ФАКТЫ, СОБЫТИЯ, ТЕНДЕНЦИИ

Воспитание после наказания

В начале октября глава МВД Рашид Нургалиев выступил с идеей открывать специальные учебно-воспитательные учреждения закрытого и открытого типа для несовершеннолетних нарушителей

Главный милиционер страны делает такое заявление уже повторно. Вначале правительственная комиссия по делам несовершеннолетних и защите их прав (Нургалиев ее возглавляет) направила в 37 регионов предложение открыть вышеупомянутые спецучреждения.
– Мы руководствовались тем, что открытие таких учреждений будет способствовать получению подростками специального профессионального образования, поможет решить прежде всего проблему занятости и социализации подростков и молодежи в конкретном регионе, – объяснил министр.
Однако на предложение правительства откликнулось всего 5 регионов из 37.
Повторное обращение о необходимости создания спецучреждений Нургалиев подкрепил статистикой. По его словам, за прошедшие 8 месяцев этого года число преступлений, совершенных несовершеннолетними, сократилось на 15%. При этом тяжких преступлений совершено на 23,5% меньше, а особо тяжких – на 13,7%. Главной проблемой, по мнению министра, становится высокий уровень рецидива среди несовершеннолетних.
– Каждый шестой подросток, привлеченный к уголовной ответственности, имеет опыт преступной деятельности, а каждый восьмой ранее судим. Зачастую, возвращаясь из воспитательных колоний домой, ребята остаются невостребованными. Не секрет, что эта часть молодежи является мишенью для всякого рода экстремистов, наркодельцов и просто уголовников. В некоторых регионах удельный вес повторных преступлений превысил 30%, – заявил министр.
Именно с рецидивом среди подростков министр и намерен бороться с помощью спецучилищ, где, по его мнению, несовершеннолетние преступники могли бы получать профессию.
А есть ли у них такая возможность сейчас?
По данным заместителя начальника Управления учреждений образования Федерального агентства по образованию Михаила Усова, учебно-воспитательные учреждения закрытого типа сейчас находятся только в 20 регионах. В них содержатся около 2 тысяч подростков от 11 до 18 лет, совершивших общественно опасные деяния, не подлежащие уголовной ответственности, либо освобожденных судом от наказания. Большинство подростков направлены в спецучилища за кражи и хулиганство, однако почти треть ранее судимы, имеют отклонения в психическом развитии и зависимость от алкоголя и наркотиков.
Содержание одного воспитанника обходится в 323 тысячи рублей в год. В этом году спецучилищам выделено более 832 млн рублей, что в 2,5 раза больше по сравнению с 2005 годом. В 2009 году Рособразование предлагает вдвое увеличить
зарплату педагогам этих учреждений, поскольку они работают в условиях, нередко связанных с риском для здоровья.
Кроме того, по мнению Усова, чтобы снизить число проявлений рецидива, необходимо направлять в разные училища подростков, осужденных за убийства и изнасилования, и тех, кто совершил преступление небольшой и средней тяжести.

Прокомментировать предложение главы МВД мы попросили Людмилу Альперн, заместителя директора Центра содействия реформе уголовного правосудия:
– Удивительно, что министр назвал цифру всего в 30% повторных преступлений. По статистике Федеральной службы исполнения наказаний около 65% подростков, вышедших на свободу, снова совершают преступления.
Всякая колония – это школа преступности. Там ребенок получает, так сказать, начальное криминальное образование. Причем в том возрасте, когда любое образование очень эффективно. И выйдя на свободу, он уже зачастую не видит для себя другого пути.
Поэтому, на мой взгляд, предложение министра абсолютно не проработано. Какие можно открывать специальные училища для людей, которые получили такой отрицательный жизненный опыт, что не могут от него избавиться? Ведь даже если мы создадим колонии, полностью изолированные от криминального мира взрослых, то это не спасет. Вопрос криминальной субкультуры – это не вопрос научения; она возникает сама собой. К тому же дети уже имеют криминальный опыт, попадая в колонию.
На самом деле необходимо создавать на федеральном уровне полноценную систему ювенальной юстиции, мощную систему поддержки и сопровождения асоциальных и проблемных семей.
Дело в том, что большинство детей, совершающих правонарушения, по сути, не получили воспитания. Это дети из проблемных, неблагополучных семей. Поэтому главный принцип ювенальной юстиции – сначала воспитание. А не наоборот, как предлагает министр Нургалиев: воспитание после наказания.
В 2003–2004 годах в законодательство уже были внесены элементы ювенальной юстиции, которые помогли сократить тюремное население несовершеннолетних почти в два раза. Они позволяли удерживать детей от тюрьмы: назначать более мягкие наказания, сокращать сроки.
Однако сегодня ситуация вернулась в прежнее русло.
А ведь главная задача профилактики  – не сажать. Криминология подходит к этому таким образом: чем меньше людей сталкиваются с правоохранительной системой, тем меньше преступников. Для несовершеннолетних правило такое: чем позже он сядет, тем лучше.
Смысл работы заключается в том, что аппарат ювенальной юстиции надо подключать к работе с ребенком на досудебной стадии. Это должны быть отдельные судьи, отдельные прокуроры, отдельные следователи. Это должна быть мощная социальная служба; у нее должны быть учебные институты, ресурсы, люди.
Есть такая дисциплина – ресоциализационная педагогика. Мы изучали французский опыт: это двухлетние курсы по четырем предметам – педагогике, психологии (включая психоанализ), медицине и юриспруденции. Владение этими дисциплинами дает социальному работнику возможность реально повлиять на ребенка. Не только давить, убеждать, требовать, но и давать то самое воспитание, которое ребенок не получил в семье.
И если мы создадим подобную систему, то не надо будет думать о создании специальных ПТУ, которые мало чем будут отличаться от тюрьмы.
Однако сегодня ювенальная юстиция не развивается. Возможно, потому, что ее создание резко поднимет стандарт работы с несовершеннолетними. А подобная конкуренция никому не нужна.
Главной же причиной падения числа преступлений, совершенных детьми, – об этом говорил министр, – по моему мнению, является демографический спад. Просто резко сократилось число детей такого возраста. И эту ситуацию надо использовать. Ведь если детей меньше, то и работать с ними легче.