РЕПОРТАЖ

Ростов-на-Дону: территория детства

Я ехала в Ростов-на Дону без определенного задания, надеясь на встречу и разговоры с Татьяной Бабушкиной, нашим постоянным автором. Никаких школ, тем, отделов образования! Но вышло так, что ниточки моих ростовских педагогических маршрутов потянулись из первых же реплик Татьяны Викторовны. И за несколько дней как-то сама собой сплелась картинка теплого неформального ростовского образования. Правда, сюжеты эти совершенно не вписываются в педагогический мейнстрим, но кто знает, может быть, когда-то мейнстрим сам придет к ним? А началось все со знакомства с клубом «Внимание, черепаха!». Столько о нем слышала, читала – ему ведь уже лет тридцать. И хотя для черепахи это не возраст, для слова «клуб» – эпоха. Теперь знают «ночной клуб», «фитнес-клуб», и это очень далеко от педагогики, вне связи с прежними клубами по месту жительства или с подростковыми клубами. Тем не менее эти записки начать следует именно так: в последние дни марта ростовский детско-взрослый клуб «Внимание, черепаха!» готовился к очередной акции…

«Ангелов тоже считать?»

Самых маленьких членов клуба ожидал День птиц. И активистов – ребят и бывших ребят – набилась полная комната: «Есть финал, но нет остального. Будет самолет из газет, на котором все полетят в Африку… Нет, надо про то, что птицы возвращаются домой… А вообще какие ощущения вызывает у нас птица? Есть ли у птиц индивидуальность? Страшно и странно человеку видеть птицу вблизи…»

Но вот одобрили ключевые слова: преодоление, преданность, усилие. Набросали сценарий. Будет птичий хор. Делание хвостов. Родители будут кормить «птиц» с кормушек. Будет Школа первого полета, но главное – финал. Синий шелк на полу – звездное небо, на нем сделанная из газет птица, шелк колеблется, все «улетают». И еще идея: темнота, глобус изнутри светится, дети лежат вокруг, держат птичек-оригами на проволоке. Этими птичками они пролетают над землей…

…Вот так вечерами, кто после учебы, а кто после работы, они периодически собираются вокруг Татьяны Викторовны Бабушкиной и что-то затевают. Жизнь большинства из них прошла в подобных сборах и общественно полезных акциях, но теперь, когда в клуб пришли уже дети прежних детей, а выросшие дети так из него и не ушли, все чаще они посвящают свои мероприятия детям. И не просто детям.

Сразу не расскажешь, как сложился их союз с детским врачом-психиатром Мариной Кирносовой, и долго объяснять, почему только в детской поликлинике № 5 для известной всему Ростову «Черепахи» нашелся кров. В доступности нашего понимания – множество фотографий детей и комментарии к ним Татьяны Бабушкиной: «Эта девочка совсем не говорит, но у нас обязательно заговорит; этот мальчик не ходил, теперь, видите, ходит! А этот считался неуправляемым…»

Из разговоров с Мариной Кирносовой: «Детей с проблемами личностного нарушения так много, и их становится все больше. Отношения в семье совсем опрощены: ребенок не разговаривает, и ладно. К нему тоже никто не обращается, какие там занятия с малышом: все сидят у телевизора. А ведь аутизм – это такое состояние жизни, когда душа не хочет опускаться в тело, они поврозь. И вот Татьяна Викторовна со своими ребятами для таких детей… как скорая помощь».

Все правда. Праздник начался с массового «прилета птиц»: детей пришло не меньше двадцати, но, говорят, бывает и восемьдесят. Особенно много было синих птиц, ну и канарейки, беркуты, была даже бесстрашная бабочка. Говорили про крылья, думали, зачем птице клюв («Клювом птицы клюют, а бабочки едят, как человек, просто лицом едят»). Придумывали имя для кота-ведущего, потом появилась розовая ведущая-свинка, которой тоже «летать охота». Оживленно примеряли хвосты. Запоздавших же, а потому немного нервных «птиц» юноши-студенты вносили на площадку на плечах.

