ДЕТНЫЙ МИР

"Но надо было готовиться поступать..."

Такие, как я, боятся терять что-то теплое и родное ради неизведанного, злого и, вероятно, кусающегося. Но надо было готовиться поступать...

Для меня началом послужила выставка образования, которую мы всем скопом посетили зимой, когда учились в 10 классе. Там я набрала кучу цветных листовок, брошюрок, книжечек, посмотрела, как студенты, рекламирующие свои вузы, громко зазывают снующих туда-сюда школьников. Не в том дело, что я прониклась атмосферой, а в том, что уже сделала шаг. Месяца через три я вытащила из-под кровати внушительный пакет и стала раскладывать листовки по стопочкам: сразу же отметала то, что требовало знания алгебры. Потом – геометрии, физики, химии и иностранного языка. Никаких МАРХИ, медицинских. И хоть мама давно определила меня в переводчики, но со своим шатким английским я была... нет, меня просто не было.

Я все-таки позвонила в приемную комиссию, чтобы записаться на курсы. Думала: приеду, отдам денежки и буду спокойненько ходить на курсы, а потом меня автоматом зачислят на первый курс. Но мне сказали, что если я хочу записаться на курсы, то должна сначала пройти тестирование: английский и русский языки. Получалось так, что я узнала о тестировании за две недели до его прохождения, и эти недели были для меня просто невозможными: каждый вечер я моталась к репетитору, чтобы грызть времена, условные предложения, предлоги и просто незнакомые, но очень полезные слова… На исходе последнего дня у меня был только вечер, который я могла посвятить русскому языку, но я уснула…

…В тот день я боялась больше всего, потому что в первый раз зашла в здание университета и увидела в его стенах людей модных, ярких, раскованных, неординарных. Чего там только не было! И длинные малиновые кеды, и насквозь пропирсингованные лица, и персонажи таких художественных фильмов, как «Дракула» и «Ван Хельсинг», и очки, и шляпы, и гольфы, и мини-юбки, и монашеские плащи. Все это пестрило, вальсировало, всплывало и вообще прекрасно себя чувствовало на фоне обычных людей в джинсах и футболках. Топчусь в многослойной очереди. Я-то представляла, что нас будут приглашать на собеседование и у нас будут спрашивать: «Как ты себя оцениваешь?», «Скажи-ка, как образовать пассивный залог?». Что-то в этом роде. Но нас распихали по аудиториям и раздали листочки: текст с пробелами и какие-то вопросы. Какое это тестирование, если варианты ответов отсутствуют? Думай сам, какой именно модальный глагол придаст нужный оттенок предложению.

…Начались занятия. Ежедневно – самостоятельные по английскому: «Опять? А где наша предыдущая работа?». Риторический вопрос. На литературе рассказывают биографию «великого поэта», потом цитируют знаменитые строки «выдающегося гения» – в общем, сплошная дидактическая мертвечина. Ловить нечего. Первые две недели я пыталась быть паинькой. Написала большое сочинение о пророчествах в лирике Пушкина. Искала, советовалась, смотрела. Хотела быть передовым человеком. Но мне поставили зелененькую такую двойку в моей аккуратной тетрадке, содержимое которой я переписывала два раза, чтобы было идеально. Весь текст был выделен вертикальной чертой с вопросительными знаками и ремарками: «К чему это относится?», «Не по тексту», «Тема?». Но я ведь пыталась пробить живое слово, незамыленное суждение! Я писала искренне, а мне на автомате ставят «два», даже не пытаясь действительно понять мою мысль. Хотелось швырнуть эту тетрадь в мусорку. Но я этого не сделала. Я усмехнулась и пересела в первый ряд.

…Приезжая с курсов в одиннадцатом часу, я восседала на кухне на жестком синем икейском стульчике, обкладывалась учебниками и начинала готовить уроки на завтра. В итоге – синяки под глазами, аристократическая бледность и нервный тик. Мама видит: «Доченька, так больше не может продолжаться!» Я благодарно смотрю на нее из-под стопки учебников. Она продолжает: «Я наняла тебе двух настоящих репетиторов, по английскому и по литературе. Вторник и пятница ведь у тебя свободны?» Эх, зачем я говорила про совершенно беспонтовую литературу на курсах? Жаловалась на иностранный?

…Во вторник я поехала к преподавательнице по литературе. «Садись, садись, не стесняйся», – сказала Репетитор-из-того-вуза-куда-я-поступаю. Начался урок: она понятно объясняла теорию, а мы с еще тремя девочками конспектировали, конспектировали, конспектировали. Так проходило три часа, и мы уходили. Домашнее задание: учить написанное наизусть. Когда мама спросила меня, как мне это понравилось, я сказала только: «Нормально». А что тут еще говорить?

…Хотя я никогда не была склонна к завышенной самооценке, тем не менее все же были вещи, с которыми мне нравилось себя соотносить. Вот, к примеру, литература: анализировать, экспериментировать, выдавать экспромт – все это было немыслимо интересно для меня. Я была настолько в себе уверена, что думала, что справлюсь сама, даже осознавая ту самую пропасть, которая отделяет школу от высшего учебного заведения. Но как объяснить это потрясающее чувство полного аута или даже облома, которое охватило меня после первого же занятия с репетитором? Представьте, вам дарят подарок в очень красивой коробочке, вы открываете и видите нечто совершенно ужасное, безвкусное, ненужное, жутко несуразное. И надо сохранить на лице сияющую улыбку и при этом воскликнуть что-то типа «какая прелесть!». Так же и тут: ты ждешь искусства, сакраментальных глубин анализа, захватывающего, всепоглощающего процесса обучения, а получаешь указкой по лбу.

Вот что мне приходилось заглатывать: Татьяна не убежала в самом конце с Онегиным только потому, что она «цельная натура, существо исключительное»; про «Обломова» нужно писать только в контексте критики загнивающего дворянского сословия, ни на йоту не отступая. Обличительный пафос Чацкого – это всего лишь обличительный пафос Чацкого.

Я ждала, когда же нам зададут сочинение, чтобы показать, на что я способна. И его задали. Я стала делать невозможное: соединяла программную демагогию и свои собственные идеи и приемы письма. Что мне за это поставили? Правильно: большую, красивую, зеленым цветом надежды выведенную двойку. И по русскому тоже – двойку, чтоб школьными пятерками не задавалась. Критика была жутко обидной, направленной в мой личный адрес. В глазах щипало от слез. Но борьба за свою форму и свое мнение с репетитором из вуза, куда ты собираешься поступать, неуместна. Моя цель – научиться писать этим пыльным, ненавистным стилем. Да, тупо, противно. Причем так противно, что нужно регулировать дыхание, когда читаешь критику, написанную ровно, сухо, пресно, имеющую затхлый запах залежалых отчетов.

…Мое отвращение распространялось на обстановку квартиры, в которой шли занятия, на учителя, на литературу, на саму себя. Мои сочинения по-прежнему были «ниже среднего», потому что я «не хочу». Я говорила, что старалась, а мне в ответ: «Знач-ит, не старалась». Уже и в речи моей стали проскакивать «стоит отметить» и «нельзя не сказать, что», над которыми я раньше откровенно потешалась, а прогресса никакого. Даже на мои выпускные «5, 5» по сочинению репетитор лишь сдержанно напомнила, что «это вам будет не школа». Перед вступительным экзаменом жизнь, творчество, дерзость окончательно покинули меня. И я написала «нужное» сочинение на «нужную» оценку.

Потом даже ездила пить чай к репетитору. Выходит, она правильно нас готовила…