ЦЕЛИ И ЦЕННОСТИ ШКОЛЫ

Образование в интересах ребенка

Время на отдых, на раздумья, на переопределение своих позиций стремительно уходит вместе с летом, покоем, свободой от уроков. Еще чуть-чуть, и наша чувствительность к противоречиям между «могу» и «надо», «хочу» и «должен» неизбежно исчезнет. Потому что в работе надо – только «надо», потому что все нюансы между «получается» и «не получается» скоро станут неразличимыми на фоне грозного требования результата. Но пока, на пороге нового учебного года, еще велика в нас профессиональная тяга к размышлениям на широкие темы: что движет школой, на каких опорах она стоит, все ли в ней разумно, а если нет – почему? И далее: в какой именно школе мы работаем сегодня, каковы тенденции ее развития и, конечно, в чем наша роль? Об этом – размышления директора школы накануне нового учебного года.

Имитация движения

Со стороны посмотреть – вокруг образования развернулась кипучая деятельность: национальная программа развития образования, профильная старшая школа, единый экзамен – вроде бы идут процессы, школа изменяется. Но нет, господа, можно не беспокоиться. Эти «процессы» сущности школы не задевают. Она не изменилась за последние десять лет, разве что дети стали менее послушными. Но мы же стараемся!

…С французскими учителями я хожу по школе. Урок истории, 9 класс. Учительница начинает рассказывать иностранцам о своей работе, а дети – 40 человек, 6 рядов – сидят затылок в затылок. Сидят 5 минут, 10, 20 – ни одного движения. Сидят неподвижно. Вот она, выучка!

Французам кажется, это невозможно: «Обществу нужны инициативные и творческие люди, а у вас учат послушанию и усидчивости! Ваша школа развернулась в прошлое!»

Дисциплина – первая заповедь

Да, дух реванша очень чувствуется сегодня в школе. Чему учат в первом классе? Чтению? Письму? Счету? Этому дети уже научены. Учат – послушанию. Почему большинство родителей высказываются за школьную форму? Лишь отчасти это «экономический» выбор. В основе – глубинное желание «построить» и дисциплинировать ребенка. Почему многим так милы детские организации? Опять же – подсознательное стремление противостоять проявлениям индивидуальности ребенка.

Как сказала дочка моего друга: «Школа – это как больница. Надо ходить, и ничего не поделаешь» – и это о хорошей московской школе, где собраны умные учителя и дети.

Между тем школа – это вся жизнь человека, без метафор: подготовка к ней, 11 лет учеба от звонка до звонка, потом небольшой перерыв, и снова – дети, внуки. Парадокс, но именно школу мы не выбираем: какая есть – такая есть. Например, требования к современному учителю занимают несколько страниц печатного текста, а платят ему в пять раз меньше, чем мальчику-курьеру или девочке-секретарю без какого-то особого мышления...

И вот десять лет ребенок, подросток, юноша общается с усталыми людьми, у которых силы, терпение, нервы – всё на грани. Какие уроки он вынесет из этого? Учение – это тяжкая повинность. Взрослые – люди скучные и ожесточенные. Красивые слова – это лишь слова. Главное – дисциплина. В общем, как в армии, только пока не стреляют. Но где движение матерей? Где закон об альтернативной школе? Где требования гласного и понятного обществу реформирования школы?

«И тот похвальный лист»

Чтобы разобраться, почему этого нет, возьмем в руки похвальный лист, который выдается отличным ученикам в конце года. Как он надписан? «За прилежание и усидчивость». Вот и весь тайный смысл школы, ее мечта – что бы с ней ни делали, что бы про нее ни говорили. Она готова хвалить ученика только за «прилежание» – что-то в этом слове есть от команды «лежать!» – и за усидчивость, за умение выполнять команду «сидеть!». Все другие «достоинства»: молчать, терпеть, быть аккуратным – сюда уже включены. И это школа XXI века?

Все постперестроечные годы, пока школа проделывала невообразимые кульбиты, ее основная документация – классные журналы, дневники, бланки грамот, похвальных листов и прочее – не менялась. Делопроизводство шло своим чередом, консервируя традицию в тиши шкафов канцелярий.

Что сохранили Хранители? Представление о том, что дети – это закрытое сообщество без голоса и прав. Они не являются сегментом электората. Они не печатаются в журналах. Их не приглашают на «Народ хочет знать» и «Есть мнение». Их не видно и не слышно. Пока они в школе, они не представляют угрозы конституционному строю. О том же, какие люди вырастают из детей, уставших от усталых учителей и ожесточенных общением с ожесточившимися взрослыми, никто не думает.

При молчаливом согласии большинства

Более того, все чаще и отчетливее раздаются голоса сограждан, утверждающих, что старая школа была лучшей в мире и что все прогрессивное человечество сегодня перенимает опыт советской системы образования. И опять в виду имеется не экономическая сторона образования, а жесткий уклад и авторитарный стиль отношений в школе.

Недавно на семинаре в институте повышения квалификации работников образования шел разговор о современных западных дидактических системах, о проектно-исследовательской работе на уроке. Поднимается учитель со стажем, ветеран советской школы: «Всё это хорошо, но если мы хотим добиться прочных знаний, то ничего лучше объяснительно-иллюстративного метода нет и не может быть».

