ЛЕТНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Город на букву А

На что это похоже?

Путешествие по канонам новой географии требует серьезной гуманитарной подготовки. По комнате кочуют географические карты, атласы, путеводители, покрытые заметками-иероглифами попутные листы, книги с закладками, рулоны кальки, расписание самолетов и поездов и проч.

Если внимательно рассмотреть план Архангельска, то в центральной его части можно обнаружить человеческий глаз в профиль. «Глаз» смотрит справа налево, очень прямо: по центральной оси, по главному проспекту, через весь город. На оси можно различить «хрусталик», круглую площадь (их тут, кстати, две), от которой, как от фокуса, улицы Архангельска веером разбегаются к реке.
Река — Северная Двина.
В сходстве города и глаза есть определенный смысл.
Во-первых, так в свое время проектировали города — их составляли из прямых как линейка проспектов, чертили улицами-взглядами (слово «проспект» означает буквально — прямой взгляд). Такие города выходили большей частью прямоугольны. Но здесь, в Архангельске, вмешалась природа: Северная Двина делает в этом месте плавную дугу, и согласно этой дуге набережная реки и параллельные ей улицы изгибаются, как роговица глаза.
Город-глаз смотрит на запад, проницая взглядом водную толщу Двины.

Об истории

Во-вторых, и это гораздо важнее, сама история Архангельска представляет собой сюжет «прозрения» и дальнейшего зрячего существования северного «города-глаза».
Начало города было таково: в августе 1553 года буря заносит корабль англичанина Ричарда Ченслера в устье Северной Двины. Ченслера, как важную птицу, отправляют в Москву, к царю. Иван Грозный принимает англичанина весьма пышно, но не торопится дать торговым отношениям полный ход. Его интересы в то время сосредоточены на востоке. Только спустя тридцать лет, после поражения от шведов на Балтике (1582), когда русскому царству был закрыт выход в море, Москва начинает искать новые морские пути в Европу. Тут и вспомнили о Ченслере: он указал Москве новый путь в Европу, через Северную Двину, Белым морем, вокруг Кольского полуострова.
Нужно строить новый порт и запускать корабли — по этой большой дуге, через океан, заглядывая далеко вперед, поверх ближнего мира в дальний.
На мысу Пур-Наволок, в точке «оптического» закругления Двины, начинается строительство крепости. Здесь в 1584 году Россия вновь обретает выход в море — открывается ее «глаз», город-порт, смотрящий именно так, запредельно далеко, в Европу. Первоначально город назывался Новые Холмогоры, но вскоре, не позднее 1608 года, он получил имя Архангельск.
Грозный недолго смотрел в Европу через Архангельск: в том же 1584 году, когда город был основан, он скончался. Напоследок он собрался свататься к английской королеве Елизавете. По общему мнению, это было намерение декоративное. Дело ограничилось смотринами: царь наблюдал невесту через особый оптический прибор Архангельска.

При Петре I оптический сюжет истории Архангельска был продолжен; око города открылось еще шире. Петр побывал здесь несколько раз, основал в нем верфь и начал строить в ней первые морские корабли. До 1722 года Архангельск был главными воротами страны — морскими, военными, торговыми.
Правда, затем эти главные ворота указом того же Петра были перенесены в новую столицу, Петербург. Архангельский порт был закрыт, и надолго.
Был закрыт не просто порт, но «глаз»: Архангельск смежил веки и словно заснул на сто лет. Только с началом исследования Арктики, освоения северных морских путей, которое началось в XIX веке, «зрение» северного города постепенно начало проясняться. Вновь ему открылся весь глобус — внешнее, мировое, запредельное пространство.

Мы наблюдаем один характерный образ: далеко смотрящего, «зрячего» города. Архангельск возник как результат нового российского видения (морского, глобального, внешнего во всяком смысле слова), и все дальнейшие перипетии его судьбы были связаны с переменами в этом внешнем видении. Неудивительно, что план города так похож на глаз в профиль.
Образы исторических городов весьма устойчивы. Они задают стиль, определяют настроение и самую физиономию горожанина (бывает и такое). Иногда это зашифровано в плане города. Здесь, в Архангельске, этот знак виден воочию. Перед нами город-глаз.
Пора, однако, отвлечься от говорящей бумаги. Гуманитарная география наука строгая: прежде чем делать окончательные выводы о ключевом образе места, наблюдателю нужно ехать на это место и все смотреть своими глазами.
Так что езжай (садись на самолет — лети) и смотри.

