ПЕДАГОГИКА ПОДДЕРЖКИ

Александр СУВОРОВ: «Самое неособое, что есть на свете – особенность каждого»

Внедряется инклюзивное образование, и дети-инвалиды в массовой школе уже не редкость. Другое дело – им не рады, их пытаются определить в отдельное помещение, окружить исключительно специалистами. Сделать так, чтобы и инвалиды в школе были, и ничего бы в ней не менялось.
Так происходит потому, что нашей предметоцентричной школе свойственна нацеленность на учебный результат. И педагоги просто теряются в ситуации обучения инвалида. Не знают, как к нему подойти.
Мы попросили о консультации специалиста. Вот что рассказал об особенностях различных категорий инвалидов действительный член международной академии информатизации при ООН, доктор психологических наук Александр Суворов.

Начнем с того, что все дети – особые. Самое неособое, что есть на свете, – особенность каждого. Каждый личностно единичен и неповторим.
Тем не менее, исходя из личного опыта общения с разными категориями инвалидов, я знаю: та или иная инвалидность ставит человека в определенные условия, создает определенные проблемы. Так что помимо естественной личностной единичности, неповторимости у инвалидов есть стремление хоть как-то решить проблемы, связанные с инвалидностью. Вот и все особенности.

Если общение – проблема

Дело в том, что инвалиды в отличие от здоровых на много порядков сильнее стремятся к прямому общению. Ими не приветствуется посредничество, перевод, – даже когда, казалось бы, прямое общение невозможно. В Набережных Челнах полностью парализованный мальчик – ни руки, ни ноги не работали, мог произвольно двигать только головой – пытался общаться со мной без посредников. Ему вкладывали в зубы карандаш, и он этим карандашом чертил по моей ладони «зрячие» буквы. При этом с карандаша на мою ладонь стекала слюна. Мама его сперва этого стеснялась, вытирала мне ладонь носовым платочком, но вскоре перестала, убедившись, что я на такие мелочи не обращаю внимания. Главное – мальчик сам писал, а я сам его понимал. Без посредников! Другие, не столь тяжелые колясочники проявляли то же стремление общаться непосредственно. Чрезмерная услужливость посредников: «Давайте поможем» – их даже раздражала. Хотя я бы от перевода не отказался: их конструкции на моей ладони узнавать было чрезвычайно сложно... Однако самым важным было подбодрить ребят, которые хотят понимать изо всех сил, через «невозможно».

Зрительная ориентировка

Глухие с особым напряжением всматриваются в выражение лиц, в жестикуляцию. Возможно, с особой чуткостью улавливают растерянность нормально слышащих при встрече с собой. И пытаются им помочь, научить их специальным средствам общения, прежде всего языку жестов. Стремясь расширить собственный круг общения, они оказываются особо терпеливыми и настойчивыми педагогами, обучая всех встречных-поперечных способам общения с собой. При этом они очень доброжелательны, даже предупредительны, у них развито чувство юмора. Эти люди очень снисходительны, заранее извиняют ваше неумение с ними общаться – но с тем большей настойчивостью
пытаются это неумение преодолеть. Так они пытаются бороться с собственной изоляцией, на которую обрекает их глухота.

Когда «разговаривают» руки

Слепоглухие в подавляющем большинстве своем – слабовидящие глухие. То есть видят плохо, но все же хоть что-то! И, в общем, ведут себя так же, как и просто глухие. Даже полная слепота в придачу к глухоте принципиально тут ничего не меняет. Я сам слепоглухой, не вижу ничего. Я не знаю жестов, основной мой способ общения – дактильный (пальцевый) алфавит, и я стараюсь научить ему всех подряд, точно так же, как глухие – жестовому языку. Пальцевому алфавиту научить легче, нежели жестам.
Ну а пока человек не знает именно пальцевого алфавита, выручает обычный, «зрячий». Чертите обычные печатные буквы у меня по ладони, и я вас легко пойму. Я тоже вынужден быть открытым, доверчивым, доброжелательным, ведь изоляция хуже всего. Но могу, конечно, нарваться на обман, и нарывался. И я тоже ориентируюсь в основном на выражение. Не лиц, так рук, на жестикуляцию, вплоть до микродвижений, на температуру и фактуру (насколько гладкая) и степень влажности кожи... Ну и на так называемые мною «ладонные излучения». Правда, чтобы ощутить их, надо к ладоням специально «подключиться», этим я не злоупотребляю. Достаточно остального, а главное – просто хорошей памяти и наблюдательности. Я помню, кто как себя проявляет обычно, из этого и исхожу.

