РЕПОРТАЖ

Педагогика - это миропонимание

Когда у ивановского педагога Григория Ищука спрашивают: «Как вы учите детей?», он разводит руками и совершенно искренне отвечает: «Не знаю!» Коллеги Ищуку не верят, ходят к нему на уроки, пытаясь выяснить, какой же методикой пользуется знаменитый на все Иваново учитель физики. Случается, на этих открытых занятиях школьники не справляются ни с одной задачей, завуч хватается за голову, а Григорий Григорьевич Ищук довольно усмехается: «Урок удался!»
Коллеги опять не верят. Ведь ученики Ищука побеждают на всех олимпиадах – от городских до всероссийских, а в прошлом году единственные в области сдали ЕГЭ по физике без троек. Тут должен быть какой-то педагогический секрет, безотказный прием, которым Ищук просто не хочет делиться.
«А я-то тут при чем? – изумляется Григорий Григорьевич. – Это они сами!»
И коллеги снова ему не верят.

Мы встретились с Григорием Ищуком за четыре часа до начала учебного года: 1 сентября в пять утра (в такую рань приходит в Иваново московский поезд). Разговорились прямо на платформе, продолжили на кухне за чаем, потом по дороге в школу и там в перерывах между уроками. Общаться с Григорием Ищуком  – одно удовольствие. Он бесконечно обаятелен, остроумен и просто умен. А вот писать  – чрезвычайно сложно. Наверное, потому, что говорит он об очевидных, давно всем известных вещах, повторять которые на первый взгляд нет никакого смысла.
Взять,   к   примеру,   основную  мысль, лейтмотив  не   только   нашего   много-
часового разговора, но и всей жизни Григория Григорьевича. Главное в школе  – человеческие отношения. Казалось бы, кто об этом не слышал, не говорил, не читал в методичках?
Но что если попытаться эту банальную истину прожить? Не кривя душой и не делая скидок на внешние обстоятельства? Тогда весь отлаженный школьный механизм, состоящий из оценок, программ, учебных планов, моментально разваливается, а мы оказываемся лицом к лицу с чем-то незнакомым, неуправляемым и крайне неудобным. С чем-то таким, что ставит под вопрос все наши знания, весь педагогический опыт (как чужой, так и наш собственный), а зачастую и нас самих.
– Подготовиться к уроку невозможно,  – говорит Григорий Григорьевич.  – Это знает любой учитель. Невозможно предсказать, что зацепит детей, а что оставит равнодушными. Если в параллельном классе прошло на ура, не обязательно в этом сработает. И даже то, что вчера с этими же самыми детьми получалось, сегодня может пролететь мимо. Когда вхожу в класс, всегда ужасно боюсь, я никогда не знаю, чем это закончится, о чем пойдет разговор – но только так возможно! Только так  – по-настоящему! А если у меня есть план, то ребенок, живой, сидящий передо мной ребенок, с его незапланированной реакцией на меня и на мои слова, мне уже не нужен. Он становится лишним.
Едва копнув вглубь, мы уже уперлись в нечто для многих неприемлемое и непреодолимое. Отношения спланировать нельзя. Но как работать без плана?
– Трудно, страшно, – восклицает Григорий Григорьевич. – И жутко интересно  – просто дух захватывает! Учителя боятся отложить свои листочки с конспектом урока, потому что они боятся ошибиться. А учитель должен ошибаться! Чтобы научить этому ребенка. Ведь школа – единственное место, где можно научиться ошибаться. Для этого учитель должен ошибаться сам и своим примером показывать, как относиться к ошибкам: не паниковать, не скрывать их, а честно признавать, делать выводы и двигаться дальше. И ребенку надо позволить совершать ошибки. А мы требуем, чтобы он уже с первого класса не ошибался. И это очень опасно. Потому что в нашей неподвижной школьной системе ребенок вполне может выработать такую траекторию, чтобы не ошибаться, подстроиться под наши требования. А потом он выходит в жизнь, начинает совершать ошибки и теряется: он совершенно к ним не готов, он не знает, что с этим делать.
Итак, отказаться от планирования и пуститься в свободный полет, не застрахованный от ошибок. Это ставит учителя не над учеником, как в классической школьной схеме, а рядом. Только так, когда оба находятся на одном уровне, и возможны полноценные человеческие отношения. Поставить себя в такое положение согласится далеко не каждый взрослый. Но это еще не самое трудное. Сложнее всего осознать и принять тот факт, что от учителя вообще практически ничего не зависит.
– Я никогда не борюсь на педсоветах за количество часов, – говорит Григорий Григорьевич. – Какая разница! Я могу зацепить ребенка за физику за пять минут, а могу не зацепить и за пять лет. И я не знаю, как это происходит! Оно либо происходит, либо нет. Нельзя заставить человека думать. Можно создать ему для этого условия – и все. И с воспитанием то же самое. Оно либо происходит, либо нет. И часто мы даже не понимаем, произошло ли? В этом трудность. Всякий человек, который что-то делает, должен видеть результат. А учитель может и не увидеть, так как этот результат может проявиться годы и годы спустя.
Любому, кто сталкивался со школьной действительностью, понятно, что трудность тут не только внутренняя. Можно сколько угодно рассуждать о вреде планирования и неочевидности результата, но как быть, когда с учителя требуют и хороших оценок, и конспектов уроков, и непременного участия в конкурсах, праздниках, олимпиадах...
Вот конкретная ситуация. К Ищуку подходит завуч, спрашивает план контрольных работ на год. Григорий Григорьевич садится за стол и на глазах у изумленного начальства не задумываясь выдает… стопроцентную отписку. Выглядит это, конечно, провокацией и хулиганством. Но это просто способ быть верным себе: если я считаю планирование невозможным, то я не буду делать вид, будто что-то планирую. А если вам нужна от меня бумажка, то вот она, пожалуйста, мне не жалко.
