XII СОЛОВЕЙЧИКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ

Мастер-класс «Взаимодействие учитель–ученик. Понимание через метафорическую игру»

Работа с так называемыми «трудными» учениками – что может быть сложнее для учителя? Тем не менее ведущий мастер-класса предложил пришедшим к нему коллегам совсем несерьезную на первый взгляд форму для разрешения этой вечной и болезненной проблемы. Игру.
Таким образом, учителя не только занимались разрешением содержательной педагогической задачи, но и прочувствовали на собственном опыте особенности предложенной технологии – метафорической игры.
Участники расселись на стулья, заранее расставленные по кругу, и ведущий предложил каждому вспомнить случаи из своей педагогической практики за последний год, когда с учеником было трудно работать. Несколько секунд размышления, и первый желающий поднимает руку:
– Девочка-второклассница на все предложения учителей, на все задания, попытки заинтересовать и вовлечь в совместную работу реагирует одинаково: «Не хочу!»
Ведущий внимательно слушает и переводит педагогическую ситуацию на язык метафоры: «Можно ли назвать такого ребенка протестным учеником?» – так появляется первая запись на доске.
Дальнейшие короткие истории также резюмируются с помощью метафор.
– Во время занятий на продленке невозможно собрать внимание ребят. Они ни минуты не слушают, ни минуты не сидят на месте и постоянно кивают друг на друга, что он, мол, первый начал. Как обезьянки, – с огорчением закончила учительница.
Вот и готова метафора. На доске появилась еще одна запись: ученики-обезьянки.
К ним добавились ученик-контролер, торопыга, отверженный, ученик-ручей (отсиживает положенное и мгновенно утекает из школьного пространства в личное), скучающий. На этом остановились и стали выбирать тот тип проблемного ученика, который интересен большему числу присутствующих. Оказалось, что большинству труднее всего приходится с протестными детьми.
Чтобы увидеть эту педагогическую ситуацию с новой стороны и, может быть, найти нестандартные методы взаимодействия, снова прибегли к помощи метафоры. «Вспомните ситуации из сказок, фильмов, мультфильмов, где герои воспроизводили бы поведение протестного ученика», – предложил ведущий. И тут же получил целую компанию персонажей, ведущих себя по принципу «не хочу и не буду»: старуха Шапокляк, Антошка, Том Сойер и еще множество сказочных героев, нарушавших запреты из вредности, любопытства или по глупости. Однако истинным лидером стала старуха Шапокляк  – ее похождения вспоминали особенно красочно.
Для конкретизации ситуации и планирования дальнейшего хода игры одна из участниц как можно более детально описала эпизод, отражающий вредность старухи и противостояние ее положительным героям: «Идет стройка дома для Чебурашки. Его друзья заняты работой, а старуха Шапокляк растаскивает стройматериалы, разбрасывает кожуру, на которой все подскальзываются, и вообще строит козни при каждом удобном случае». По ходу рассказа ведущий настойчиво уточняет: как выглядит сцена, что именно делают герои, кто участвует в действии? Постепенно назвали всех: Гена, Чебурашка, девочка-школьница, ее Щенок и злодейка Шапокляк с крысой Лариской.
Это нужно было сделать затем, чтобы все присутствующие разделились на группы – по количеству персонажей. Каждая – коллективный персонаж, получивший задание придумать несколько способов прекратить старухины бесчинства. Поскольку люди собрались гуманные, предполагалось добиться мирного урегулирования конфликта. Советы предназначались Чебурашке, ибо он главный герой, носитель разумного начала, а старухе советовать все равно без толку.
Давая установки, ведущий акцентировал внимание группы на характерных чертах ее персонажа: «Вы, Гена, мудрая, уважаемая рептилия, что вы можете порекомендовать своему молодому наивному другу с высоты жизненного опыта?» Или: «Ты, девочка, рядовой участник работы, которому многое видно со стороны, что ты можешь посоветовать Чебурашке?» Сам коллективный главный герой должен был сосредоточиться на проблеме и спланировать свои действия. А Шапокляк задумалась о том, какие действия со стороны других персонажей благотворно подействуют на ее гадкий характер.
Каждая группа получила большой лист бумаги и фломастеры. Пока шло обсуждение, ведущий разметил на доске шесть колонок для записи предложений каждого персонажа.
За пятнадцать минут обсуждения участники напридумывали довольно много самых разнообразных подходов  – от задабривания подарками до психоанализа. Результаты представляли по очереди, честно стараясь говорить от лица своего персонажа. Например, Чебурашка, говоривший первым, сообщил: «Я готов отказаться от обид и видеть в ней мудрую добрую старушку. Или попробую польстить самолюбию – предложу возглавить стройку. Не по-настоящему, а для вида. Мы будем работать по-прежнему, а она пусть считает себя начальником. Можно попросить у нее помощи по охране стройки, чтобы переключить с поиска врага на защиту. Если с сотрудничеством не получится, попробуем откупиться от нее, предложив часть дома под бюро зловредных услуг и конуру для Лариски. Еще можно найти ей жениха, отправить на курсы гуманной педагогики или на курорт». Перечислив все это, Чебурашка вздохнул и добавил: «Но чтобы сделать все это, я сначала должен ее полюбить…»
Чебурашка задал тон, но не все персонажи были столь артистичны и так реалистично оценивали выполнимость своих рекомендаций. Некоторые предложения явно вызывали сомнения у других групп. Например, «отвечать добром на зло и благодарить старуху за каждую сделанную ею гадость». Эта непротивленческая позиция вызвала сомнения даже у положительных персонажей.
Были и предложения, которые явно «носились в воздухе»: их высказали почти все группы независимо друг от друга. Так, несколько раз повторялся совет о хорошей должности для Шапокляк, престижной и с перспективой карьерного роста. Например, начальником охраны. Или аудитором на стройке.
Популярной оказалась идея использовать возможности родственных отношений: пусть Шапокляк усыновит Чебурашку или станет его бабушкой. Трудно ведь изводить кого-то, если вяжешь ему носки и печешь пирожки. «Пусть она наконец почувствует себя женщиной!» – горячо предлагала Лариска, стосковавшаяся, по ее же собственным словам, в роли исполнителя злодейских выходок.
После каждого выступления группа отвечала на вопросы. Особенно старалась старуха Шапокляк. Она ядовито комментировала предложения вполне в духе своего протестного характера. Например, в ответ на попытку предложить ей формальную должность начальника заметила: «Какие же вы лицемеры! Вы что, думаете, я не могу отличить искреннее предложение от обмана?»
По сути дела на этом игровом диалоге и строилась драматургия обсуждения. Конечно, роли не были выдержаны до конца и почти за всеми советами явно стояли опыт психологических тренингов и педагогическое мастерство. Например, «организовать встречу с Шапокляк, рассказать ей о ее сильных сторонах и предложить несколько вариантов сотрудничества на выбор». Таким образом, разговор все больше выходил на сугубо профессиональный уровень.
Тут и ведущий предложил перейти из метафорического пространства в обыденную реальность, где Чебурашка превращается в учителя, а Гена – в администратора. Девочка – это ученик, наблюдающий конфликт со стороны; Щенок, находящийся рядом, но все же немного в стороне,  – родители. То есть разыгранный сказочный эпизод может служить отражением сложной педагогической ситуации. А значит, и предложения, записанные на доске, послужат материалом для работы.
Об этом говорили участники на заключительном этапе мастер-класса, когда ведущий предложил обменяться впечатлениями о произошедшем. Были профессиональные и личностные открытия: впервые поняла глубинную причину протестности – недостижимость, невозможность успеха. Были сомнения: как трансформировать энергию метафоры в энергию педагогического действия. И уверенность в эффективности предложенной формы: подобная игра может стать начальной точкой для дальнейшего проектирования. И совершенно конкретный, абсолютно учительский вопрос: где можно подробнее почитать о технологии метафорической игры? Значит, игра удалась.