Обращенные в слух

Слепые ничего не видят, поэтому вслушиваются. А как это выглядит? Что значит – обратиться в слух? Это значит прежде всего замереть. Замереть, вслушиваясь и только вслушиваясь, а уж потом что-то предпринимать. Вот и возникает впечатление некоторой скованности, сдержанности, отрешенности слепого. Просто реакция сильно задерживается. Обязательно требуется более-менее короткая или длинная пауза на вслушивание. А со стороны может даже возникнуть впечатление некоторой враждебности, недоверчивости. Ложное впечатление, как меня убеждает личный опыт. Слепые, с которыми мне приходилось иметь дело, как правило, доброжелательны. Готовы, как и глухие, на посильную помощь. Но они не видят, а ориентировка в ситуации на слух, как можно предположить, требует больше времени, чем зрительная. Следовательно, их, как и слепоглухих, кстати, ни в коем случае не надо торопить. Надо дать им время.
У слепых и опять же слепоглухих – проблема зрительной ориентировки, но слепые пытаются возместить недостаток зрения за счет слуха, а слепоглухие – за счет осязания. На ощупь, однако, сориентироваться очень сложно, и слепоглухие вынуждены пытаться понять, что происходит, через окружающих людей. Это дополнительно стимулирует их вынужденную общительность. Слепоглухие о многом вынуждены догадываться, а не знать наверняка, и их больше всего выручает общая культура, способность к умозрению.

Созерцатели поневоле

Еще бывают проблемы двигательной сферы, вплоть до паралича. Даже самые тяжелые из таких инвалидов, колясочники, находятся в очень разных ситуациях. Одно дело, когда у тебя не работают ноги, но в порядке руки. Ты можешь передвигаться только на инвалидной коляске, но я с тобой могу общаться свободно, ты не хуже любого другого зрячеслышащего напишешь у меня по ладони все, что хочешь мне сказать. Хуже, если не работает одна рука. Но лишь бы работала другая. Что-то можно придумать.
Это не то что слепой с детства: он писать по-зрячему чаще всего не умеет, «зрячих» букв чаще всего толком не знает. И научить его дактильному алфавиту сложнее, чем видящих, – это я по своему опыту рассказываю.
Так что те, у кого проблемы не со зрением и слухом, а в двигательной сфере, главным образом ограничены в возможностях участия в жизни. Они смотрят и слушают – без возможности ворваться в созерцаемую жизнь. А так хочется именно ворваться! Разумеется, ищут лазейки. Отсюда танцы на колясках и прочее подобное. Но это участие надо специально организовать, хотя бы организаторами выступали они сами.
В основном же, как мне представляется, они вынуждены довольствоваться созерцательным отношением к жизни. Они великие наблюдатели. Болельщики. Жизнь для них – огромный стадион, а они на трибуне. Созерцают происходящее и сопереживают. Словом, зрители... А так хочется стать артистами! И так осчастливливает их малейшая возможность участия хоть в чем-то!