Но был в углу огромный пляжный зонт, за которым ползал мальчик и хватал за ноги всех, кто к нему приближался. Бабушка мальчика шепотом его выгоняла, а он не слушался: «Я паук, я птицеед, это не хвост, это паутина». Хор птиц уже спел под гитару звукоподражательный экспромт на мотив «Чито-брита, чито-маргарита», смелые птицы уже попробовали «полетать», прыгая с возвышения на руки взрослых, все наделали себе «птенцов» из пластилина, ореховых скорлупок, лоскутков, кусочков фольги и бусинок («У меня птичка-танк... а у меня Пучеглазик… а это самец»), а паук-птицеед все под зонтом перекатывался. Но вот понадобился и зонт, чтобы гнездо строить. Потащили было, но… «Зачем паука обижать, – воскликнула Татьяна Бабушкина, – пусть он на счастье вьет паутину прямо в гнезде». Так паук и перекочевал с зонтом в большое гнездо, соприкоснулся с другими детьми и вскоре забыл, что он паук. Ел орешки из кормушки, как нормальная птица. Потом лежал у светящегося глобуса, в тесноте, а потом я совсем потеряла его из виду.

…Оказывается, психолог из садика говорила родителям: «У вас серьезный диагноз. Коллектив вашему сыну пока противопоказан. Нужна большая индивидуальная работа со специалистом». Наверное. Но еще нужнее мальчику, как было заметно, яркое детско-взрослое общение, никого не оставляющее равнодушным. Оно неизбежно пробуждает интерес к другим, их занятиям, и тогда личностные проблемы сами собой исчезают.

Вот что такое клуб: сначала общение – потом остальное. Не только социализация, учеба, но и просто нормальная жизнь. Но о педагогических клубах теперь почти ничего не слышно. Жаль.

Приют родительской культуры

Общения всем страшно не хватает. Даже педагогам. Грамотные руководители все же стремятся его организовать.

Когда я зашла в ростовский Дом ребенка № 4, воспитатели как раз повышали свою квалификацию: собрались в тихий час в зале и занимались с педагогом, к которому сами записались на курс. С той же Татьяной Бабушкиной. Сначала стали рисовать коллективный портрет ребенка. Получилось так: глаза пристальные, требовательные, упрямые. Его пространство ограничено, в руках бутылочка, все пуговицы на рубашечке застегнуты. Само терпение. А цвет лица зеленый. Стали обсуждать, что да почему. Воспитатели рассказывают, как не любят дети выходить из помещения на прогулку. Даже во двор, а уж за ограду и вовсе боятся: убегают, прячутся. Как крепко привязываются к кому-то одному из взрослых и страдают, когда не его смена. Молодая няня, работающая здесь недавно, жалуется: весна, а радости нет, как побороть депрессию?

Тогда они стали рисовать обобщенный портрет воспитателя. Получилась многорукая женщина. Каждая рука при деле. Красное сердце бьется в горле, от него-то и расходятся руки. И еще приписка: «Ниточку жизни не всем понять: половина в Доме, половина – дома». И снова обсуждение.

Татьяна Втюрина, воспитательница, говорит: «Здесь у каждого из нас всегда есть «сынок» или «дочечка» – ребенок, который тянется к тебе, и ты отдаешь ему сердце, а потом, в четыре года, их забирают в детский дом, и никто из детей нас не помнит, никто».

Дальше развивается разговор о том, что на самом деле человек многое помнит из младенчества, но не памятью, а ощущениями. Толстой, например, записал свои первые ощущения: «Вокруг люди любящие, но делающие неудобно». Так что зря взрослые стараются не тратиться на общение с бессловесным и неосмысленным существом. Лишний раз не берут на руки, не обращают внимания, когда он плачет. Не поют и не рассказывают ему. Да, мы в Доме ребенка, но сколько теперь стало холодных красивых женщин, больше озабоченных достоинствами коляски и внешним убранством ребенка, чем им самим! По статистике, депривирующих (игнорирующих детей) молодых мам – 50%. А что можно в Доме ребенка? Многое. Хорошо, когда при младенце тикают часы, настоящие, не электронные. Они напоминают ему стук сердца матери. Из игрушек – хорошо, когда один предмет повторяется в разных вариантах. Коллекция расчесок, например: в виде слона, рыбы, в форме гребня, щетки, ершика.

