XII СОЛОВЕЙЧИКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ

Открытый урок Шалвы Амонашвили

Казалось бы, какая связь между воспитанием детей и математикой? Ну, литература, история – это еще понятно. А математика, как известно, гимнастика ума. Она из всех школьных наук дальше других от проблем нравственных. Однако общее недоумение рассеялось с первых минут.
Начиная свой урок математики для педагогов, собравшихся в Большом зале Дома учителя утром второго дня чтений, Шалва Амонашвили напомнил присутствующим, как возникла новая геометрия Лобачевского, воображаемая геометрия: благодаря одному-единственному допущению  – через любую точку можно провести несколько прямых, параллельных заданной. Так и новая педагогика, необычный урок возникают на основе смелых предположений, догадок отдельных учителей. Иногда это ошибочные предположения, но без них нельзя обойтись, поскольку наша профессия  – педагогика, преподавание, воспитание  – абсолютно субъективна.
И все в нашей работе связано в единое целое. Урока как отдельного события не существует. Одно занятие соединяется с другим – возникает неразрывная цепочка.
Отдельного урока не существует и по другой причине. В каждом занятии столько уроков, сколько сидят в классе детей, потому что для каждого ребенка учитель готовит свой урок.
И каждый раз задает себе вопрос: чему я хочу научить этого ребенка – математике или чему-то высшему? В каждом уроке, как в хорошей книге, есть интересный текст и глубокий подтекст.
Однако предисловие к уроку заканчивается. И Шалва Александрович из лектора превращается в педагога. Педагог обращается к ученикам, сидящим на сцене. Это учителя, рискнувшие на глазах у полного зала принять на себя роли учеников, а значит, готовые учиться чему-то новому, ошибаться. Исправлять свои ошибки.
Всем, кто читал книги Шалвы Александровича, известно, какое значение он придает простому доброму слову «здравствуйте». И сейчас он обращается к своему импровизированному классу:
– Подумайте, что вы хотите сообщить мне, что пожелать. Пожалуйста, приготовьте это слово!
Задан нужный настрой, найдена верная интонация урока. Теперь настройка внутренняя:
– Вы знаете, кто вы сейчас? Нет, вовсе не ученики, вы – математики! Повторите про себя: я математик, я очень люблю математику. Вы математики, а я ваш ученик. Я буду задавать вопросы, а вы – объяснять мне, доказывать, шептать на ухо свои решения. Вы поможете мне, чтобы я тоже справился со всеми задачами.
Да, а что такое математика? Амонашвили уверен: это симфония чисел! Математики на сцене по-разному понимают слово «симфония». Но одинаково угадывают в нем нечто гармоничное, прекрасное. Значит, суть не в задачках, не в формулах, а в красоте и гармонии.
На доске несколько ребусов. Глаза разбегаются, хочется обсудить каждый, но урок движется стремительно. Ученики отгадали пока одну головоломку, простую и всем хорошо знакомую: семь раз отмерь – один отрежь. Оказывается, это задача сегодняшнего урока: научиться семь раз мерить, принимать осторожно решения, а потом их реализовать. Семь раз отмерить  – значит сомневаться и не принимать очевидное за истинное.
На доске еще один ребус: ищешь трудности – найдешь… Что же? Удачу? Победу? – размышляют ученики. Но в это время на доске появляется новая задачка: три линии. Одна, самая на первый взгляд длинная, ограничена точками по краям. Математики знают: это отрезок. Другая, покороче, только начинается с точки. А с противоположного края нет никакой границы. Вектор, вспоминают умные ученики. У самой коротенькой черточки нет точек ни с одной стороны. Вопрос: какая линия длиннее? Да, та самая, короткая, без границ. Так обманчива видимость, когда речь идет о бесконечности. Любимое понятие не только математиков, но и философов.
На большом экране появляются два квадрата с перекрещивающимися линиями внутри. Фигура А и фигура Б. В какой больше квадратов? Ученики понимающе переглядываются. Ясно, что квадратов больше там, где больше перекрестий линий. Это почти общее решение класса. Оказывается, ничего подобного. Снова: самого главного глазами не увидишь.
На смену картинкам приходят ряды чисел. Их надо быстро запомнить, уловить какие-то закономерности.
– Это, конечно, очень простые задания,  – почти извиняется Шалва Александрович.
И вдруг начинает рассказывать про одного старого немецкого учителя, который любил математику больше, чем детей. Он давал ученикам сложные задания и очень строго ставил оценки. Но в классе нашелся ребенок по имени Карл Фридрих, который почти мгновенно умудрялся решать самые длинные примеры. Он как будто не считал, не складывал, не умножал, просто находил нужный ответ. Педагогу это надоело, и он однажды придумал сверхсложное задание. Уж его точно никто не решит, даже этот негодный мальчишка: сколько получится, если сложить все числа от 1 до 100? Не успел преподаватель удовлетворенно усесться за свой учительский стол, как все тот же шустрый Карл Фридрих поднял руку. Он решил трудную задачку. Мальчик по фамилии Гаусс.
– Может, и среди вас сегодня есть такой гений.
По крайней мере на одном из мастер-классов Амонашвили ребенок нашел ответ на тот же вопрос, брошенный мимоходом.
– Как ты это сделал?
– Не знаю, – ответил ребенок.
– А вам я оставлю эту задачу. Попробуйте решать сложные задачи, не решая.
Многие задачи, как и в жизни, не имеют однозначного решения. Если так посмотреть – одно получается. Если иначе – другое. Не всегда можно прийти к общему решению, важно понять логику другого человека.
Однако урок есть урок. Не все получается у учеников. Кто-то жалуется, что не успевает. «Математик должен все уметь схватывать на лету», – поясняет педагог. Но все же приостанавливается. Кто-то что-то прослушал. «Я не могу обижать вас, повторяя одно и то же», – расстраивается учитель. И все же повторяет.
Его голос то взлетает ввысь, то опускается до шепота. Конечно, всем известна манера Амонашвили: положите голову на стол, закройте глаза, думайте. А когда решите пример, поднимите вверх пальчики. Он двигается между рядами, пожимает пальчики тех, кто нашел верный ответ, благодарит. Это ведь подарок для учителя – когда ученик нашел правильный ответ на трудный вопрос. А для ученика подарок  – восхищение педагога, его признание. Шалва Александрович тихонько шепчет кому-то: «Думай, я к тебе еще подойду». Знакомые, многократно описанные приемы. Но как трудно их повторить. Невозможно. Только если допустить вместе с Амонашвили, что ребенок – это явление, особенный человек, у которого свой путь и в математике, и в жизни.
Последняя задача – про зеркальный ряд чисел – как-то совсем не решается. То ли слишком трудный вопрос, то ли устали ученики. Учитель обращается к мужской половине класса: решите эту задачу, чтобы все девочки восхитились. Мощный стимул для творчества. Уже почти все ученики столпились у доски, пытаясь найти ответ. Амонашвили сидит за парой. Сейчас он и в самом деле ученик, перед которым много учителей. Он пытается что-то понять.
Заканчивается урок, как положено, домашним заданием: одно для вас, дорогие ученики, а другое – для ваших родителей, бабушек, дедушек. Им же интересно, что вы делали в школе. А что вы им расскажете? Что было на уроке? И вдруг вспоминается тот неразгаданный в начале урока ребус на доске: кто ищет трудности… Наконец кто-то догадался: кто ищет трудности, находит мудрость.
Время урока закончилось со звонком. Но на самом деле урок не заканчивается. Конечно, если это урок не для знаний, а для жизни.
Попрощавшись с учениками, Амонашвили еще долго не может уйти со сцены. Его забрасывают вопросами, просят разрешения сфотографироваться рядом, подсовывают программы чтений: «Распишитесь, пожалуйста. Я прочитала все ваши книжки. Они так много значат для меня».
– Продолжение встреч возможно на семинарах, проводимых лабораторией гуманной педагогики.
На этой утешительной ноте Шалва Александрович поспешно покидает зал. Сегодня он улетает. Его ждут в другом городе, в других городах.

