губернатор норвежской провинции Тромсе и губернатор Мурманской области, при участии Норвежских деревень SOS, заключили договор о создании центров, как в 2003 году был принят региональный закон о патронате, куда удалось вписать положение об учреждениях
постинтернатной адаптации и патронатном сопровождении. Заодно пришлось поправить реестр государственных учреждений, чтобы центр получил госфинансирование. Так что заработал центр только в июне 2006 года.
– До этого мы учились у норвежцев и шведов, – говорит Надежда Викторовна. – Методика, технологии работы. Но знаете, как было стыдно, когда руководитель шведского «Молодежного центра» сказал, что вся их методика строится всего лишь на одной книге –«Педагогической поэме» Макаренко?
Понятие «патронатное сопровождение», кстати сказать, тоже было в новинку. Суть такого сопровождения в том, что взрослый человек не принимает ребенка в семью, а берется сопровождать выпускника детдома: помогать ему с трудоустройством, решением жилищных и бытовых проблем.
– Здесь может помочь только комплексная работа, – говорит Надежда Викторовна. – После детдома мы подхватываем ребенка, а когда он выходит от нас – его может сопровождать такой патронатный воспитатель. Хотя, конечно, зарплата такого воспитателя небольшая. Я это называю «патронат за 840 рублей» – столько выделяет бюджет на одного выпускника.

Помощь по договору

В стационаре Полярнозоринского центра живут пять девочек и двенадцать мальчиков. Сотрудников – шестнадцать. Еще девяносто один подросток – на сопровождении, дети живут в общежитиях или квартирах, а сотрудники оказывают им помощь по договору. Всего за два года существования центра через него прошли около двухсот детей. Таких центров
три – в Полярных Зорях, Ковдоре и Мончегорске.
Технология работы центра проста – сотрудники и сама Надежда Викторовна каждый год получают из детских домов списки детей, которых выпустили детдома области, находят их и предлагают свою помощь. Юридическую, психологическую, социальную.
– Проблема в том, что мы можем принять ребенка только с восемнадцати до двадцати трех лет. А из детдома он выпускается в шестнадцать, – говорит Надежда Викторовна. – И на два года выпадает из поля зрения. Поступил он в училище, бросил его, живет в своей квартире или нет – по большому счету никому до этого нет дела. И когда мы их находим, бывает уже поздно: кто-то спился, кто-то пропал. Кто-то отказывается от нашей помощи – им и так хорошо и ничего уже не хочется менять.
Но если ребята соглашаются с тем, что им нужна помощь, то они заключают с центром договор. Срок действия – год. Проблемы у детей разные, и поэтому каждый договор индивидуален: кому-то нужно помочь найти работу или получить пособие на ребенка, кому-то надо пожить в центре, пока решается вопрос с получением квартиры или ее ремонтируют.
При поступлении психолог проводит первичную диагностику, выявляет проблемы и составляет индивидуальный план развития.
– Например, у подростка могут быть личностные проблемы, из-за которых он на работе не удерживается, – замечает Надежда Малукас. – Психолог проводит с ним тренинги, консультирования. Или сегодняшняя ситуация – к нам пришли сразу двое ребят, у которых условная судимость. Значит, мы садимся с ними и изучаем Уголовный кодекс.
Конечно, в программе центра есть базовые блоки, которые важны для всех выпускников детдомов. В первую очередь – «Семейное воспитание». Как научить этих детей, что такое семья? В ход идет все – и экскурсии в Дом малютки, и рассказы психологов, лекции о планировании семьи и сексуальной культуре.
Другой постоянный блок – «Трудоустройство». У всех детдомовцев большие проблемы с тем, как найти работу и как удержаться на рабочем месте. Здесь подключаются сотрудники центра занятости, которые проводят свои тренинги и тестирования.
Больше постоянных блоков в программе центра нет – остальные разделы возникают в процессе работы. Возникла проблема, как распорядиться деньгами на счету – центр организует лекции сотрудников Сбербанка. Как платить за квартиру – пожалуйте в жэк.
– Центр не детдом, – повторяет Надежда Малукас. – И мы не воспитатели. Главная задача – сопровождать ребят и убедить их, что они сами могут справиться с этой жизнью.
Получается, что Надежда Викторовна и ее сотрудники шаг за шагом погружают ребят во взрослую жизнь, учат их простым алгоритмам, которыми домашний ребенок овладевает незаметно: как платить за свет и газ, где купить мебель для квартиры, как ее выбрать, куда обратиться в поисках работы.
При этом центр ведет разъяснительную работу и со взрослыми. Сначала на семинары, проводимые МООО «Помоги сироте» в Мурманском институте повышения квалификации, приходили директора, воспитатели детдомов и специалисты системы образования. А потом началось – и священники, и милиция, и общественные организации, и предприниматели.
– Когда шведы спонсировали проект, одним из главных условий было привлечь внимание общества к проблеме адаптации выпускников, – говорит Надежда Викторовна. – Мы начали работать, и оказалось, что об этой проблеме знают очень мало. А потом люди начали откликаться. Вот, например, на питание одного ребенка выделяется сорок шесть рублей в день. Но люди узнали, что такой центр открылся, и теперь нам продукты везут.