Могут, если им помогут

Мы вот, тяжелые слепоглухие, созерцать не можем. Зато можем двигаться, и, следовательно, наши возможности прямого участия хотя бы на самый поверхностный взгляд кажутся шире. Хотя на самом-то деле слепоглухота может свести возможности участия к нулю. Но если нам помогут – о! Я и речь могу толкнуть, и в горы вскарабкаться. В горы – мог, во всяком случае, еще пять лет назад. Увы, теперь я уже почти колясочник, все хуже с ногами.
А вот к созерцанию, главным образом умозрительному, философскому, я расположен. Низкий поклон моему духовному отцу, доктору философских наук Эвальду Васильевичу Ильенкову. Изначально, со студенческих лет, он развивал во мне высокую теоретическую, то есть умозрительную, культуру. В итоге у меня философское умозрение стало основой повседневной ориентировки. Но гордиться особо нечем: неимоверно тяжело.
Есть у Эвальда Васильевича Ильенкова в памфлете «Тайна Черного Ящика» такой персонаж – Мозг на паучьих ножках. Я со своим философским умозрением как основой ориентировки в повседневной действительности все больше напоминаю себе тот персонаж.

А с виду не скажешь

Но продолжим. Если же причина инвалидности – патология внутренних органов, люди в какой-то мере могут жить как все, только... осторожнее, с оглядкой, пожалуй. Потому что за каждый лишний шаг, подобно Русалочке из сказки Андерсена, они рискуют заплатить лишним страданием. Но и среди них я знал таких, которые шли на лишнее страдание, рисковали сократить и в итоге сильно сокращали свой век, но зато получали от жизни все доступные удовольствия.
Астматики, сердечники, лейкемики... внешне как все. Из ложного самолюбия дети могут пытаться скрывать свои болезни. Это стремление скрывать свои болезни свойственно и другим инвалидам, но у них болезни выпирают наружу, а тут и правда можно скрыть… до первого приступа. Но вряд ли кому понравится, если во время какого-нибудь физкультурного мероприятия у ученика случится сердечный приступ, или он вдруг неудержимо закашляется... или уж и не знаю, что еще за «сюрпризы» могут быть. Однако любые физические нагрузки – щадящие. Взаимодействие учителя с врачом и коррекционным педагогом обязательно.

Общие рекомендации

За скобками оставляю психических больных. Умственно отсталых, эпилептиков... Терпение. Внимание. Осторожность. То есть все то же самое, что и вообще с детьми и с людьми, только, может быть, удесятеренное.
Любому учителю важно помнить каждое проявление ребенка, запоминать, как он обычно реагирует, и из этих обычных проявлений исходить в собственном обращении с ним. Из обычных проявлений каждого ученика, а не из книжных рекомендаций, сколь угодно авторитетных, вытекает ваша правильная позиция по отношению к ребенку.
То есть я, как и Корчак, рекомендую внимание к каждому отдельному ребенку, и если ребенок не укладывается в те или иные рекомендации и методики – тем хуже для рекомендаций и методик. Для этого ребенка надо искать что-то новое.

Совет: не слушать никаких советов

Из любых правил, в том числе эмпирических, на основе личного опыта выведенных, всегда найдутся исключения. Это надо крепко-накрепко запомнить, начиная разговоры, подобные нашему. Все, абсолютно все – под сомнение! Любые попытки обобщений на эту тему опасны. Это так же, как и с рассуждениями об особенностях народов, некой особой национальной «личности», «национальном характере». Грубо ошибется любой, кто такие рассуждения положит в основу своего представления о народе: везде хватает своих подонков, и везде хватает своих святых. Полагаю, что единственно правильный подход – строго индивидуальный. Конечно, где-то и инвалидность влияет на «особенности», но не только она.
Воспринимать живого человека исключительно с той точки зрения, что он инвалид, не стоит. Хотя не стоит и игнорировать инвалидность. Надо учитывать среди прочих, вполне общих факторов. У всех, например, есть родители, но они разные. По-разному на все реагирующие, по-разному живущие. Именно эта разность имеет решающее значение, а вовсе не общность, которая придумана для того, чтобы легче жилось теоретикам и тем, кто держит нос по ветру всяких «теорий».