ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ АНТОЛОГИЯ

Потребность в истине

Когда мы говорим об опасности авторитарного, подавляющего волю и разум ребенка воспитания, мы чаще всего как бы заведомо предполагаем, что сам по себе ребенок стремится к самостоятельности и свободе. Но, увы, это не всегда так. Иногда в подчинении, в умалении своего Я ребенок ищет защиты от трудностей жизни, с которыми не может, не научен справляться. «Превратившись в индивида, человек остается один на один с этим миром, – пишет Фромм. – Возникает стремление отказаться от своей индивидуальности, побороть чувство одиночества и беспомощности, а для этого – слиться с окружающим миром, раствориться в нем». Тот процесс, о котором говорит Фромм, нельзя сравнить с мимикрией, то есть внешней маскировкой: я такой, как все. Это действительно отказ от собственного Я. И к этому отказу приводит не авторитарное воспитание, а отсутствие воспитания другого рода, воспитания субстанционально содержательного, которое одно и дает человеку способность жить свободно и независимо. В этой связи примечательно, как Фромм толкует слово «спонтанность». Для нас оно стало синонимом непосредственности, беспричинности, а то и поверхностной легкости в действиях и мыслях, а Фромм указывает на латинское значение sponte – сам собой, по собственному побуждению.
Для Фромма спонтанность – это не беспричинность, а указание на то, что причину поступка или мысли следует искать внутри человека, там, где он действует сам собой. «Позитивная свобода состоит в спонтанной активности всей целостной личности человека», – пишет Фромм.
Но в нашей ли власти воспитать такую личность? Косвенно отвечая на этот вопрос, Фромм указывает, что настоящее воспитание вообще не может рассматриваться как любого рода власть. «Если человек не способен выбрать жизнь, то никто другой не способен вдохнуть жизнь в него, – пишет Фромм. – Все, чем может помочь один человек другому, – это раскрыть перед ним правдиво и с любовью, но без сантиментов и иллюзий, существование альтернативы».

Пока и поскольку индивид, фигурально выражаясь, не порвал пуповину, связывающую его с внешним миром, он не свободен; но эти узы дают ему ощущение принадлежности к чему-то, как бы гарантируют ему безопасность существования за счет корней в какой-то почве. Я предлагаю назвать эти узы, существующие до того, как процесс индивидуализации приводит к полному обособлению индивида, «первичными узами». Они органичны – в том смысле, что являются естественным фактором нормального человеческого развития. Они предполагают отсутствие индивидуальности, но дают индивиду уверенность и жизненную ориентацию.

…По мере роста ребенка – по мере того как рвутся первичные связи, – у него развивается стремление к свободе и независимости. Но что происходит с этим стремлением, это мы можем понять лишь в том случае, если примем во внимание диалектический характер процесса растущей индивидуализации. Этот процесс имеет два аспекта.
Прежде всего ребенок становится сильнее и физически, и эмоционально, и интеллектуально; активность и энергия развиваются в каждой из этих сфер. В то же время эти сферы все больше интегрируются; развивается определенная структура, руководимая волей и разумом индивида. Если мы назовем эту структуру – совокупность черт характера, стремлений, разума и воли индивида – личностью, то можно сказать, что первым аспектом растущей индивидуальности является развитие личности.
…Другой аспект процесса индивидуализации – растущее одиночество. Пока человек был неотделимой частью мира, пока не осознавал ни возможностей, ни последствий индивидуальных действий, ему не приходилось и бояться его. Но, превратившись в индивида, он остается один на один с этим миром, ошеломляющим и грозным.

…Возникает стремление отказаться от своей индивидуальности, побороть чувство одиночества и беспомощности, а для этого – слиться с окружающим миром, раствориться в нем. Однако новые узы, возникающие из этого стремления, не идентичны первичным связям, которые были оборваны в процессе роста. Попытки такого возврата неминуемо принимают характер подчинения, при котором, однако, никогда не исчезают противоречия между властью и ребенком, подчиняющимся этой власти. Сознательно ребенок может считать себя удовлетворенным, но подсознательно он чувствует, что платит за ощущение безопасности полноценностью и силой своей личности. В конечном итоге подчинение приводит к обратному результату: неуверенность ребенка возрастает, и в то же время в нем развивается враждебность и мятежность.

…Если бы каждый шаг в направлении отделения и индивидуализации сопровождался соответствующим ростом личности, развитие ребенка было бы гармонично. Этого, однако, не происходит. В то время как процесс индивидуализации происходит автоматически, развитие личности сдерживается целым рядом психологических и социальных причин. Разрыв между этими тенденциями приводит к невыносимому чувству изоляции и бессилия.

