ВРЕМЯ ОТКРЫТИЙ И ПЕРЕМЕН

Асаново 88: на путях новой педагогики

Двадцать лет назад, в августе 1988 года, в удмуртском поселке Асаново проходил финал конкурса «Авторская школа». Мероприятие было организовано под эгидой «Эврики», клуба московских учителей, за два года превратившегося в мощное общественно-педагогическое движение.
В тот раз на «Эврику» съехались около пятисот учителей со всей страны – никем не назначенных, не откомандированных, не спросивших разрешения начальства. То была невиданная демократия: сотни заявок от авторов были рассмотрены общественным жюри, состоявшим из ученых, учителей, журналистов и даже учеников московских школ. Но и любому учителю ничего не стоило заявиться участником «Авторской школы» – все решалось простым письмом в «Учительскую газету».
Испытать эту роскошь – деятельность по собственной воле, согласно собственным целям, в соответствии с выбранным тобой курсом – по тем временам было уже немало. А уж пережить высокое волнение, какое бывает только в присутствии необычайного, – слишком, слишком хорошо. И все-таки цель этого материала – не вспомнить, а понять: что остается, когда уходят эмоции, когда проходит время?

По дорожкам надежды

На указателях вдоль центральной аллеи значилось: «Школа-комплекс Гузика», «Школа-лаборатория сотрудничества Ереминой», «Школа развития Лебедева», «Целевые творческие программы Марьясина», «Школа заботы Тубельского» и «Школа диалога культур Библера». Были и школа Бориса Никитина – они занимались у озера; и школа поэтического творчества Вадима Левина, открывавшаяся всюду, где появлялся ее автор.
На всех площадках думали смело: «Работает бездушный механизм, результаты которого поразительно неэффективны. Повернуть школу лицом к ребенку – сломать механизм… Новое общество не построить на фундаменте старой школы… Образование дает возможность изменить все сферы общества». Говорили воодушевленно: «Мера развития ребенка – мера качества работы учителя… Надо ввести понятие внутреннего достоинства ребенка. Первое – снять барьеры, которые мешают учителю чувствовать ответственность за то, что он делает. Ребенок равен взрослому во всем, за исключением опыта – не программу надо менять, а обретать чувство равенства». И все надеялись выйти из склепа единообразия: «Учебные программы станут вариативными… Будут разные типы школ… Каждому региону – школу по потребностям». Любимые темы – про живое знание и мертвую привычку; про изгнание из школы страха; про то, что надо сделать, чтобы каждый ребенок нашел в школе все: и формулы, и чертежи, и теории, и человека, запоминающегося на всю жизнь, и себя самого.

Точки роста

Но сбором педагогов-альтернативщиков встречу в Асанове назвать было невозможно. Прибывающих встречало и приветствовало руководство Удмуртского отдела образования; среди участников было немало директоров школ, управленцев. Идея кооперации, общественно-государственного партнерства закладывалась прямо тут, через создание сети, объединяющей свободных людей и организации. Было и понимание того, что авторская школа – это и философия образования, и идеология, и содержание. Очевидно: за прошедшие двадцать лет все эти понятия растряслись в частом употреблении, рассыпались, раскатились по углам, а то, что от них осталось, превратилось в совсем уж непонятное «качество образования».
Тогда спорили, на какой основе объединяться: союз? совет? Но то ли с многообразием педагогических явлений непонятно было, что делать, то ли лидеров не хватило, но единственным жизнеспособным вариантом оказались ФЭПы, федеральные экспериментальные площадки.
Правду сказать, благодаря ФЭПам авторские школы укрепились, выросли, на них стали равняться. Но их развитие пошло вовсе не по сетевому принципу, управление процессами стало осуществляться централизованно. Хорошо, конечно, что карта образовательного пространства страны перестала быть монотонно-ровной, на ней появились высокие пики сильных школ, однако потенциал людей и идей Асаново-88 явно превосходил такой «выход».
Не каждый заинтересованный участник-педагог имел возможность (условия) заявляться и создавать ФЭП, но мог бы и хотел сотрудничать в рамках региональных «Эврик» (по идее, их должно было стать много), разрабатывая и апробируя частные проекты. К сожалению, сетевого распространения «Эврики» не случилось, и немало толковых инициатив оказалось на обочине движения, немало талантливых людей с грустью смотрели на проносящийся мимо «литерный».
А само движение пошло вверх: каждый автор-директор наращивал свой ресурс, создавал научно-методическую базу, открывал свой «университет»: педагоги ехали к нему перенимать опыт, хотя, возможно, при ином развитии ситуации могли бы осмысливать и взращивать свой.

