СЛОВА ИЗ РОДНИКА
Северное письмо
Бывают эпохи, когда исконному слову, чтобы выжить, надо затаиться, спрятаться, как прячутся иногда родники
«Негасимые, немеркнущие
весенние зори Севера…»
Б.Шергин
Сразу после рождественских праздников получил я на адрес редакции конверт из Мезени, это Архангельская область. Никого у меня там – ни близкого, ни родного, и сам я туда никогда не забирался. Но радостно было держать в руках весточку из того края, в который мечтами я столько раз уносился, когда читал поморские сказы Бориса Шергина, Степана Писахова, «Северный дневник» Юрия Казакова…
«…Адреса не знаю, поэтому пишу на редакцию «Первого сентября». Надеюсь, дойдет. Извини, что обращаюсь сразу на «ты», но так, по-моему, душевнее и сердечнее. Тем более что мы с тобой ровесники (я – шестидесятник, с 1963-го)… Писать письма, правда, я не умею, но вот сидел, смотрел на снег за окном и вдруг решил отправить тебе свою книженцию. Может, почитаешь на досуге… Всего доброго. С уважением Ал. Антипин».
Я не стал ждать досуга, а по дороге домой, в электричке, все читал и читал. Чуть свою станцию не проехал. Так мне хорошо было там, в этой книжке. На обложке красуется лопастка прялки с мезенской росписью: тонконогие красные кони вышагивают в струнку, вокруг них щедро набросана всякая изящная кудрявость. Видно, мастер глухариным пером расписывал – кисточкой такие тонкие узоры не выдать.
Первая же фраза в книге обрадовала забытой родниковостью: «Сейгод по осени у нас на Мезени пластали такие шторма, каких не помнили на своем веку даже самые древние старики и старухи…»
Всего-то четыре рассказа, но каких! Одни названия дорогого стоят: «Белое море, черная изба», «Морошка в морском рассоле», «Лесные взгорья», «Прялка». А посвящение на титульном листе – сколько в нем сыновней любви и уважительности: «Посвящаю моим дорогим родителям Анфисе Ивановне и Александру Антоновичу».
Читая, я время от времени переворачивал книгу: там на «спинке» краткие сведения об авторе. Отчего же я, тьма запечная, не слышал о нем ничего? Толстые журналы просматриваю, «Литературку» проглядываю, на книжные ярмарки исправно хожу, а об Антипине ничего доселе не знал.
«Александр Антипин окончил Мезенскую среднюю школу и Поморский университет. Работает журналистом в мезенской газете “Север”…»
В последние годы все яснее заметно, что живая русская словесность отхлынула от Москвы и других больших городов. Так бывает в природе, когда внезапно уходит прекрасное море, на берегах которого выросли многие поколения, и обнажается дно – корявое и замусоренное, ни на что не пригодное. Конечно, и на бывшем дне копошится какая-то жизнь, но красоты мало.
Нынешняя столица с точки зрения лексикографа и есть такое малоинтересное дно. Владимир Иванович Даль, услышав, что и как мы говорим, да заглянув в телевизор и газеты, впал бы в уныние. Впрочем, будучи решительным морским офицером, он, очевидно, просто бы покинул «место сие злачно» и устремился куда-нибудь на Север.
Уж Даль-то точно бы не поверил в слухи о гибели русской словесности. Он знал, что бывают эпохи (например, Петровская), когда исконному слову, чтобы выжить, надо затаиться, спрятаться, как прячутся иногда родники.
Вот и сегодня теплая и многоцветная наша словесность, чтобы ее не закатали в асфальт, ушла в рукописные (не электронные!) письма, в школьные сочинения деревенских детей, в районные газеты, в небольшие литературные альманахи, которые то появляются, то гаснут в провинции. Там и набирает сейчас силу та волна, что со временем непременно смоет и сквернословие, и серость, и иноязычную скороговорку…
Вернутся в литературу чистые сердца – вернется к русской словесности и читатель.