Поле выбора

Так в чем же задача центра? Год продержать выпускника в благоприятных условиях, отсрочить ему столкновение с реальностью?
– Нам так и говорили, – вспоминает директор Малукас. – Что вы им опять райскую жизнь устраиваете? Здесь должна быть казарма с железными койками! Они и так на всем готовом жили! Но казармой делу не поможешь. Что должен выпускник?
Она начинает загибать пальцы.
– Он должен быть готов к самостоятельной жизни, должен доучиться, должен уметь себя обслуживать, получить работу, создать семью, причем успешную, чтобы дети из этой семьи не попадали в детдом. Вот идеальная модель выпускника, которой никто из наших клиентов не соответствует.
Задача не из легких, ничего не скажешь. За год пребывания в центре нужно научить человека тому, чему его не смогли научить за десять лет.
– …Устроятся на работу, потом надоедает – не ходят. Никакого чувства времени, ответственности, организации, умения расходовать и копить деньги. И абсолютная беззащитность. Ведь у ребят на выходе из детдома немалые суммы на счетах, да еще и свои квартиры. Вот наша девочка Настя, у нее на книжке 120 тысяч. Хотела себе кофточку купить, спросила разрешения. Вечером гляжу – у нее новый телефон. И не дешевый. Спрашиваю: Настя, сколько ты сняла с книжки? Оказывается, сорок тысяч! Купила телефон, потом купила джинсы знакомому мальчику и двадцать тысяч ему просто так подарила. И ведь формально она взрослый человек, имеет полное право распоряжаться своими деньгами. Но не умеет. Поэтому по договору с ними мы сразу устанавливаем за ними полный контроль, а сберкнижки кладем в сейф.
…Ребята уже разошлись. На кухне осталась одна из девочек, которая мыла посуду и прибирала, а потом села рядом с нами пить чай. Вполголоса я спрашиваю: тактично ли при детях обсуждать их проблемы?
– Так это часть нашей работы, – говорит Надежда Викторовна. – Именно через такие ежедневные разговоры и развивается рефлексия. Мы собираемся каждый вечер за этим столом и проговариваем с ними все – и события прошедшего дня, и планы на будущее, и мечты. Они же не умеют мечтать, понимаете? У них нет образа будущего. Спрашиваю одну из девочек: у тебя будет семья? Она: наверное, будет. А муж какой будет – пьющий или непьющий? Отвечает – пьющий, но немного. Непьющих вообще не бывает. И ребенок в семье будет всего один, потому что больше трудно будет прокормить. Сложные, очень сложные ребята. Заранее нацелены на то, что все будет плохо. Но при этом неадекватно завышенная самооценка. И нам приходится это выправлять. Кроме рефлексии – постоянный выбор. Кто будет мыть посуду, стирать одежду, готовить еду? Только они сами. Вы же знаете, как построена жизнь детдома – поля выбора у ребенка просто не существует…