…Подавление спонтанных чувств – а следовательно, и подлинной индивидуальности – начинается очень рано, по существу, с самого начала воспитания ребенка. Это не значит, что любое воспитание неминуемо означает подавление спонтанности. Однако у нас воспитание и образование слишком часто приводят к уничтожению непосредственности и к подмене оригинальных психических актов навязанными чувствами, мыслями и желаниями.

…Подготовленный таким образом ребенок попадает в школу или в колледж. Здесь применяются методы обучения, в действительности ведущие к дальнейшему подавлению самостоятельного мышления. Один из них – настойчивое требование от учащихся знать факты, точнее, информацию. Разумеется, мышление само по себе – без знания фактов – это фикция, но и сама по себе «информация» может превратиться в такое же препятствие для мышления, как и ее отсутствие.

…Другой способ подавления самостоятельного мышления, тесно связанный с первым, состоит в том, что всякая истина считается относительной. Утверждается, что истина – это нечто совершенно субъективное, чуть ли не дело вкуса; что научное мышление должно быть отделено от субъективных факторов; что его задача состоит в том, чтобы исследовать мир без пристрастия и заинтересованности. Этот релятивизм, который часто выступает под именем эмпиризма или позитивизма и ссылается на необходимость точного употребления слов, приводит к тому, что мышление теряет свой основной сти-
мул – заинтересованность мыслителя.

…Поскольку каждый человек когда-то проявляет какое-то стремление к истине, нужно, по-видимому, признать, что в каждом человеке заложена потребность в ней.
Это справедливо прежде всего в отношении ориентации человека во внешнем мире, и особенно это касается детей. В детстве каждый человек проходит стадию слабости, а истина – это сильнейшее оружие тех, у кого нет силы. Но истина нужна человеку не только для того, чтобы ориентироваться во внешнем мире; его собственная сила в значительной мере зависит от того, насколько он знает истину о самом себе.

...Освободившись от прежних открытых форм власти, мы не замечаем, что стали жертвами власти нового рода. Индивид живет в мире, с которым потерял все подлинные связи, в котором все и вся инструментализованы; и сам он стал частью машины, созданной его собственными руками. Он знает, каких мыслей, каких чувств, каких желаний ждут от него окружающие, и мыслит, чувствует и желает в соответствии с этими ожиданиями, утрачивая при этом свое «я», на котором только и может быть построена подлинная уверенность свободного человека.

…Процесс развития свободы – не порочный круг; человек может быть свободен, но не одинок, критичен, но не подавлен сомнением, независим, но неразрывно связан с человечеством. Эту свободу человек может приобрести, реализуя свою личность, будучи самим собой. Мы полагаем, что реализация своего «я» достигается не только усилиями мышления, но и путем активного проявления всех его эмоциональных возможностей. Эти возможности есть в каждом человеке, но они становятся реальными лишь в той мере, в какой они проявляются. Иными словами, позитивная свобода состоит в спонтанной активности всей целостной личности человека.

…Спонтанная активность – это не вынужденная активность, навязанная индивиду его изоляцией и бессилием; это не активность робота, обусловленная некритическим восприятием шаблонов, внушаемых извне. Спонтанная активность – это свободная деятельность личности; в ее определение входит буквальное значение латинского слова sponte – сам собой, по собственному побуждению.

…Пример спонтанности – маленькие дети. Они способны чувствовать и думать на самом деле по-своему, эта непосредственность выражается в том, что они говорят, в том, как себя ведут. Непосредственность глубоко трогает каждого человека, если он еще не настолько мертв, что уже не способен ощутить ее. В сущности, нет ничего привлекательнее и убедительнее спонтанности, кто бы ее ни проявлял: ребенок, художник или любой другой человек.

…Задача человека – расширять пространство своей судьбы, укреплять то, что содействует жизни, в противоположность тому, что ведет к смерти. Жизнь означает постоянное изменение, постоянное рождение. Смерть означает прекращение роста, окостенелость, зацикленность. Несчастная судьба многих людей – следствие несделанного ими выбора. Они ни живые, ни мертвые. Жизнь оказывается бременем, бесцельным занятием, а дела – лишь средством защиты от мук бытия в царстве теней.

…Я убежден, что никто не может «спасти» своего ближнего, сделав за него выбор. Все, чем может помочь один человек другому, – это раскрыть перед ним правдиво и с любовью, но без сантиментов и иллюзий существование альтернативы. Столкновение с реальностью может пробудить дремлющие в человеке силы и помочь ему выбрать жизнь в противоположность смерти. Если же человек не способен выбрать жизнь, то никто другой не способен вдохнуть жизнь в него.

---

Эрих Фромм (1900—1980)

Немецко-американский философ, психолог, психоаналитик, социолог. В 1933 году эмигрировал из Германии в США. Один из лидеров неофрейдизма, автор теории аналитической социальной психологии и социальной характерологии.