Почему нам трудно воспитывать детей

Потому что нам прежде всего трудно с самими собой. Мы часто ощущаем внутренний разлад, не контролируем свои эмоции, недовольны своими поступками. Может ли быть легко при этом во взаимодействии с другим человеком, ребенком?
Кстати, далеко не всегда проблемному ребенку трудно с нами. Мы мучаемся, ищем подход к нему, переживаем, что он не так себя ведет, а он считает, что все нормально. Ему вполне хорошо.
Реже бывает наоборот: педагог считает, что ученик вполне благополучен, никаких хлопот не доставляет. А ребенок испытывает при этом трудности, и немалые. Такая ситуация – показатель недостаточного профессионализма учителя.
С течением времени, накапливая опыт, учитель испытывает меньше проблем во взаимоотношениях с детьми. Но при этом преодолевает исключительно технологические трудности: он теперь умеет свести на нет конфликтную ситуацию, понимает, когда ребенок нуждается в поддержке. Однако глобальные воспитательные, человеческие проблемы он по-прежнему решить не может. Наоборот, чем опытнее учитель, тем больше он убеждается в том, что воспитание – очень трудное дело.

Игорь Вачков

Нам (Мне)

Мне надо воспитать себя. Поздно это говорю – слишком много ошибок и крупного воспитательного неуспеха позади. Но «до»  этого не понимала. Хотя кое-что, и даже хорошо, понимала. В теории. А нужно понимание другое. Во-первых, практическое  – как реализовать на практике то, что понимаешь «в голове». Второе – отчасти ответ на первое: ценностное понимание. Как это может стать твоей внутренней ценностью настолько, что по-другому поступать – не можешь.
Нам… мне не хватает терпеливости, добра, любви человеческой. Любви к людям, к каждому человеку, всему, целиком. Не хватает гибкости, умения увидеть мир его глазами – ощутить на самом деле, а не в теории, что все видят мир по-разному, и то, как его вижу я, – это не то, что на самом деле. Это, наверное, честно было бы назвать эгоизмом. Хотя (самое частое слово в этом эссе  – «хотя»)… себя я тоже любить не умею, и это влияет на мое неумение любить других. Причем важно – именно не тех любимых, кого и так любишь (хотя и их тоже не умею). А каждого, любого. Любить человека  – как основа и априори взаимодействия – в особенности взаимодействия «воспитательного». Такое обязательное предварительное условие, затрагивающее ценностное во мне и запрещающее действовать на практике зло, распущенно, нечеловечно.
…Странно, к концу текста подумала, что слово «почему» неотрывно от «нам».
«Почему нам». «Почему мне».
Многое из того, что пишу, «должно было» быть воспитано во мне раньше. И думаю: смогу ли все-таки воспитать в себе сейчас? Достаточно ли диагноза  – пусть такого жесткого, чтобы все-таки вылечиться? Ведь дальше – надо жить. А жить с этим дальше нельзя.
Спасибо вам за очень точную и очень важную тему чтений.
…Наверное, мой вопрос – почему я плохо это делаю?.. (Честно: даже не могу перечитывать написанное.)