Еще что: мы недокармливаем детей взглядами, смотрим сверху вниз. А ребенку знакома культура фиксированного любования. Он может смотреть на пятно, контур так, что оно преломляется, движется к нему. Он включает разные углы обзора – видит свое кино. Надо, чтобы было на что смотреть. Горный хрусталь, граненый шарик подвешивается на окно. Надо, чтобы что-то было перед глазами для рассматривания.

Игрушки, координирующие связь внешнего и внутреннего, можно делать из всего. Например, из разноцветных пакетов можно сделать потрясающую «бегалку»: Сачок-собирающий-облака. Воспитатели пробежались с шуршащим сачком, поиграли в настоящие бирюльки, походили на детских ходульках из деревянных полушарий, посмеялись, поохали. И как будто раскрыло это занятие веер их разных чувств и возможностей. Что ни говори, а родительская культура – это не родительство само по себе. И не тренинг-мускул, и не железная суперняня, вывозящая из комнаты ребенка игрушки ему в наказание. Это другое: многоцветье эмоциональных переживаний по поводу детей.

…Непривычно думать, но факт: в ростовском Доме ребенка № 4 этот страшный дефицит, родительская культура, – есть.

От звезды до звезды

Надо сказать, педагогические переулки и закоулки Ростова не менее экзотичны, чем городские. Куда ни попадешь – увидишь что-то необычное.

Директор ростовской школы № 23 Светлана Геннадьевна Шемет сетует, что не вписывается в образовательную политику. «С детства хотела стать пилотом, – рассказывает она, – заканчивая школу, рассылала письма по всей стране, но нигде не брали девушек в летчики. Я расстроилась страшно. Потом на физфак, на отделение астрофизики, поступила и, конечно, быстро поняла, что это не то. А после практики выбрала школу. Тут не заскучаешь, особенно если ты директор».

Добавим: особенно если школа окраинная, обычная общеобразовательная и вокруг никаких точек отдыха нет: ни парка, ни дома культуры. Так что вся школа, начиная с пришкольной площадки, – место проведения досуга в микрорайоне.

«Не только мои дети приходят, а и из 44-й, из 19-го детского дома, им тоже гулять негде. Могут и стекла побить, и разрисовать. Но мы никого не гоним», – говорит Светлана Шемет. В словах – сила щедрости: «Ради детей же и работаем!» А раз так, первая забота – чтобы детям было куда пойти.

В подвале школы оборудован ринг четыре на четыре метра, возле него – тренировочная площадка: висят груши разного типа, макевары для постановки удара. Юрий Ердыгин, тренер, мастер спорта, ведет занятия. Занимаются и девчонки. Они ни в волейбол не захотели, ни в восточные танцы – выбор тут большой, занятия до позднего вечера.

«Главный вопрос для меня – куда идти? В каком направлении вести школу? Я должна видеть цель, и я знаю: если цель выбрана верно, все обязательно получится», – делится своим педагогическим секретом школьный директор. Дух захватывает от ее смелых проектов. Из осуществленных – бесподобно оформленные учебные кабинеты. «Кабинет настраивает, обязывает, – говорит Светлана Шемет, – у нас все решения эксклюзивные, педагог по ИЗО – талантливый человек». Опять добавим: решения эти очень романтичные. Источники света отовсюду, плафоны неожиданные: светильники-гномики и светильники-пчелки. Углубления для доски и в стенах уводят утомляющие прямые углы из пространства, наконец, сюжеты изображений: монах-летописец со свитком, Рерих – «Зов учителя», ну и как без неба, без космоса, без зарождения Вселенной? Чтоб в кабинете физики да не горели созвездия? «Нам говорили: летописцу обязательно что-нибудь допишут, космонавту руки оторвут, – победно сообщает Светлана Геннадьевна, – но космос наш выжил, и летописец в святости сохранился».

