РЕПОРТАЖ

«А как дети вообще могут быть прибыльными?»

Одинаковых сельских школ нет. Это аксиома. Вокруг каждой свой особый ландшафт и атмосфера. Полагать, что нацпроект сможет решить разом все проблемы, все равно что лечить всех больных подряд, выписывая каждому аспирин.

В селе Волое Калужской области раньше не было проблем с наполняемостью классов – в школу ходили семьсот учеников. Еще бы, в семидесятых годах в Волом было двадцать восемь матерей-героинь – у каждой больше десяти детей. Сегодня в Воловской средней общеобразовательной школе учатся всего тридцать два ученика. И она тоже в списках на «оптимизацию». Однако пока учителя и родители сумели свою школу уберечь…

В селе Волое (ударение на первый слог – первым делом поправляют местные) стоит тишина. Жарко. Возле трехэтажного учительского дома ходят черные куры и пасется корова. В этом доме живут почти все учителя. Квартиры здесь не запираются – разве что когда уходят из дому.

Директора с завучем зовут одинаково – Раиса Сергеевна, различаются у них только фамилии – Скотникова и Сидорова.

– Вы к нам? – удивляется директор, Раиса Сергеевна постарше.

– К нам, Сергеевна, к нам, наша битва аж до Москвы прогремела, – смеется завуч, Раиса Сергеевна помоложе.

Агитировать здешнее население начали еще с ноября. Кроме школы в Волом под сокращение попала еще одна школа в Кировском районе – Гавриловская. Сначала негласно объявили, что со следующего года школу оптимизируют, потом по телевизору начали крутить идеологически верные передачи о том, как славно и полезно возить детей на школьных автобусах. С нового года, когда судьба школы стала окончательно ясна, воловцы начали боевые действия.

По нашей давней традиции дискуссии не предполагалось, администрация Кировского района просто поставила сельский сход перед фактом: на каждого воловского ученика район тратит больше ста тысяч в год. Это нерентабельно, так что возить все равно будут, надо лишь выбрать куда – в соседние Бережки или Фоминичи.

– А как дети вообще могут быть прибыльными? – поражается директор. – Это же не предприятие.

Непонятно было жителям и то, зачем их детей будут отправлять в такие же сельские школы. Если уж возить, то в Киров, там школы лучше оснащены. Но туда ехать восемнадцать километров, через два железнодорожных переезда, и вставать детям пришлось бы в шесть, а возвращаться в пять. На это не были согласны ни родители, ни власти.

Конструктивного диалога вправду не вышло – сход, больше походивший на родительское собрание, плавно перерос в митинг протеста, где приехавшему вразумлять непонятливых селян заму главы района Леониду Борискину долгопамятливые родители припомнили все его партийное прошлое: как в славные застойные семидесятые он же, Борискин, объезжал сельские школы и уговаривал нынешних родителей – тогдашних выпускников – возвращаться после института и поднимать родное село. А мы, дескать, поможем, мы поддержим. Многие поверили, вернулись.

Эх, кто же знал, товарищ Борискин, что генеральная линия так переменится?

Обескураженное яростным отпором руководство ретировалось, а воловцы начали осаждать все инстанции письмами. Писали и районным депутатам, и губернатору, и правозащитникам в Москву. Директор в пылу борьбы умудрилась даже мультимедийный проектор выбить в почти что списанную со счетов школу.

– Компьютеров новых нам не дали, – сокрушается Раиса Сергеевна. – Все равно, мол, скоро закроют. Ну хоть проектор получили, людьми себя почувствовали.

Поводов таких не так уж и много – в компьютерном классе, например, всего четыре компьютера. На тридцать два ученика. И один модем с асинхронным доступом в интернет. Хотя компьютеры обошлись бы куда дешевле, чем автобус и ежемесячные траты на бензин. А пользы от них существенно больше.

В остальном школа оснащена по последнему слову техники 70-х годов. Из больших плюсов – класс труда с полностью рабочими станками.

Заходим. Внутри остро пахнет краской, мебель и цветы в классах сдвинуты к центру: школа готовится к началу года. Сквозь огромные окна падает свет на свежевыкрашенные красновато-коричневые полы. На больший ремонт денег не хватило.

Здание школы новое, ему чуть больше тридцати лет, и выстроено оно по «южному проекту» – двухэтажное, длинное, с плоской крышей, почти три тысячи квадратных метров. Становится понятно, почему власти упирают на нерентабельность: отопление такого здания встает в копеечку.

– Котельная у нас угольная, там четыре кочегара. Но все равно холодновато зимой, – вздыхает Раиса Сергеевна, директор. – У нас до минус тридцати бывает.

– Зато все вирусы мрут, – не унывает Раиса Сергеевна, завуч. Чуть больше сорока человек – учителя и ученики – там просто теряются.

Размеры школы объясняются просто – детей было больше.

– Когда я в восьмидесятых пришла работать, здесь было семьсот человек, – поясняет завуч. – У нас же в селе было двадцать восемь матерей-героинь. Одни их дети – уже целая школа. У нашего бывшего директора, например, одиннадцать детей.