Люди, люди

Казалось бы, одно другому не мешает. Лучшие в благоприятных условиях ведут исследования, результатом любого исследования становится инновация, новая норма, ее надо передать остальным. Но не перечесть драматических школьных историй 90-х, повторяющих сюжет из «Царевны-лягушки»: все то же самое делают на пиру невестки царя, что и героиня: и косточки в рукав собирают, и вино туда заливают, а взмахнут – ни моря, ни лебедей, один конфуз.
Тогда организаторам и координаторам движения казалось: еще не время растолковывать, что каждый учитель, если он учитель, – исследователь и его опыт бесценен. Казалось разумным учить сильных, тех, у кого работа в авторитарной школе не отбила способности к рефлексии. Совершенно серьезно велись разговоры о «тщательном отборе самых подготовленных учителей», о том, что «к творчеству не все учителя способны». Потому вышло так, как вышло: «избранные» из школы куда-то быстро подевались, а массовый учитель как был веществом, питающим систему, так им и остался.
И пошло: что бы ни провозглашали – системе хоть бы хны. «И у нас новаторы… и самоуправление… и сотрудничество внедрили… и гуманизацию, и диалог культур» – слова приживались очень быстро, но в практике, в деятельности учителя ничего не менялось. Да и не могло меняться: если элемент выпадает из системы, тем хуже для элемента.
Вершины, конечно, манили, но тогда было трудно понять, что по отдельности они несоразмерны задачам образования. Что трансляция передового опыта – это скорее искушение, чем благо. Что инновации заимствованными и внедренными быть не могут. Но как оценить учителя по работе, а не по словам его (о нем) – до этого вопроса дело не доходило.

Что написано на знаменах

Время другое, а тенденция держится: ставка на лидеров. Выявлению реально талантливых учителей такой примитивный подход к оценке труда педагогов вряд ли помогает: по-прежнему никому не интересно, прибавляется ли в школе способных людей, и если да, то за счет чего.
Теперь нацпроекты побуждают всех писать программы развития, проектный подход (Асаново – самое его начало), пусть вынужденно, но внедряется, а самоопределение вроде бы гарантируется введением профильного образования. Да, идеи, кажется, все те же, они идут по стране в разных формах, совершенно не совпадая с теми представлениями, которые владели нами двадцать лет назад. Почему «лучшие» оказываются бессодержательными? Почему качество оценивается через количество? Почему мы так легко свалились в «единый государственный» и дружно подсели на шаблоны?
Возможный ответ, может быть, смешной: а потому что вертикаль. Потому что выгоды управления как превалировали над выгодами развития, так и превалируют. Как приучали людей слушаться, а не слушать, так и продолжают.
Тогда, двадцать лет назад, Симон Соловейчик страстно обращался к учителю: «Не молчите, говорите – словом, манифестом, проектом, декларацией, – только не молчите!» Он видел проблему: утрачено владение словом как способ волеизъявления. Лично ответственное слово, этот инструмент самосознания, выведено из употребления. «Достоинство порушено и само собой не вернется». Вернуть, ввести, обнадежить, поддержать – в это Соловейчик вкладывался. Иначе, писал он, «мы или вернемся к обману и насилию, или превратимся в дурное подобие западной школы и будем вечно ругать систему образования за то, что она калечит детей и оставляет их без основательных знаний». Его голос в конференц-зале Асановского клуба был самым тихим, но и твердым: «Тот, кто упрекает человека, столкнувшегося с насилием, в непротивлении, в слабости… тот подлец. Так человеческое достоинство не охраняется».

В режиме монолога

Понятно, охраняется оно доброжелательным, безопасным отношением к человеку. Страшно быть не должно: «Когда-нибудь детей перестанут вызывать к доске, и это будет совсем другая школа. Надо просто дожить до компьютерной эры, тогда все получат возможность работать с учителем индивидуально». До наступления компьютеризации оставалось еще много времени, казалось бы, достаточно для того, чтобы принципы педагогики сотрудничества воплотились в практику учителей. Но легко заметить, что этого не случилось. Технологии, так уж сложилось, применяются во имя все большего разобщения ученика и учителя, а страх ребенка перед бездушной учебной компьютерной программой – главная тема исследований школьной тревожности на сегодня. Почему все же не случилось? Возможно, дело опять в выборе, сделанном двадцать лет назад.
Напомним: среди ФЭПов предпочтение отдавалось школам, работающим по гальперинско-давыдовской системе (развивающее обучение). Теория поэтапной деятельности – это ладно, как без нее наладить дисциплину обучения? Но были и жесткие схемы действий, которые ученику следует «присвоить», крепко встроить в сознание и по ним думать. Учителю надо действовать, как программисту: последовательно, строго по правилам. Предполагалось, что живое общение, диалог, самопознание могут обеспечиваться отдельным механизмом, коммунарской методикой. Действительно, на коммунарских сборах детей учили хорошей жизни посредством установления наилучших отношений. Все вроде бы так. Но по судьбам лучших педагогов той поры видно, что не совсем уж и так. Что все самое «хорошее», «качественное» в образовании перестает быть таковым, теряет свой потенциал, превращается в творение, пожирающее своего творца, если перестает сообщаться с другим-иным, замыкается, начинает доминировать и подавлять, настаивать на своем превосходстве…

Дальше, дальше

Но уроки уроками, а все же прекрасно, что это было, – дерзкая попытка через образование изменить страну. Уверенность в том, что учитель – главная фигура в обществе. Надежда на то, что вот сейчас учителя-участники понесут идею счастливой школы в мир, передадут другим, те третьим – и все изменится.
…Что-то, безусловно, изменилось. Мы по-другому смотрим на мир, школу, на ребенка и на себя. Более внимательно, сосредоточенно. Видим: впереди оказалось вовсе не образование, а экономика и торговля. И замечаем: экономика и торговля не очень-то получаются, потому что всюду дают о себе знать проблемы образования. И знаем: растить надо людей, а не лидеров. Растить – учить думать и говорить – каждого ребенка.