ПРИМЕТЫ ВРЕМЕНИ
Торжество прагматизма
Образование становится прагматичным – и теряет возможность быть образованием. Это неслучайная оговорка: в педагогике, наверное, нельзя ничего утверждать наверняка. Она – то, что может случиться, случается, происходит, но может и не произойти. И в этом смысле педагогика не наука или ремесло, а искусство, искусство по коренному отличительному признаку – быть, осуществляться там, где ничего не было, всякий раз неслучайным образом воссоздавать себя наново.
Прагматический взгляд узок; но еще большая опасность в том, что он внимателен к частностям, а не к целому, он оперирует частями, и вычитание с делением имеют приоритет перед сложением и умножением. А в образовании, как, например, в кино, важна не правда частей, а правда целого, умение видеть и выстраивать это целое. Подлинность появляется из соединения условностей, взятых именно как условности, в переносном, символическом значении.
Но для прагматика нет условного или переносного, того, что позволяет вещи означать что-то, быть больше самой себя. Для него вещи означают лишь то, что они означают, и их совокупный объем механически равен сумме частей. Перехода, задающего объем больший, в прагматическом сознании не происходит, в нем нет способности видеть неслучайный рисунок жизни, данный в иносказании.
В этом смысле ключевая позиция всех образовательных реформ последних лет – идея образовательного стандарта – апофеоз «рацио», апофеоз прагматического взгляда. Но попытка выделить культурный минимум и транслировать его противоречит тонкому устройству самой культуры. Культура как свойство личности не передается – она всякий раз возникает заново. Она есть акт, случающийся – или не случающийся – в человеке. И те условия, которые создаются для мнимой передачи культуры, прямо противоположны тем, в которых она может произойти.
Первое, что, может быть, стоит здесь отметить, – культурный минимум есть умозрительное понятие, а в подлинной культуре нет ничего сугубо умозрительного. Да и кем должен считать себя человек, проводящий градацию: это – в минимум, а это – уже сверх него? Эта позиция, присвоение права решать, что в плюс, что в минус, уже сама по себе, по степени своей самонадеянности антикультурна.
Второе – продвижение в пространстве культуры в парадигме стандарта трактуется как маршрут поезда из школьной задачи: из пункта А в пункт Б. Это движение по горизонтали. Но культура держится вертикальным измерением, которое задает ее объем.
Это вертикальное измерение не прирастает механически. Наверное, возможен только прорыв в пространство, уход с плоскости. И тогда культура как свойство личности есть способность к прорыву, способность к содержательному внутреннему напряжению.
Но эта способность блокируется устройством школы. Стандарт, понимаемый как измерительный инструмент, пагубен, ведь он отмечает не сильные стороны человека – они всегда за пределами стандарта, – а слабые, там, где человек «недотягивает».
Еще хуже то, что стандарт блокирует случайность в ее пастернаковском понимании – «чем случайней, тем вернее». Представление о культуре как о сумме знаний уже само по себе статично и потому мертвенно; сумма – это то, что сложилось, схлопнулось, в чем нет точек роста.
Наверное, культурен не тот, кто знает А+В+С и т.д., а тот, кому была дана возможность проложить свой маршрут, разглядеть свой рисунок узнавания в пространстве культуры. Тот, кому пребывание в этом пространстве дает чувство собственного существования.
«Бог сохраняет все, особенно слова прощенья и любви, как собственный свой голос». Вот это ощущение – «Бог сохраняет все», ощущение, что ничто никуда не уходит, и способность слышать Его голос, звучащий в устах других людей, просто знание, что такие слова – бывают, это все, наверное, и есть то понимание культуры, которое нужно школе.
* * *
Прагматичный взгляд – корыстен; в самом широком понимании и польза – корысть, и все продиктованное соображениями полезности либо бесполезности – корыстно.
«Мне говорят, что окна ТАСС моих стихов полезнее. Полезен также унитаз, но это – не поэзия». Знаменитая шутка Николая Глазкова, из которой можно вывести манифест: культура вообще и поэзия в частности – ни для чего. И продолжая мысль: культура не обязательна, она никому себя не навязывает; это прерогатива рекламы.
А школа, по сути, стала местом, где ребенку десять лет рекламируют культуру, хотя в самом рекламном агентстве на самом деле уверены, что это отнюдь не самая полезная в жизни вещь. И потому – как и положено рекламщикам – усиленно напирают как раз на ее пользу и практическую применимость. В результате в образовании возникают и утверждаются псевдосмыслы и псевдоценности.
Впрочем, это происходит в гораздо больших масштабах. Например, город, его архитектуру можно помыслить как текст, знаковую систему, как разговор о незыблемых вещах, выраженных архитектурой. Вертикальное измерение жизни; церковь в городской повседневности как всплеск на кардиограмме.
Но если взять сегодняшний город как текст, его заголовками и иллюстрациями будут рекламные слоганы и картинки. Неспешная, требующая всматривания, обращения к себе архитектура заменяется активной, обращенной к зрителю-читателю рекламой. Лучшая иллюстрация к этому – дом, где фасад затянут рекламным плакатом, а на крыше укреплен светящийся слоган или название банка.
* * *
Мы постепенно приходим к тому, что и образование становится товаром, обращенным к потребителю. Идефикс последних лет – «качество образования» – тоже признак обращения в товар. Да и забота о том, чтобы не было перегрузок, чтобы знания были поданы в той форме, в которой их легко усвоить, – это забота об «усвояемости» (чудесное слово) детского питания, превращение в пюре или кашицу, обогащенные чем нужно и сколько нужно.
Вся хитрость в том, что образование должно происходить легко (и в этом смысле очень понятны требования упростить программы, снизить перегрузки, убрать лишнее). Легко – и в то же время трудно. Но этот труд, труд постижения, человек может взять на себя только сам. Труд постижения, труд понимания, труд внутреннего напряжения и встречного движения. И нивелировать эту сторону образования – например, через введение ЕГЭ – означает лишать его смысла.
Более того – охотников упростить и облегчить жизнь хватает и без школы. Например, возьмем текст обычной статьи, где цитаты и отсылки к источникам предполагают их знание, и текст статьи, размещенной в интернете – щелкнул мышкой и перешел по ссылке на текст источника.
Первое предполагает устойчивую систему связей, устойчивое понимание, возникшее как результат сознательного усилия, удержание этого «понимательного» состояния; второе как раз и есть детское питание – за тебя все уже сделали, знай щелкай мышью; не нужно напрягать память, не нужно удерживать что-то в голове.
Гипертекст самодостаточен, он не требует твоего участия, не порождает, не вызывает в голове собственную, уникальную систему взаимосвязей и ассоциаций. Но ее возникновение всякий раз – это как бы перебор, выстраивание наново определенной иерархии; не иерархии даже, а системы координат, внутренней астрономической карты. Это, наверное, и есть тот внутренний труд, без которого не случается ни образования, ни культуры.