Волое – село старообрядческое, и церковь здесь до сих пор действует. Может, еще и в этом причина местной упертости – привыкли за столько лет к коленцам, которые власть выкидывает. Всегда друг за друга держались. Однако эта крепкая семейственность, позволявшая прежде выживать воловцам, сейчас разрушает Волое.

– Как в семидесятых начали из колхоза отпускать, народ и побежал из села, – вспоминает Раиса Сергеевна. – Сначала один устроится в Москве или Ленинграде, а потом всех своих перетащит. Так село и обезлюдело.

Сейчас живут здесь человек триста, в основном бабушки. В этом году никто не родился, пополнения школы ждать неоткуда. Оживает Волое только летом, когда приезжает молодежь.

– Умрут села, начнут вымирать малые города, – грустно замечает директор Раиса Сергеевна. – Откуда они подпитываются? Из села. В Кирове почти все – переехавшие деревенские. Потом едут в Калугу и Москву.

Впрочем, на Москву воловцы не в обиде – человек ищет, где лучше, понятное дело.

– Мы бы тоже за копейки работать не стали после московских зарплат, – соглашается Раиса Сергеевна, завуч, – да здесь и работать негде. Колхоз развалился. Хлебозавод закрыли.

Та же ситуация и в соседних селах – Бережках и Фоминичах. Еще год-два, может, пять, и школы там тоже придется оптимизировать. И детей, которых сейчас перевели бы из Волого, повезли бы дальше, в другие школы.

– Пришлось бы переселяться вместе с детьми, – замечает завуч. – Я ведь не только учитель, но и мама. У меня в школе две девочки.

Это еще одна причина стойкости воловцев – почти все учителя местные, и у всех дети учатся в Воловской школе. Из шести выпускников этого года четверо – дети учителей. В таких условиях и правда деваться некуда – приходится до последнего стоять за школу.

– Мы все сказали: первого сентября детей никуда не отправим, – твердо говорит Раиса Сергеевна. – Будем за гроши работать, но лишь бы они были с нами.

У учительниц наготове и аргументы. Они уверены, что сельская школа ничуть не хуже городской, а кое-где и лучше.

– У нас нет текучки кадров, сплоченный коллектив и все дети под таким присмотром, что дай боже, – начинает перечислять директор. – Если кто только надумает закурить, мы уже об этом знаем. Про пьянство или наркоманию и говорить нечего – нет у нас ничего такого, и пусть здесь наши дети подольше будут «неразвитыми».

– Компьютерный класс у нас не закрывается, – подхватывает Раиса Сергеевна, завуч. – Наши ребята все дни поделили.

Дети действительно «их» – в школе постоянно праздники, спектакли, смотры. На сцене – вся школа, включая директора в кокошнике. Идет социализация и отработка моделей общения. В этнографическом уголке центральный экспонат – зыбка-колыбелька, в которой качались обе дочери Раисы Сергеевны, завуча. Рядом лапти, которые сплел их знакомый дед.

Не согласны воловцы и с тем, что учить двух-трех детей куда легче, чем двадцать.

– Когда я пришла работать в школу, у нас было по двадцать восемь человек в классе, – вспоминает завуч. – Было три седьмых класса. И мы можем сравнить. Когда у тебя полон класс детей, ты всегда можешь опереться на сильных и давать им материал, а остальные подтягиваются. А когда у тебя всего два ученика и оба слабые, это огромная нагрузка на каждом уроке.

– Ребятам тоже трудно приходится, – соглашается директор. – Их ведь спрашивают каждый день. Здесь любой троечник поневоле на четверки начинает учиться. У нас все ребята в этом году поступили на бюджетные места в вузах.

Но, увы, все, чем может похвастаться сельская школа, меркнет перед строчками в районном бюджете. Как назло, школу нельзя спасти, сделав социокультурным центром, перенеся туда медпункт, клуб, ДК – слишком далеко, на окраине, она стоит. А в центре села нет для нее места. Был колхозный садик, да вместе с колхозом развалился.

В общем, шансов у Воловской школы было не много. Казалось, оптимизируют, как многие другие. А следом канет в Лету и село.

Однако полугодовая битва закончилась победой учителей-родителей – в котельную начали завозить уголь. Это был сельский праздник почище Первомая – и в магазине, и на улице все друг друга спрашивали: «Слышали? Уголь стали завозить. Жива школа».

Без жертв, правда, не обошлось: три начальных класса слили в два, сократили четыре с половиной ставки, но главное – школа осталась цела. Сохранилась и Гавриловская школа.

Как поговаривают воловцы, от школ отступились в этом году, потому что в район не поступили обещанные нацпроектом желтые школьные автобусы, оборудованные для безопасной перевозки детей в комфортабельные базовые школы. Так что оптимизация сама собой отложилась. Но это только слухи – воловцам никто ничего не объяснял. А они особо и не любопытствовали. Родители покупают учебники, ранцы, тетради, ручки в Кирове, учителя готовят классы, техработники красят пол. Воловская средняя общеобразовательная школа готовится к новому учебному году. Ведь жизнь продолжается. Еще на год.