НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Последняя помеха на пути к всеобщему счастью
Почему современное общество так заинтересовано в абсолютном знании о природе любви
Небо и его незаметная жизнь
Воспоминание ранней юности: сижу на подоконнике и наблюдаю, как пока единственная звезда движется от верхушки ближайшей липы к водосточной трубе на стене моего дома. Вообще-то смотреть надо вниз. С шестого этажа прекрасно видно остановку и каждый подъезжающий троллейбус. Но смотрю я почему-то на эти звезды, как они путешествуют себе и путешествуют от древесных крон к водосточному желобу. Их уже много. На улице ночь. И я точно знаю, что сегодня он не придет. И потом, когда все же однажды придет, окажется, что просто заглянул мимоходом. И все. Эта история закончилась ничем. Но траекторию движения звезд в том окне я до сих пор помню в мельчайших подробностях. Потому что ни до, ни после я так долго не рассматривала небо и его незаметную жизнь, видимую невооруженным глазом. И все из-за того, что, оказывается, была больна. Не в смысле «высокой болезни» и прочей лирики.
Белый халат эксперта
Каждая эпоха говорит о любви что-то свое и по-своему. Чтобы не пускаться в длительные экскурсы и все же убедиться, насколько изменились и язык, и содержание, и, в конце концов, сам говорящий, достаточно только одного примера.
Восемьдесят лет назад в качестве газетного колумниста, отвечающего на письма читательниц о странностях и превратностях вечного чувства, вполне естественно смотрелся Хосе Ортега-и-Гасет. То, что его «Этюды о любви» сложились из статей постоянной рубрики в газете «Эль Соль», – факт общеизвестный.
Сегодня представить себе в качестве «эксперта по вопросам любви», ведущего регулярные разговоры с читателем, философа, даже очень знаменитого, практически невозможно. Как, впрочем, и сами регулярные разговоры.
Зато всяческие интернет-рассылки, «научные» полосы авторитетных газет и достаточно приличных глянцевых журналов буквально забиты популярными статьями о любви.
Большинство этих статей представляет собой более или менее удачные пересказы новейших книг по нейрофизиологии, биологии, этологии и психиатрии. Теперь в роли эксперта выступает человек в белом халате. Точнее, вместе с ним на эту роль претендуют его многочисленные интерпретаторы – журналисты. И вот здесь, на уровне интерпретаций, то есть активного мифотворчества, начинается запредельное. В результате ученые теряют имена и лица, растворяясь в этом океане коллективного бессознательного, имя которому – масс-медиа. В качестве патента на истину современные мифы используют ссылки на «ученых вообще». Мир, который исследуют эти авторитетные иностранные ученые, судя по заголовкам новостей, полон чудес и диковин: «В Австралии поймана жаба величиной с собаку»; «В Техасе родился теленок с тремя головами». Вот уже несколько лет по весне с завидным постоянством возвращается одна и та же тема: «Ученые доказали: любовь – это болезнь»…
Миф первый: любовь как биохимия
Значительная часть всех этих «сенсационных» материалов опирается на книги американского антрополога Хелен Фишер, пользующиеся огромным спросом во всем мире.
Название ее последнего бестселлера напоминает строчку из какой-нибудь попсовой песенки – «Why we love» («Почему мы любим»). При этом речь идет о действительно серьезном исследовании в области биохимии мозга и нейрофизиологии.
Книга написана по результатам многолетних экспериментов по сканированию головного мозга добровольцев, которые, как пишет Фишер, «находились в стадии влюбленности».
Все выглядело достаточно просто: подопытным показывали определенный визуальный ряд, в который были вмонтированы фотографии людей, которых они любили. Реакция на портреты возлюбленных вызывала резкое изменение гормонального режима. Причем возрастала биохимическая активность тех зон мозга, которые отвечают за мотивацию и стремление к вознаграждению. Главную роль в этом играет вещество допамин, естественный стимулятор, который иначе называют «гормоном счастья».
Внешне очень похоже на историю с лампочкой и собакой Павлова. С той только разницей, что свою «лампочку» каждый влюбленный уже выбрал сам. И Фишер не скрывает в своих работах того, что на уровне экспериментов со сканированием практически невозможно зафиксировать самый важный момент – тот, когда человек влюбляется, когда кто-то из многих становится для него единственным. Так что о том, почему мы любим именно тех, кого любим, биохимический анализ не скажет ничего.
Но массовые мифы, окружающие исследования Фишер, ставят все с ног на голову. «Американский антрополог доказала, что любовь – это чистая химия», «С точки зрения биохимии влюбленные больны, в их организмах много допамина и мало серотонина», «Любовь – результат синтеза внутренних наркотиков», «Мы влюбляемся, потому что нами управляют гормоны». Это всего лишь несколько из сотен и тысяч статей и газетных заголовков, в которых так или иначе упоминается книга «Why we love».
Миф второй: верность ненормальна
Возникновением этого мифа современная культура отчасти тоже обязана Хелен Фишер. Те же исследования биохимии мозга показали, что повышенная гормональная активность через определенный промежуток времени начинает угасать. Процесс ее снижения запускается в период от 3 до 12 месяцев продолжающихся любовных отношений. Если отношения после этого сохраняются и переходят из фазы страсти в фазу устойчивых, изменяется и гормональная картина: в крови и головном мозге любящих «работают» другие вещества.
