Четвертая тетрадь
Идеи. Судьбы. Времена
ДОМАШНИЙ АРХИВ
Необыкновенные приключения с кроликами
И другие истории о детстве, рассказанные художником, педагогом и священником отцом Дмитрием в зимний вечер у школьной печки
По выходным на окраине подмосковного города Долгопрудного в маленьком, похожем на обычный сарай, домике вблизи старинного храма с утра до вечера кипит веселая жизнь. Здесь, в воскресной школе, с детьми занимается рисунком, живописью и византийской мозаикой диакон
о. Дмитрий Котов. А еще он преподает ИЗО в соседней коррекционной школе, и теперь там не встретишь унылых серых стен – все они расписаны детьми.
Дошкольники и школьники, старшеклассники и даже студенты приходят к батюшке не только на время занятий. Они знают, что здесь их всегда ждут, и всем хватит места у деревенской печки, и всем хватит чая из лекарственных трав, за которыми отец Дмитрий с ребятами ездит каждое лето на Оку.
Отец Дмитрий называет себя учителем начальных классов, хотя образование у него не педагогическое, а художественное: в 1970-е годы он закончил два факультета Академии художеств – как монументалист и как искусствовед. В школе он никогда не преподавал. Правда, однажды молодому художнику пришлось пойти в кочегары. Кочегарка отапливала детсад полного дня, и, затопив печку, будущий батюшка шел к детям рассказывать сказки. «Я до того увлекался! Иногда они уже спят, а я все рассказываю и рассказываю…»
…Однажды после занятий мы присели на скамейку у печки. Я смотрел на огонь – березовый, живой, жаркий. И захотелось расспрашивать батюшку не про его педагогические методы, а про его детство в деревне Дмитровке.
Вот так и появились на свет эти рассказы. Из них, мне кажется, и про методы все можно понять…
Про семью
Мой отец был зоотехником в колхозе. У меня, видно, от него любовь ко всей живности. Если человек в детстве не переживет единения с природой, если этого момента в его жизни не будет, то обязательно будет какая-то ущербность. Откуда доброта в деревенских детях? От общения с природой, с животными, которые требуют от ребенка непрестанной заботы.
Зимой гуси у нас прямо в доме жили. А в сильные морозы тут же и поросенок, и теленок, и ягненок. Мы из соски их, бывало, выкармливали. Ноев ковчег какой-то!
А гуси! Однажды поздней осенью они взяли и уплыли на другой берег, там цыганский табор стоял. Прикормили их там, что ли. Так отец разделся, прыгнул в холодную воду и поплыл, а вернулся уже с гусями.
Недавно вспомнил обо всем этом, когда навещал одну семью неблагополучную, мать там пьет, гуляет, мальчишка растет среди пьянства, но вот ему однажды кто-то утку принес. Мальчик так обрадовался, что прижал ее к себе, всю обцеловал, как собачку или кошечку, и положил ее с собой спать под одеяло. Кто бы мне рассказал – не поверил, но это все на моих глазах было. И мне верится: вот эта детская золотинка в мальчишеской душе останется, она еще как-то проявится. Не знаю где, но проявится непременно.
...Отца вдруг назначили председателем. И тут начались наши неприятности. Как-то приехал третий секретарь райкома партии и попросил поросеночка: спишешь, мол, чего там. Ну, отец списал. Второй раз приезжает: дай поросеночка. Тут отец отказался, и пришлось ему податься в художники. Он всю жизнь мечтал быть художником. Мы переехали в поселок, снимали там квартиру. Отец работал в ОКСе – до сих пор не знаю, что это такое. Рисовал там объявления, лозунги, плакаты, всякую наглядную агитацию.
У нас, наверное, не совсем обычная была семья. На четверых детей у нас было три баяна и три пианино! Младший брат на скрипке учился. Все стали композиторами, один я – художником.
Кролики
В пятом классе я мечтал кроликов разводить, но так как держать их было негде, то родители мне не разрешали их завести. Тогда я придумал кролиководческую подпольную организацию. Стал в библиотеки ходить и читать все про кроликов, изучал теорию вопроса. Там же и Тургенев мне попался и, кстати, очень понравился. А в школу я перестал ходить. Я был так поглощен кроликами, что уроки меня перестали интересовать.
Тут я попал с гландами в больницу и там узнал, что есть такой дважды Герой Советского Союза Мельников, и когда я составлял список членов своей организации, то включил туда для верности своего приятеля по пионерскому лагерю, а для солидности – этого Мельникова.
Еще идея у меня появилась: запрудить реку, а на образовавшемся острове разводить кроликов, клетки там не понадобятся, только сено завозить надо.
Когда выздоровел, пришел к своему дедушке и рассказал ему про идею с островом. Он говорит бабушке: «Какой внук-то у нас умный! Будем кроликов разводить!» Но бабка на него зашумела: «Ишь, старый дурак, козу на меня повесил, теперь еще кроликов!»
В общем, и старики меня не поняли, а я так на них надеялся. Тогда я занял у соседки-старушки одиннадцать рублей и решил бежать на Байкал или на Дальний Восток.
