ИМЯ И СЛОВО

Детская тайнопись пророчества

«Берлинское детство на рубеже веков» Беньямин писал с 1932 по 1938 г. На протяжении этих лет он неоднократно возвращался к работе над текстом, но в конце концов тот так и остался незавершенным.
Эта автобиографическая книга менее всего соответствует жанру традиционных воспоминаний. Там мы обычно имеем хронологию событий, здесь – приключение познающей мысли ребенка. Внимание Беньямина в отдельных миниатюрах «Берлинского детства» сосредоточено прежде всего на мире в момент его открытия, на тех образах, которые возникали, когда мир еще не был знаком ребенку и когда ребенок делал первые шаги, обнаруживая его.
По ходу литературного возвращения Беньямина в детское прошлое берлинские интерьеры, дома и улицы теряют свой привычный облик. И вообще в его книге не так уж много архитектурных достопримечательностей, культурных и социальных реалий Берлина 1900-х годов. Но хотя Беньямин не склонен к фактографическому описанию, это не значит, что мир «Берлинского детства» лишен вещного оформления. Об этом свидетельствуют названия отдельных миниатюр: «Чулок» мирно уживается с «Триумфальной колонной», «Шкатулка» – с «Кайзеровской панорамой», а «Телефон» – с «Тиргартеном».
Своеобразие этих воспоминаний заключается в том, что вспоминает Беньямин не город своего детства, а забытый детский взгляд на город, когда тот еще только открывался ему в словах, вещах, квартирах и улицах. Он смотрит на мир глазами ребенка, которым уже не является, и причем глазами ребенка, которому город еще не знаком.
Предмет беньяминовского повествования – не то, что именно открывается ребенку, а скорее сам акт открытия. Центральными событиями «Берлинского детства» являются открывание всевозможных дверей и дверец, переступание через всякого рода пороги, вхождение внутрь или по крайней мере наблюдение за происходящим внутри. И всегда за этими отдельными жестами стоит общий психологический жест, а именно – познание как открытие, как разоблачение, как разгадывание, расколдовывание.
К ряду обнаруженных, открытых для себя и освоенных таким образом вещей принадлежит, в частности, яблоко, которое после «путешествия через темную страну печного зноя» испытывает чудо превращения – превращения обычной вещи в предвещающий дальнейшую судьбу Беньямина знак.
Вещи, которые открывались Беньямину, когда он был еще ребенком, оказываются для него, уже не ребенка, ключом к прошлому опыту, в котором потенциально содержалось будущее. Беньямин исследует свой детский опыт, чтобы в открывающихся ребенку вещах обнаружить предзнаки будущего. Поэтому он не просто предпринимает своеобразное путешествие в прошлое – как это предусмотрено традиционным жанром мемуаров, – но одновременно обращается и в настоящее, когда оно еще было будущим. Как писал Беньямин в другом месте: «Воспоминания, как ультрафиолетовые лучи, высвечивают в книге жизни каждого незримую тайнопись, которая делает текст предсказанием».
Об одном таком предсказании, предвещающем стиль мышления Беньямина-литературоведа, повествуется в миниатюре «Чулок».
Текст демонстрирует, что тайна чулка обнаруживается не сразу, но в результате целого ряда последовательных движений, превращавших внутреннее во внешнее и обратно. Ребенок открывает в чулке, который он разворачивает, себя самого и одновременно с этим интуитивно открывает для себя текучесть понятий внешнего и внутреннего. Ведь «сумка» с «содержимым» действительно превращалась в его руках в чистое содержание. И эта детская интуиция стала предзнаком мысли о том, что форма художественного текста и есть само содержание…