И этот центр – попытка дать такое поле выбора? Или создать модель семьи, которой у этих детей никогда не было?
– Конечно, мы не семья, – пожимает плечами Надежда Викторовна. – Мы взрослые люди, и они взрослые люди, которые пришли сюда по собственной воле. Мы никого не держим, и то, что здесь происходит, – именно адаптация. Но научение выбору – одна из наших задач.
За стол подсаживается женщина лет пятидесяти, слушает разговор.
– Надежда Ивановна, – представляется она, устало улыбаясь. – Бывший планшетист военной части в Африканде.
Я хотела добавить про выбор, – говорит Надежда Ивановна. – Он ведь и у воспитателей постоянно возникает. Например, у нас в центре правило – после двенадцати двери закрываются, ночуй где хочешь. Все ребята о нем знают. А недавно Саша засиделся с друзьями за полночь и пришел.
Надежда Викторовна кивает, она явно в курсе проделок неведомого Саши.
– И что мне делать? Пустить – значит показать, что наши правила можно нарушать. Но если мы нарушаем их для одного, значит, отменяем для всех. Не пустить – а вдруг с ним что-нибудь случится? Мы же несем за них ответственность.
– И что же?
– Не пустила, – вздыхает Надежда Викторовна. – До трех часов не спала, маялась. Утром пришел бодрый, как огурчик.
Выходит, все просто – достаточно поставить человека в такие условия, когда он сам начинает определять свою жизнь? И что – никаких возражений и конфликтов?
– Нет, конечно, – отвечает Надежда Малукас. – Каждый из ребят, приходя в центр, думает, что это продолжение детдома. Они пробуют нас на прочность, пытаются манипулировать, требовать – я же сирота, мне все обязаны. А мы отвечаем – извини, дружок, ты был сиротой до восемнадцати лет. А теперь ты взрослый человек, мы с тобой заключили договор об оказании услуг. И мы его выполняем, а ты нет. Поэтому у нас полное право отправить тебя на улицу. И вот здесь начинается совсем другой разговор.
…У Надежды Викторовны звонит телефон, она подхватывается и мгновенно исчезает. Я остаюсь один и пускаюсь в путешествие по Полярнозоринскому центру, продолжая свои размышления.
Научение выбору – если смотреть под таким углом, то очень многое в центре работает именно на выработку этого умения. Например, в центре есть традиция – Новый год воспитатели и ребята встречают вместе. Но при этом – алкоголь под полным запретом. Вот и выбор – можно пойти повеселиться в город с друзьями, но вернуться утром, уже трезвым, или провести Новый год в центре.
В прошлом году все ребята остались здесь.
А холодильник? Это великая вещь – холодильник. Ведь можно съесть разом всю вкусную колбасу, но потом всю неделю сидеть на одном хлебе…
«Выгнать просто, гораздо труднее изменить их мировоззрение», – повторяю я, спускаясь на первый этаж. Захожу в неприметную дверцу и оказываюсь… в царстве кукол.

