ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ

Борис БИМ-БАД: «Хороший учитель больше уверен в ученике, чем в себе»

Мы продолжаем разговор о красоте урока и педагогической выразительности, начатый в «ПС» №1 материалом «Учить со вкусом, или Что такое красивый урок» и продолженный публикацией откликов читателей на статью в «ПС» № 2.
Сегодня наш собеседник – доктор педагогических наук, академик Российской академии образования Борис Михайлович Бим-Бад.

– От учителя сегодня чего только не ждут, по каким только параметрам не проверяют. И ничего, кроме растерянности, в его повседневный труд это не добавляет. Как вы думаете, чем в первую очередь силен и интересен учитель на уроке?
– Учитель не может учить только на основе программы и учебника. Повторяющий выглядит жалко. А вот способный заражать своей увлеченностью приводит в движение и душу, и мысль ученика. Этого никогда не достичь, опираясь лишь на одно утвержденное пособие. Учитель всегда выбирает свое из многого, в этом его исполнительская миссия. Но вот проблема: в таком сложном деле, как образование, нет хороших «нот» – разнообразных, интересных методических книг на любые вкусы. Вместо этого предлагаются бесчисленные безликие схемы, напрочь лишенные духа авторства.
– Какие требования к методическим разработкам выдвигаете вы?
– Они должны заинтересовывать. Учителю, как и ребенку, надо показать, что содержание учебного предмета лично ему важно и необходимо. Никто не хочет жить в непонятном мире, это природная потребность человека: понять. И методические разработки не должны быть мертвыми.
– Но вы же знаете, не до изысков теперь: часов на предметы отводится все меньше, спрос с учителя – по результатам аттестации ученика, вот и приходится гнать голые факты. Состояние методики – в соответствии с состоянием образования.
– Интерес ребенка – это не изыски. Это воздух! Да, есть требование правильных ответов на правильные вопросы, необходимость решения типовых задач, знание набора обязательных сведений. Но техника не отменяет радостного пребывания ребенка и учителя в классной комнате. Это всегда во-первых, а не во-вторых. Нельзя ориентироваться только на те выходы и результаты, по которым формально оценивается работа учителя. Знание, которого ждут от учителя дети, всегда продукт разгадывания тайны, и в этом же тайна хорошего учителя. Да, учитель – исполнитель. Но как исполнитель он уникален. Немыслимо лишать его удовольствия открытия, неожиданного наблюдения – неявных, невидимых исполнительских нюансов.
Вместо этого учителю внушают, что он всего-то и должен – готовить детей к контрольной и к экзамену, а для этого обязан исполнять рекомендации поурочного планирования, скучные, разработанные неизвестно кем и неизвестно для кого. Его уверяют, что предлагаемое сухое безжизненное содержание развивает мышление и в будущем это ребенку обязательно пригодится. Но тренинг, навык, воля не цель и не задача образования.
– Итак, раз мы даем учителю безжизненные методички, мы планируем получить незаинтересованных в познании, не мыслящих, ни в чем не разбирающихся людей? Недоученных. Неужели и впрямь все определяется тем, как, на что ориентируют учителя?
– Чем учитель заряжен, заражен, то и будет в классах. Хорошие учителя весь учебный предмет выстраивают интерпретационным образом, но их все меньше остается в школе. Потому что старые «ноты», первоклассные методические разработки, где расписаны все оттенки преподавания той или иной дисциплины, уходят из обихода, остаются невостребованными. Я говорю о методистах, которые писали еще в 30-е годы и книги которых переиздавать перестали. Во всех предметах были свои гении, школа Ушинского еще была жива: Ягодовский, Рыбникова… Это были не обязательно ученые или выдающиеся учителя – просто люди сведущие и мыслящие. Они прежде всего давали учителю философское осмысление предмета, например, химию – как тайну сродства, соединений, тайну валентности, без чего нет смысла браться за преподавание химии. Кто ничего не смыслит в тайне живой природы, до конца не постижимой, пусть он знаток всех классификаций бабочек, не должен браться за написание разработок для учителя. «Ноты» – это изобретаемое знатоками, учитель же, глядя в них, только взмахивает палочкой. Непосильно для учителя быть и автором, и исполнителем. Красота «нот» в том, чтобы их хотелось исполнять; красота исполнения в том, чтобы учитывался слушатель, ученик.
– И по этому критерию вы оцениваете работу учителя на уроке?
– Урок центрируется у момента открытия: неожиданности, затруднения, невозможности сразу ответить на вызов учебной ситуации. Вокруг того, что требует мысли, а не запоминания. Учитель работает, волнуясь, удивляясь и никак иначе. Он знаток тонкостей отношений учеников с предметом, друг с другом. Здесь и сейчас кроме него никто этих учеников не научит. Главное – уметь установить соотношение внутреннего и внешнего в изучаемой теме, а это умение напрямую зависит от того, насколько учитель способен передать ученикам состояние «это мои ценности, мои ощущения» и этим зацепить ребенка. И тут вопрос: что читает учитель по предмету?
Один учебник, одно пособие. Поэтому все чаще приходится видеть учителя в качестве самодеятельного автора и исполнителя собственной пьесы: текст однообразный, драматургии нет, сплошные повторы. Такая «разработка для отработки»: полное отсутствие мыслей и чувств, одна механистичность. Между тем после заражения и восторга та же тренировка в навыке перестает быть обременительной и скучной.
– Вы больше говорите о качестве «нот», которые кладет учитель перед собой, а не о признаках качественной работы учителя. В вашей оценке это что?
– Первый критерий качества «нот» – эмоциональность. Они должны вдохновлять учителя. У меня есть совокупный критерий, в котором сходится все, чем ценен учитель. Это охота, с которой дети идут к нему на занятия. Желание быть с этим учителем. Вот критерий, который невозможно фальсифицировать. Ребенка не обманешь: он тянется к тому, кто помогает ему стать сильнее, увереннее. Человеку необходимо чувствовать, что он растет. И он с радостью идет туда, где ему дают возможность попробовать свои силы – во всем, не только в решении задач. Где у него крылья вырастают.
Так что мысль моя очень проста: по-настоящему нам нравится только по-настоящему хорошее…
– И это «хорошее» можно безошибочно распознать без всяких критериев, по ощущениям?
– Учитель многого может не знать про себя. Почему сделал так или иначе, сказал то, а не другое – творчество идет в темноте. Почему я взорвался? Не понимаю. Но в педагогическом образовании нет и намека на обучение рефлексии. Однако все мы продолжаем учить и учиться. Избегать бездумного отксеривания, сопротивляться ситуации, в которой учителю предлагается быть чем-то вроде копировального аппарата. Потому что от учителя ждется другое. Конкретное, а не абстрактное. Вспомним Гегеля: кто мыслит абстрактно? Торговка на базаре. А кто конкретно? Тот, кто ищет глубин.
Хороший учитель никогда не смотрит на себя как на человека, знающего истину. Он больше уверен в ученике, чем в себе. И эту свою позицию я подчеркиваю. Но сегодня ему явно недостает хороших «нот», а по плохим красиво не сыграешь.
– Раз так, естественно спросить, куда подевались хорошие методические «композиторы»?
– В хороших «нотах» есть простор для трактовок, оценок, исполнительских решений, порой взаимоисключающих. Создать их – немалый труд, не каждый к нему способен, и потому он должен быть высоко оценен. Но государство тратит деньги на что угодно, только не на учителя, работающего в интересах ребенка. Не на умные книги, способные увлечь и взволновать педагога-предметника. Фактически государство собирает налоги с людей для того, чтобы не дать их потомству возможностей получить хорошее образование.