Прилетел, смотрю

Первое впечатление: город молод. Юное, немного голое место. Широченный взгляд-проспект — улица Воскресенская — стреляет по оси через весь город. Вдоль нее идут ровные, советского изготовления ширмы типовых домов. Площадь «хрусталик» — обыкновеннейший поворотный круг. Площадь Дружбы Народов. Так, с уровня земли планировочный «глаз» Архангельска не различить. Город и город.
То же и река: серой лентой она лежит спокойно и плоско. Ее громадная ширина скрадывается тем, что противоположный берег пуст: низкая полоска зелени ничего не говорит о расстоянии. Только уезжая, пересекая Двину по высокому мосту, понимаешь, какого она размера — медленно текущая водная пустыня.
Морем и не пахнет. Льет с юго-востока свежий запах хвои. Вокруг одна молодежь, словно ты в пионерском лагере «Салют». У набережной на истлевших стапелях поднят белый корабль — «Запад». Смотрит на запад.
Жители города, те, что встречались в первые дни, как на подбор оказались большей частью молоды. Затем стали встречаться люди постарше, но и эти, седые и загорелые (мысленно я всех записывал в моряки), излучали известную бодрость и интерес к жизни.
У них хорошие улыбки. Им свойственны любопытство и открытый взгляд — как раз такой прямой как стрелка взгляд, что нарисован на плане города.

О названии

По первому впечатлению Архангельск правильнее было бы называть Ангельском. Арх — приставка, говорящая о старшинстве и укорененности, а какое тут старшинство? Тут все как будто недавно начато с нуля. Даже церкви на набережной строят заново. Одну уже подняли, Успенскую, и она смотрится бумажным макетом, с большим окном, вся в побелке и следах недавней стройки. Юное, свежевыкрашенное строение, в ней и службы-то, похоже, не начались. Нет, тут не Архангельск, а именно Ангельск.
Звучит не слишком гладко. Пусть пока будет Купидонск.

Еще об истории

Купидонск большей частью лишен истории; почему, объясняется просто.
В 30-е годы прошлого века, в советскую эпоху Архангельск активно торговал с заграницей лучшим в мире лесом. За валюту, в этом было все дело. Он стал главной валютной кузницей страны.
Кстати, в центре города есть странного вида обелиск, на фасаде которого выбита золотом ленинская цитата — точно ее не помню, но смысл примерно такой: «торгуем лесом за валюту!» — внизу же по кругу идут барельефы кирпичного цвета, где изображены все этапы уничтожения архангельского леса. При этом главное на обелиске — скульптурная группа: бородатый охотник и за его спиной лось с раскидистыми рогами. Оба в ужасе. Охотник машет рукой в рукавице, лось трубит, задравши морду: спасайте лес!
Леса вокруг Архангельска частично уцелели, лесной промысел остался жив, зато была полностью уничтожена историческая среда Архангельска. Город, приносящий валюту, где было много иностранцев, стал витриной советской России — и подвергся показательному, тотальному сносу. В центре его были уничтожены все церкви, оставлена только лютеранская кирха, в которой устроили филармонию. Классический речной фасад русского города канул в Лету; вместо него явились типовые дома разного возраста, и между ними — обелиски и памятники.
Город А. был кардинально перепланирован: продернут проспектами, улицами-взглядами и кристаллами площадей по всем правилам советской оптики. Тогда он и помолодел в одночасье. Взглянул в светлое будущее. Взгляд вышел без век, ресниц и бровей: голое зрение, голое время.