Почему нам трудно воспитывать детей

Почему нам трудно воспитывать детей? Потому что именно нам трудно. Мы ведь на самом деле не воспитываем, а только хотим что-то воспитать. И как добиваемся своей цели? Требуем, заставляем. Разве это способ воспитания?
Мы изо всех сил обучаем детей. Но обучение дает только знания, а не воспитание. Настоящий урок – аккумулятор жизни. Он не для знаний, а для той
детской жизни, которая до прихода ребенка в школу протекала стихийно, но здесь, с нашей помощью станет особенной, умной, наполненной не только обучением. Воспитание – питание души ученика. Мы должны наполнить его душу светлыми, прекрасными образами. Потому что, если мы не сделаем этого, внутренний мир детей может наполниться чем-то иным.
Но откуда взять педагогу эти прекрасные образы, этот внутренний свет? Сложный вопрос. Когда-то Сухомлинский говорил: если учитель хочет дать ребенку хоть малый огонек, он должен впитать в себя море света. Многие уверяют, что трудно оставаться гуманным в нашем жестоком мире. Однако мир всегда такой. И я живу так, как живу, именно потому, что не могу жить иначе. И тот, кто не понимает этого, должен просто уйти из школы.
Надо признать, школа, образование всегда порождают противоречия. Авторитарный учитель их обостряет. Гуманный  – сглаживает, старается облегчить ребенку жизнь. Если ребенок ошибается – это задача для меня. Я стараюсь ее решить. Конечно, в старших классах уже невозможно поглаживать пальчики, шептать ответы на ушко. Но ведь дело не в этом. У каждого возраста своя педагогика. Учитель все равно ищет способ работать с учеником как с неповторимой личностью в любом классе, на любом предмете.
Мы все повторяем: гуманный учитель, гуманная педагогика. В чем ее отличие от традиционной? Да нет традиционной педагогики. Есть вечная педагогика. Бытовая, народная. А есть так называемая научная. Наука пытается вывести непреложные законы. Она существует в строгих рамках времени, пространства и материи. А гуманная педагогика знает четвертое измерение: личность учителя. Именно он решает проблемы и обучения, и воспитания. Мы, здесь сидящие, решаем. Особенно если объединяемся друг с другом.
Снова хочется вспомнить Сухомлинского: без духовной общности воспитание не состоится.

Шалва Амонашвили

Почему

«Почему?» – слово, которое так часто произносят наши дети…
А вдруг это и есть тот «золотой ключик», что открывает потайную дверцу в Детство? Задавай, взрослый, себе вопросы про воспитание детей почаще, ищи ответы – глядишь, может, и не так трудно будет…

Наталья Боровкова г. Санкт-Петербург

Трудно

Трудно, потому что процесс воспитания  – непрерывный. Воспитание на уроке, на перемене, в школьной столовой, в раздевалке, на занятиях кружка, в театре, в походе. Всегда и везде! А учителю это трудно. Проще: дал ЗУНы, звонок – и… полное равнодушие, непроницаемое лицо, отстраненность. Работа закончена.
Воспитание опосредованно – как наше слово отзовется? Многие об этом не думают. А если задуматься – и трудно не будет.

С.В.Садовская г. Нижний Новгород