Царство кукол Татьяны Морозовой

Невысокая женщина с короткой стрижкой быстро и сосредоточенно перебирает кусочки ткани и нитки. Вокруг куски декораций из папье-маше, стеллажи с аппликациями, картинами, батиками... И куклы. Они повсюду – от маленьких, меньше мизинца, до гигантских, выше человека.
– Можно? – Я сажусь, убирая со стула настоящую кошачью мечту – огромный моток разноцветной пряжи.
– Да, – кивает она, не отрываясь от своего занятия. – Вы не обращайте внимания, я буду работать, я так привыкла.
Татьяна Александровна Морозова, можно сказать, ближайший соратник Надежды Малукас. Вместе работали в
детдоме в Апатитах, вместе пришли в этот центр. Стаж у Татьяны Александровны огромный – 25 лет, руки быстрые. Пока я задавал первый вопрос, она уже успела скрутить и отложить в сторону готовую народную куклу – мужичка в кафтане.
– Почему куклы? – задаю я вдруг вовсе не тот вопрос, который собирался.
– Куклы появились и случайно, и не случайно. – Она берет следующий лоскут ткани. – Дело в том, что программа работы центра построена на эмпирике – мы откликаемся на те «сюрпризы», которые нам преподносят дети. Куклы как раз и были ответом на вопрос, который жизнь подкинула – одна из наших девочек сделала аборт. И что делать?
Руки ее на мгновение замирают.
– Говорить – бессмысленно, они все равно не понимают. Даже если она родит ребенка, то скорее всего отдаст в Дом малютки – для нее это естественно: ей в детдоме было нормально – почему ребенку будет плохо? Вот тогда-то я начала работать с куклами.  Просто посадила девчонок и показала, как из ничего – из куска ткани – возникает младенчик.
– Вот. – Татьяна Александровна протягивает мне миниатюрный сверток, тряпичную копию младенца. – Это простейшая кукла-пеленашка, ее за пять минут можно сделать. Потом – куклы сложнее, уже есть деление – мальчик или девочка. Это значит, что дети растут. Затем подростковые куклы, еще сложнее. А вот кукла-неразлучница, мальчик и девочка, видите, у них общая рука. Это – семья. А следом – беременная кукла. И снова младенчик. Понимаете? Это модель жизни, вечный круговорот.
– А мальчики? – только и успеваю спросить я, глядя, как на стол ложится еще одна кукла, уже третья по счету.
– Они занимаются тем же, чем занимаются мужчины в крестьянской семье, – отвечает Татьяна Александровна. – Делают колыбели, санки, плетут ремни для кукол – это было исключительно мужским делом.
Но не может быть, чтобы такая простейшая вещь влияла на взрослых девушек!
– Фыркают поначалу. – Татьяна Александровна улыбается. – Не хотят. Но стоит попробовать – не выгонишь. Понимаете, они не просто получают навыки пеленания своих детей. Они же играть с куклами не умеют. Петь колыбельные не умеют – им никогда их не пели. Вот мы сделали младенчика, кладем его в колыбель и начинаем убаюкивать. У одной из девочек в этот момент истерика случилась. Вы понимаете? Они же все недобаюканные дети.
Я ухожу из мастерской с подарком – веселой куклой в красном платке. Теплый комок ткани будто греет ладонь.

Обои «как в центре»

Так получилось, что я прожил один день вместе с Надеждой Малукас и ее центром с самого раннего утра до поздней ночи. Бродил по центру, разговаривал с сотрудниками и ребятами. Кто-то замыкался и просил его не фотографировать, кто-то, смоля сигарету, через две минуты разговора уже рассказывал, как он семь раз сбегал из детдома, чтобы поехать к бабушке в Курскую область, кому-то из ребят я вместе с бухгалтером помогал распечатать скачанный из интернета реферат о Тевтонском ордене (простите, неведомая учительница истории).
И понял, наверное, что самое главное – это не социальная поддержка и помощь в получении работы или пособия, а та невидимая, кропотливая работа воспитания, которая совершается здесь каждодневно. И хотя Надежда Викторовна подчеркивает, что ребята – это их клиенты, но все же именно центр играет роль семьи, которой у этих детей не было. Именно центром задаются образцы нормальной человеческой жизни – даже в виде хороших фарфоровых тарелок в буфете и ежедневных, по два часа, чаепитий (ведь в детдоме чай – вещь нормированная, сколько хочешь не выпьешь).
И недаром Надежда Малукас с такой гордостью говорила об одном из своих «клиентов», которому они помогали обустраивать квартиру. Мальчик выбирал обои, и единственный критерий красоты для него был – «хочу такие, как у нас в центре».
Это незаметное, исподволь, воспитание через совет, пример, поддержку. И оказывается, что такое мягкое, ненавязчивое сопровождение меняет подростков. Оказывается, что нужно-то им, чтобы не за них все делали, а чтобы помогли справиться самим. Потому что личность взращивается лишь самостоятельным усилием. И главное – поддержать человека, когда он решается на это усилие.
…В этом году Полярнозоринский центр объединился с приютом, с которым они делят одно здание. Теперь Надежда Викторовна может держать у себя любых детей, начиная от детсадовского возраста. Фактически это Центр детей и молодежи. Новое учреждение, которого нет в государственном реестре. И значит, надо заново начинать работу и разрабатывать методики. Но главное – теперь шестнадцатилетним выпускникам детдомов есть куда пойти.