В краеведческом музее мне прочитали замечательную лекцию о природе Архангельской области — ее богатства и самые просторы захватывают дух. Взгляд Купидонска летит через толщу пространства до самого Северного полюса. Ближайшая точка к нему — мыс Флигели на острове Рудольфа архипелага Франца-Иосифа (до полюса 900 километров). Остров входит в состав Архангельской области.
Рассказ о том, как в реках области начинает восстанавливаться жемчуг: личинки раковины, в которой он произрастает, некоторое время должны крепиться на жабрах семги. То есть: для появления жемчуга прежде того должна появиться семга. Экий чудный круг природы. То есть — для полноты бытия нужны все возрасты природы и человека, все расстояния, все способы зрения, все видимые и невидимые города Архангельска.

Другие города

Постепенно в блужданиях по юному Купидонску обнаруживаются следы другого, старинного Архангельска. На набережной, возле памятника Петру I, за строем старых тополей прячется улица. Короткая, не более квартала, но это уже другой, прежний город.
Дальше по набережной, в сторону порта, где два переулка, Театральный и Банковский, выходят на набережную, выставив на углу церковь, виден еще один уголок старого города. Уголок, не более. Больше истории Архангельску не оставлено.

Нет, тут есть еще Соломбала. Это район Архангельска, «город» на острове Банный, отделенный от центра рекой Кузнечиха — не весь район, только часть его, восточный угол, который завершает улица Арктическая, уходящая куда-то на северо-восток, не иначе к Северному полюсу. Кстати, тут есть еще и Полярная улица. Я забрел сюда почти случайно; здесь виден еще один Архангельск,«город номер три». По «третьему городу» вьются малые речки-каналы, через которые перекинуты небольшие, большей частью пешеходные мосты. По-своему уютный, заросший зеленью, по колено вросший в землю, ветхий, запущенный, состоящий из бараков и дачных построек, со своими архитектурными достопримечательностями: церковью Мартина исповедника (действующей), магазином «Русалка» и деревянной башней немыслимого вида и размера. Занятный район. Такие обычно называют городским дном. Здесь, однако, дно плодоносно; оно обладает своеобразной памятью места — рядом верфь, о чем говорят названия улиц: Литейная, Корпусная, Якорная. Только эти индустриальные улицы сплошь деревянны, двухэтажны, залиты с головой зеленью, ветхи как прах. Это порт прошлого. Сюда, в эти малые реки, рукава и ручьи Северной Двины, как на нерест заходили деревянные суда и лодки поморов. Здесь была их стоянка, домашний «полюс», место душевного успокоения. Место мечты, возносящейся куда-то под облака с этого низкого берега, из тесноты бараков и лачуг.
Здесь слышны северные грезы, которые не может позволить себе строгий, расчерченный по линейке Купидонск.

Их прямо видно, эти грезы. Вот они, встали вертикально: та самая башня, местное чудо света. Как было сказано в интернете (это я прочел заранее, потому и повлекся через весь город смотреть на «достопримечательность»): самое высокое деревянное сооружение РФ. Добрался до него, посмотрел, задравши голову, и пришел в совершенное восхищение. Это воплощенная дерзость. Лестница в небо, декорация к фильму «Небывальщина». Наклонные колонны, заплаты, навесы, галереи вкривь и вкось, ставни-хлопушки для ветра, окна со стеклом (таких немного) и просто бойницы, из которых нельзя стрелять: отдача мушкета сокрушит башню в два счета, как карточный домик.
Ее построил в середине 90-х годов хозяин местной лесопилки Николай Сутягин. Она сразу стала городской легендой. И как построил! Собрал бригаду плотников и сказал им: хочу башню такой высоты, чтобы с верхнего этажа было видно Белое море. Чем не сказочный сюжет? Они сказали — не вопрос. Вези материал (грузовиками) и бабки (легковыми машинами). И построили. Не то маяк, не то колокольню, вышку для смотрения вдаль и запредельных грез, произведение безусловно архангельское.