Ее послушать – все просто: если чего-нибудь сильно захотеть, все будет. С поправкой на чистоту помысла, конечно. Историй-подтверждений этому множество, одна из них – про концертное пианино, которое стоит в актовом зале. Оно появилось в школе ровно тогда, когда без него стало нельзя обойтись: когда начались вечерние концерты классической музыки по субботам и когда артистка филармонии сказала, что на старом играть нельзя. «На что купить?» – задумалась директор. «Да вам должны это дарить!» – воскликнула пианистка, которая взялась участвовать в проекте добровольно. И буквально через день в школу позвонили незнакомые люди, предложили забрать пианино. Бесплатно. Забрали без особого энтузиазма, а оказалось – настоящее, концертное…

Сказка? Вот и я, выходя из школы, с тоской смотрела на плоскую крышу пристройки: здесь, как мне сказали, скоро будет построен планетарий. Уже все замерено и рассчитано. Как это можно сделать? И тут я увидела вечернее небо: крупные звезды да светящийся шлейф идущего на посадку самолета. И услышала голос Светланы Шемет: «Очки! Вы забыли очки!» Почему-то это было важно – увидеть ее сейчас, здесь, под открытым небом.

Вечность в детском измерении

Ростовские педагоги, с которыми довелось общаться, то и дело спрашивали: «А в Танаис вы поедете? Обязательно съездите!» Это, как я поняла, у них что-то вроде педагогической Мекки. И я отправилась в это место, носящее имя греческого города, который существовал с третьего века до нашей эры по пятый век нашей, где уже пятьдесят лет работает археологическая экспедиция РАН.

Ныне Танаис – степь, раскопы, музей и горстка жилых домиков.

«Учебники истории уж очень милитаризированы. А ведь создать учебник, чтобы в нем не было слова «война», можно» – это Валерий Чеснок, научный сотрудник музея, ведет меня по экспозиции. Мы останавливаемся перед большой фотографией золотого колчана с искусным изображением сражений, и я не могу удержаться: «А вот, куда же без войны!» «Он давно не оружие войны, всмотритесь, – здесь философия жизни: двадцать фигур, которыми можно проиллюстрировать всего Гомера. Борьба света с тьмой, через это надо перелистывать с детьми историю. Через предмет, деталь, образ можно реконструировать прошлое, и войны там не занимают основное место».

Как, впрочем, и теперь. Был Чеснок десятки лет директором музея, поднимал его, вел интереснейшие педагогические программы, в том числе каменные и деревянные реконструкции башен раскапываемого города с детьми создавал (в масштабе, конечно), но чем-то не угодил чиновникам, назначили нового директора. И что? По-прежнему каждый год через экспедиции проходят десятки детишек, строятся новые реконструкции. По-прежнему вся территория – музеон, где под открытым небом и каменные плиты-записки, и действующие античные зернотерки, и «античная песочница» (надо по выкопанным здесь настоящим черепкам составить настоящую амфору), и костюмированные театральные действа в почти античном каменном театре. Тоже, кстати, реконструкция.

«Я вначале скептически относился к моделированию трудовых процессов, а потом, когда увидел, как рады дети тому, что они смогли смолоть зерно на каменных жерновах, решил поддержать идею. Теперь у нас ребята и античной керамикой занимаются, и монеты «чеканят». Детей сюда тянет: как космос, так и археология – две великие манящие тайны. Знаете ведь: звездное небо над головой и прошлое…»

…Чеснок томится идеей Музея детства. Началось с глиняных погремушек. «Это самая древняя форма игрушки: внутри заранее обожженные глиняные шарики, снаружи – изображение ребенка, иногда символическое. Вот маленький Геракл. Легко догадаться: ребенок с палицей». Мечтает же ученый не об археологическом, а о педагогическом проекте: создать единое игрушечное пространство, обозначить на карте месторождения и время рождения игрушек, показать, как они эволюционировали. Однако нужны средства. «В бюджетах наших региональных министерств деньги появились, – сетует Чеснок, – но их с большей охотой по давней советской привычке дают на милитаризацию прошлого».

Нужны в таком большом деле и помощники. «От имени богов Танаиса приглашаю к участию всех из музейной и педагогической братии, кто хоть что-то делает в плане изучения детской игрушки», – говорил на прощание Валерий Федорович Чеснок. Его адрес: chesnok.64@mail.ru.