Еще один подобный кризис наступает через 3–5 лет. Причем чем больше препятствий на пути влюбленных, чем реже они видятся, тем дольше держится высокий уровень «гормонов любви» в организме.
Фишер назвала этот открытый ею феномен «гравитацией недоступности». А вот счастливые, интенсивные отношения, да еще если в этот период рождается ребенок, чреваты конечным снижением уровня биохимической «поддержки» любви. Означает ли это, что люди запрограммированы природой на то, чтобы бросать друг друга и искать новых партнеров?
Хелен Фишер связала эту особенность с репродуктивной функцией вида. Не стоит забывать о том, что она в первую очередь антрополог-эволюционист и лишь во вторую – химик. Все ее предыдущие книги посвящены исследованиям полового отбора в первобытном обществе с точки зрения теории эволюции.
Для того чтобы вид не вымер, необходимо многочисленное и генетически разнообразное потомство, и половозрелые самцы и самки должны были успеть по нескольку раз обзавестись детенышами. А жизнь самих родителей была непродолжительна.
Фишер лишь сделала предположение, что, вероятно, гормональные колебания и перепады на протяжении любовных отношений могут быть следствием каких-то древних видовых программ, заставляющих отдельных особей снова и снова искать новых партнеров для продолжения рода.
Предположение, как положено, породило настоящий мифологический обвал. «Человеку не свойственна моногамия», «Верность противоестественна и вредна для здоровья», «Теперь мы знаем, что браки распадаются по естественным причинам»… И наконец, ожидаемое: «Ученые доказали, что вечная страсть – это ошибка» и «С точки зрения науки мы должны заново вступать в брак каждые 3–5 лет».
Миф третий: любовь как невроз навязчивости
И тут на помощь новым мифам нашего времени приходит еще одно нынешнее бедствие – популярная психология и бытовой психоанализ на уровне изданий вроде «Как правильно выйти замуж и развестись: советы психолога». «Больная N., 26, в течение трех лет испытывает привязанность к А., который сначала отвечал на ее чувства, затем ушел к другой женщине. N. не делает попыток завязать новые отношения с другими мужчинами, постоянно думает об А. Заключение: налицо психоэмоциональная сверхзависимость (вариант – сверхценная фиксация)». И вот уже уважаемая газета отзывается: «Каждую весну множество людей страдают особым видом депрессии». Подразумевается, что любовь – это сезонное обострение. А некоторые, такие как «больная N., 26», – вообще запущенный случай.
Любовь как современная
страшилка
Рано или поздно, присмотревшись ко всем этим глянцевым и электронным сказкам, начинаешь замечать их сходство. Все они похожи на детские страшилки. Авторы, словно сговорившись, убеждают читателя в том, что любовь – это плохо, и пугают, пугают, пугают... Что это либо болезнь, либо гормональный сбой. Что любовь даже на биохимическом уровне напоминает наркотик. Что «влюбленный испытывает страшные муки, если его любовь не взаимна», а если даже она и взаимна, то через пять лет максимум закончится, потому что так положено и «природой заведено».
Натура и культура
Насчет «природы» все понятно. На протяжении тысячелетий «натура» была любимым оправданием культуры, самым действенным аргументом власти в ответах на неудобные вопросы. «Почему люди делятся на сословия и не равны в правах?» – «Потому что в природе так устроено!» – «Почему женщины не должны учиться наукам?» – «Потому что им это природой не дано!» Но проходило время, и выяснялось, что природа во всех этих случаях ни при чем. Что не мешало и не мешает снова привлекать матушку-натуру к делу культурного мифотворчества. Причем иногда для доказательства прямо противоположного.
В старые добрые времена, когда традиционная мораль культивировала верность по принципу «пока смерть не разлучит нас», находились честные орнитологи, которые брали на себя труд научно обосновать феномен «лебединой верности». А сентиментальные поэты писали про стонущих голубков и голубок, потерявших пару. Теперь про птичек забыли. Верность превратилась из добродетели в отклонение от нормы. Воплощать природную норму призвали древних приматов.
Но и птички, и обезьянки лишь для отвода глаз. Человек – не природное существо. Он устроен так, что может жить только в искусственной среде, им же самим и созданной. Так что когда он кивает на химию, бессознательное и природное, на самом деле подразумевается социальное. Человеческое… А вот здесь все серьезнее.
Великий скептик Теодор Адорно считал главным конфликтом нашей эпохи противостояние частного и общего, человеческого «я» и безликой массы. Причем речь шла не просто о перепалке, а о битве насмерть. Адорно не питал иллюзий относительно судьбы частностей в истории. Но все же настаивал на том, что частное не должно сдаваться без боя. Любовь – то, что делает каждого единичным, выделяет из толпы. Каждая пара влюбленных глаз отражает собственную карту звездного неба в его собственном окне, какой бы банальностью ни была вся эта лирика про любовь и звезды. Влюбленный непредсказуем и неподконтролен. Тем и опасен для всех систем предсказуемого и контролируемого. Недаром в классических антиутопиях прошлого столетия именно любовь превращалась в последнюю помеху на пути в очередное царство всеобщего счастья…