Речь, разумеется, не о том, чтобы вести себя так же. Речь о том, что это в принципе возможно. А дальше каждый сам решает, как ему поступать.
– В нынешней школе и в жизни вообще мне не хватает честности, – признается Григорий Григорьевич. – Мы делаем ложные вещи и детей заставляем. У нас во всем – бутафория, сглаживание и окрашивание. И никому не нужная, ложная спешка. Мы торопимся, гонимся за быстрым результатом, не даем детям дозреть. В итоге они приучаются делать хорошее формально. А ведь формализм убивает личность! Это вообще наша главная беда  – личность сброшена со счетов, исключена из школьной жизни. И личность ученика, и личность учителя.
По глубокому убеждению Ищука, основной источник нечестности в школе  – это наука педагогика. Первая и главная ложь педагогики в том, что она претендует ответить на вопрос: «КАК?» Ответ же здесь может быть только такой: «А вот ТАК!»
– Я был совсем молодым, – вспоминает Григорий Григорьевич, – когда появились первые конспекты Шаталова. Я их радостно скопировал, пришел в класс – и мимо! Не работает! Поехал к Шаталову, посмотрел, как он делает. И понял: я так не могу. Для этого надо быть Шаталовым. А я не Шаталов, я Гриша-учитель!.. Потом я общался с Амонашвили, Тубельским, Соловейчиком. И всегда это было о том, ЧТО, а не о том, КАК. Педагогика – это не инструкция. Она нужна исключительно для формирования миропонимания.
Вторая ложь педагогической науки, считает Григорий Ищук, заключается в ее традиционной консервативности, нежелании меняться и принимать во внимание изменившиеся условия жизни. Некоторые идеи, которые теоретики внедряют в сегодняшнюю школу, опоздали как минимум лет на двадцать.
– Взять хотя бы эту пресловутую профилизацию! – возмущается Ищук. – Это было нужно сделать в начале 80-х! Тогда шло бурное развитие техники, требовались инженеры. Но этого не было. А сейчас узкой специализации уже не надо. На все Иваново нужно два физико-математических класса, у нас же – в каждой школе по два! Сейчас нужно другое: люди с открытым мышлением, которые умеют меняться, мыслить, расти.
Безнадежно устарело, по мнению Ищука, и само понимание школы как источника информации. Современные дети добывают знания через интернет, курсы, с помощью репетиторов. Поэтому школа должна стать местом общения. Но педагогическая наука не может этого признать, ведь тогда потеряется смысл программ, предметов, классов.
– Сейчас время самоопределения, – говорит Григорий Григорьевич. – Технически люди уже уперлись в потолок. Сейчас на первый план выходят другие ценности  – человек разворачивается к человеку. Люди начинают задумываться о людях. И школа должна измениться в эту сторону.
Вот мы и вернулись к исходной точке: школа как пространство человеческих отношений. Но отношения эти невозможны без свободы. А какая свобода, если вся школьная жизнь строится на требованиях – к учителю, к ученику, – которым надо мучительно соответствовать? Да и как им соответствовать, если требования ко всем одинаковые, тогда как люди разные? Унификация – вот третья великая ложь педагогики.
Если отказаться от одинаковых требований, то очень быстро станет видно, кто есть кто среди учителей, – говорит Ищук.  – И выяснится, что есть учителя-урокодатели: пришли, выдали порцию информации, ушли. А есть другие, которым интересно вместе с детьми чему-то научиться. И именно к ним будут ходить ученики. Ради радости общения.
«Будут» – это потому, что мы с Григорием Григорьевичем уже перешли в область мечтаний о школе будущего. Что в ней должно измениться в первую очередь? Прежде всего, считает Ищук, надо свести к минимуму обязательную программу.
– Читать, считать, писать – самую базу оставить. Только то, что нужно. А я не уверен, что каждому ученику нужно знать, что такое производная. Все остальное – по выбору. Система кружков и факультативов. Причем дети не должны быть привязаны к одной школе. Услышали, что где-то сильный историк – пошли к нему; узнали, что с этим физиком весело и увлекательно – к нему переместились. Да и учителям так будет гораздо лучше. Ведь все, кто к ним придет, придут свободно, а значит  – осознанно. То есть совсем другой уровень работы.
...В это время, возвращая нас из будущего в настоящее, звенит звонок. Первый звонок нового учебного года. К Григорию Григорьевичу приходят десятиклассники.
– Не буду врать, что я очень ждал 1 сентября, – приветствует их Ищук. – Но кое-кого я по-настоящему рад видеть! Вот про Васю по всем телеканалам говорили, будто он все лето только и делал, что учился. А ведь неправда! Смотрите, он купил гитару и подготовил нам песню! Вася!
– Ничего я не подготовил, – смущается худенький Вася, который на самом деле принес на урок гитару. Но все же выходит к доске и, волнуясь, поет Цоя. Девочки подпевают и бросают на мальчика внимательные взгляды.
Сияющий Григорий Григорьевич бежит в подсобку и выносит оттуда вторую гитару. Когда Вася садится, учитель физики поет Окуджаву… Так проходит урок. Где-то между песнями, разговорами и шутками Ищук успевает подсунуть ребятам опорные конспекты, где изложен весь материал предыдущего года.
– Как отлично получилось! – радуется Григорий Григорьевич, когда дети уходят на перемену. – Этот Вася, он победитель всех олимпиад, отличник. К нему и отношение такое было – ну, ботаник. А тут – с гитарой! И спеть не постеснялся! Как на него девчонки смотрели! Я считаю, урок прошел не зря. А физика – она в учебниках, она никуда не денется!