Соломбалу окружают разъехавшиеся по островам Двинской дельты поселки-пригороды. Названия их пестры и многозначительны: Экономия, Фактория, Корабельное, Цигломень, Исакогорка, Негостров. Остров Заостровье: такое название мог выдумать только поэт.
Также и дальние окрестности Соломбалы названы не случайно, с большим и красивым смыслом: левый берег Двинской губы, переходящий в берег Белого моря, называется Летний, правый — Зимний. Летний берег, поворачивая на запад, ведет к архипелагу Соловков (острова-сундуки, по щиколотку в море, полные богатств видимых и невидимых). Зимний берег, восходя на север и восток, леденит воображение, готовит путешественника к обозрению Арктики. Сей охлажденный берег подбирается близко к «подбородку» Кольского полуострова — здесь в самом узком месте находится горло Белого моря.
Соломбала талантлива. Она рисует портрет великана: губы Онеги и Двины, к ним приложены дудочки-реки шириной в километр, Зимний и Летний берега, Белое водное горло — через него великан океан пьет внутреннее русское море, сначала Белое, а затем и остальное необъятное «море» суши.
Так что не один Купидонск представляет нам северный город А. За ним, за его строгим чертежом обнаруживаются другие города, другие острова, этажи моря и суши. Архангельск «многотажен».

О гордости и понятии предела

Разговор в краеведческом музее.
— Как вы называете свой город? Есть ли у него какое-то домашнее, уменьшительное прозвище? Ну, типа: Петербург — Питер, Екатеринбург — Катер.
Мой собеседник в недоумении:
— Пожалуй, нет такого прозвища. Мы называем его просто Город.
Он произносит это так: Горд. Такой у него говор. А я уже подумал про особую местную гордость. Почему нет? Город — горд. А он продолжает:
— Да, мы так и говорим; если идет корабль из Мурманска в Архангельск, мы говорим — из Мурманска в Горд. Из Холмогор в Горд.
А ведь это очень важно. Во-первых, я не ослышался — в самом деле, тут явно слышна гордость. Во-вторых, обозначена претензия на единственность, исключительность своего статуса. На особое положение в пространстве.
Тут слышен питерский мотив. Не случайно Горд ассоциирует себя с Питером и ведет свою родословную от Новгорода.

Несколько слов о новой поморской философии. Сама по себе она не новая и не вполне философия, скорее некий кодекс, мироустроительный миф и одновременно устав поведения гордого поморского человека. Прежде всего в этом кодексе постулирована свобода помора и одновременно его ответственность во всяком насущном вопросе. Здешний народ не знал ордынского ига, выстроил свою систему правовых отношений, отличную от континентальной, московской. Москву поморы вообще не жалуют. Они полагают себя свободными от тяжких государевых уз, потому как возросли на крайнем пределе бытия и готовы шагнуть за этот предел всякую минуту. «Спереди море, сзади мох» — вот их девиз.
Эту как раз народную философию и заявляют заново, как свою собственную «новые поморы» — горожане, историки, преподаватели и студенты здешнего университета. Главный в городе Горд — Поморский университет имени Ломоносова.Они заявляют о миссии Архангельска и его свободолюбивого народа как о некоем предельном действии, завершающем в целом всю северную русскую миссию, культурную и духовную. И здесь виден сюжет с отворением зрения, сказывается образ «города-глаза», широко открытого, стремящегося заглянуть за метафизический приполярный предел.

В общем и целом все сходится. Архангельск соответствует своему «зрячему» плану и образу: это город смотрящий, заглядывающий вперед, глазастый.
Проблема в том, что пока, на данный момент он в самом деле как будто двухэтажен: наверху капитанская рубка, там Купидонск, голые дома и прямые проспекты, в перспективе которых видно будущее, внизу же Соломбала: «старый порт», где ходят старухи в лиловых халатах, в магазине «Русалка» продается всякая мелочь, подводные предметы и приспособления для колдовства, и видно прошлое. Впрочем, и эти сюжеты о зрении (хоть и в разные стороны), о сокровенном видении, о помещении себя в пространство — мечты и памяти.
Пока верх берут мечты: глаз города Архангельска, выпуклый, смотрящий очень прямо, открыт по-прежнему широко.

И опять: этот взгляд устремился куда-то далеко за: мимо сегодняшнего дня в завтрашний, поверх самого города прямиком в природу.