Точно, как когда-то учил меня один очень опытный учитель химии, методист городского управления образования: «Ты на уроке даешь им новый материал – в следующий раз они должны всё вернуть тебе целиком!»

Знаем-знаем: объяснение – закрепление – контроль, золотая формула объяснительно-иллюстративного метода. Первый или десятый класс, математика или литература – не имеет значения. Формула универсальная, другого не придумать. И если хотим получить результат, мы обязаны ей следовать.

«Вы можете, – продолжала противница проектного метода, – объяснять с использованием иллюстративного материала, с элементами беседы. И закреплять по-разному: прочитал, пересказал, выучил, составил таблицу. И разные формы контроля существуют: опрос у доски, фронтальный опрос, тест, контрольная работа, экзамен. Но сама технология проверена веками! Только в случае ее соблюдения гарантирован результат: прочные знания, универсальные умения, отработанные навыки. Вот она, самая лучшая в мире система образования! Проста, как все гениальное!»

О том же, чуть-чуть подробнее

Все так, только коллега не назвала некоторые побочные результаты «гениального» метода, например, неумение ученика думать самостоятельно. Не уточнила, что прочные знания – это мертвые знания, что важнейшим условием соблюдения этой технологии является расположенность педагога к принуждению/насилию и неспособность ученика к самостоятельному мышлению.

Впрочем, «зубры» советской школы и не отрицают это, а говорят, что собственное мышление ученика, познавательная активность, желание или нежелание учеников думать – это не школьные вовсе, а личные проблемы. Тем самым они «проговариваются»: школа – для школы, а не для ребенка.

Но поскольку теперь так говорить и делать не принято, словосочетания «проектная деятельность», «исследовательская работа» в планы включают все, а вот используют лишь в качестве довеска к основному «методу». Результатов большинство учителей добиваются по старой формуле: «сегодня ясно сказал – завтра строго спросил».

От чего мы упорно отказываемся?

Исследовательский, проблемный, поисковый – названия метода могут быть разные. Важна суть подхода, одна только строчка: ученик наблюдает за реальностью, задает вопросы и ищет на них ответы.

Кто-то из учителей школы Френе рассказывал: «Если мы идем с детьми на ферму, мы стараемся не говорить детям: главное – обратите внимание на то или на другое. Пусть ребенок сам выделит то, что ему покажется интересным, – это и будет главным».

То есть, если нет момента сомнения-непонимания – невозможно и настоящее понимание. А удивление тем, что не вписывается в привычную сетку координат, чему нет обычного объяснения, что заставляет искать новые ходы, создавать новые связи – это и есть мышление.

Наверное, самый ценный образовательный ресурс ребенка – умение удивляться, не понимать, недоумевать. И спрашивать, спрашивать, спрашивать. Это здоровая реакция ребенка на новое: «Меня удивляет… я не понимаю… мне кажется странным» – и в то же время – учебный навык. Навык, требующий для своего развития определенных условий.

Может быть, мы просто не умеем?

Заметим, наблюдение – это не объяснение материала. Хорошее объяснение разлагает действительность, препарирует ее, расфасовывает в таблицы, укладывает в алгоритмы, навешивает этикетки – превращает ее в «товары» на полке в супермакете.

Наблюдение – это непосредственное столкновение с реальностью. С такой, какая она есть. Эксперимент без подсказок, фильм без объяснений, текст без комментариев. Настоящая, никем не разжеванная пища. Но главное – алгоритм исследования действительности никогда не дается ребенку заранее. Здесь-то и находится главная точка раскола с традиционной педагогикой, потому что в школе, в хорошей школе, учитель всегда объясняет, «как делать», дает детям «четкие определения» или подводит ученика к понятиям так близко, что у ребенка возникает иллюзия, что он сам додумался. Собственно, так и понимается обычно сущность школы: «школьность», «школярство» – схоластика, проще говоря.

«Наблюдение – удивление – ответ»

Это не предметоцентричное образование. Встреча с реальностью порождает вопросы. И эмоциональный взрыв. Тут и наступает настоящее образование. Если театральный спектакль задел за живое, можно заняться и чтением книги – это будет хорошее литературное образование. Если поход в лес и сосиски на костре – событие, то об этом можно писать, это будет русский язык.

Ученик наблюдает за реальностью, ставит вопросы и сам ищет на них ответы. Формула: «Наблюдение – Удивление – Ответы» – простейшая цепочка, молекула мышления. Она сообразна естественному пути познания: человек сталкивается с новым явлением; он не может объяснить его обычным, известным ему способом и ищет другой способ, другие точки зрения на предмет. Вот, собственно, и повод для освоения основ наук, и способ образования.

Такая школа не изнуряет педагогов и детей необходимостью подавлять и подчиняться. Она перестает быть невыносимой для всех.

Только почему-то мало кто может в нашей стране даже представить себе ненасильственное образование. Без мучительства и мученичества, без жертв и их страданий, без формы и безоговорочного исполнения авторитарных предписаний – «это что же с ними будет?».