Побег
Я еще в больнице зачитался Аксаковым, Арсеньевым и решил стать охотником. Я ужасный фантазер был и придумал, что вот приеду туда и скажу охотникам, что я из детского дома, меня усыновят, я научусь охотиться, а потом сообщу маме, чтобы она не волновалась.
Весна была, май, тепло уже. Написал письмо родителям, что хочу быть охотником, поехал, мол, охотиться. Взял хлеб, закуску и пошел пешком на станцию, увидел состав с углем, спросил машиниста: «Куда едет этот поезд?» – «Да в Сибирь…» – «Ну, это мне и надо…» Забрался в этот товарняк, спрятался удачно так.
Меня поймали в Челябинске, черный был, как негритенок, от угля. Милиционер довез меня обратно и на моей станции сдал дежурному. Я плакал ужасно, раскаивался. «Ну теперь-то не сбежишь? Иди домой, мать-то ждет». И отпустили меня. Я пошел и по дороге зашел на базар, и там мне один козленок понравился – беленький, с черным пятнышком, такой кудрявенький. А у меня еще денег осталось четыре рубля, и я отдаю их за козленка. Прихожу домой с козленком. Тут слезы, ор. Мать не знает чего делать – бить или целовать.
Под следствием
Меня в школу потащили, я же полгода не учился. Меня допрашивает директор, я ему правду рассказываю: про КПО (кролиководческую подпольную организацию), список свой показываю. Ну, оставили меня в покое, стал я учиться.
Но потом выяснилось, что директор показал мой список в милиции. Там пошли по списку, нашли дважды Героя Советского Союза, допросили, а он ни сном ни духом.
А тут отец, видя, что я хожу как побитый, говорит: «Ну ладно, пойдем, куплю тебе кроликов». Я обрадовался – наконец-то меня стали понимать. Пошли, проходим мимо милиции, стоит майор, спрашивает: «Этот?» «Этот» – говорит отец, и меня заводят. Я тогда сильно на отца обиделся. Он, оказывается, обещал майору, что приведет меня, но, зная, что добровольно я в милицию не пойду, заманил меня кроликами.
Начинается допрос, меня спрашивают: это не ваша организация из ресторана деньги таскает? Намазывают смолой руки и таскают. Я так перепугался: это что же мне шьют! Нет-нет, говорю, это не мы. «Ну, тогда рассказывай, где ваш штаб?» Я начинаю плести, что он за водокачкой, в подземных ходах. Такое им насочинял! Следователи задумались. Ну, выйди, говорят, на крыльцо, подожди, а мы тут с твоим отцом потолкуем.
Вышел, плачу – предал меня отец. Сейчас, думаю, махну через забор и больше не вернусь домой. Раньше жалко было отца и мать, теперь никого не жалко. Только собирался ноги унести – отец с майором выходят. Садись, говорят, в мотоцикл, поедем твое КПО смотреть. Ну, тут я совсем разревелся и признался, что все придумал. Убеждаю, что на благо родины хотел постараться, мясо бы сдавал. Майор расчувствовался: «Ну, чудак-человек, иди домой. Будешь настоящим коммунистом…»
Но вся школа узнала о моих фантазиях, и меня затравили как зайца. Я не выдержал. Хотя кроликов отец мне все-таки купил. Зимой я им грелки таскал.
На другой год меня отдали в интернат, в Донецк, и закончилась моя вольная жизнь. В интернате все подавляет подростковая толпа, и попробуй не впишись в нее – будешь белой вороной. Вот я и был белой вороной. Меня спасало то, что когда все ребята ложились спать, я им рассказывал истории, сказки, все что угодно. Я мог рассказывать бесконечно, и они это ценили. Меня как радио включали: «Ну давай, рассказывай…»
Талант
Я хотел в лесники идти. Но отец решил реализовать на мне то, что у него не получилось. И после художественной школы насильно отдал меня в художественное училище. Так и сказал: «Закончишь училище, а потом иди в лесники». И я со слезами там учился. Закончил училище, академию и до сих пор не знаю, хорошо это или плохо. Я строил памятники по всей стране, обелиски, мне говорили, что у меня талант. Были деньги, и часто немалые по тем временам, но радости никакой не было.
И только занимаясь с детьми, я нашел эту радость. И понял, что такое талант. Это дар Божий, который мы, родители и учителя, обязаны вызвать к жизни. Но если детей окружают штампы и если дети к ним восприимчивы, то дар пропадает втуне.
Главное – не должно быть никаких эпитетов: талантливый, способный, гениальный. Если ребенок действительно старался, то так и сказать: ты хорошо потрудился, молодец. Надо приучать его не бросать работу на полпути, а завершать начатое. Терпеть неудачи. Не первенствовать над ровесниками, а всерьез трудиться.
Воспитать у ребенка ответственность за то, что ему дано от Бога, можно только через серьезное отношение к его творчеству. Детские работы не должны валяться где попало, а тем более выбрасываться.
И еще: чтобы дар Божий раскрылся, нужно время. Многие родители хотят поскорее из ребенка вундеркинда сделать. И дергают детей в одну школу, в другую, к одним репетиторам, к другим. И везде его торопят. А все эти «быстрей-быстрей» – это как ветер сиверко, от которого ребенок стынет и душа его опустошается. Когда ребенок творит, он должен чувствовать себя как на цветущем лугу под солнцем.