КНИГА ИМЕН

«Зрителям остается непостижимое»

В конце июля один за другим из нашего мира ушли еще два человека, во многом определявшие смысл того, что принято называть эпохой: 30 июля в возрасте 89 лет умер Ингмар Бергман, сутки спустя – 94-летний Микеланджело Антониони. Кажется, обо всем уже многократно написано, перечислены био-, библио- и фильмографии, сказаны все необходимые слова о конце не календарного ХХ века. И все же в этом трагическом и возвышенном сюжете что-то продолжает тревожить…

Как художники они во многом противостояли друг другу. Но оба всегда говорили об уязвимости и силе человеческого «я». Оба оказались долгожителями, а значит – и свидетелями главных событий отпущенного им времени. Оба прожили финал жизни как отшельники. Бергман – в своем уединении на острове Готланд, Антониони – в состоянии двадцатилетней немоты, не творческой, но вполне буквальной. Впрочем, любой поворот в биографии таких людей превращается в символ, который не поддается расшифровке. «Зрителям остается непостижимое», – говорит один из персонажей фильма Бергмана «Фанни и Александр»...

Но остается и то, к чему мы можем прикоснуться без намерения постигнуть. Та тайна и правда целого, которая не равна правде частей, а порой и не предполагает ее. Ведь кино и есть таинство созидания целого. Слово дробит, слово – частица; кадр соединяет и творит мир каким-то слитным, пластичным образом, без того, что можно было бы назвать цементом. Кадр всегда иносказание, он предъявляет нам мир – и высказывание о мире; но высказывание на том языке, на котором мир сам говорит о себе без опосредования в слове.

И в этом смысле, наверное, не случаен сюжет бергмановского «Молчания»: люди попадают в город, где все разговаривают на чужом языке. Речь уходит на второй план, становится фоном, и вещи и явления жизни обретают тот объем, ту значительность, которая есть в них изначально – обретают в изумленных глазах мальчика, смотрящего в окно поезда на горбатые туши танков на платформах встречного эшелона. И эти танки перестают быть танками – грохот, гул, грозное провозвестие каких-то перемен, которые больше человека.

В «Забриски Пойнт» Антониони молчит пустыня; камера фиксирует напряженные каменные мускулы земли, трагическую красоту, созданную силами разрушения; не предполагающую присутствия, да и вообще существования человека. И тем удивительнее, что мы вообще есть; что есть экран, который не разделяет, а соединяет нас внутри самих себя.