Кто грозный, тот и первый

В последнее время, в преддверии выборов, вновь обостряется дискуссия в обществе: какой правитель нужен России? Социологические опросы следуют один за другим. Что показывают эти опросы? Что представляет собой массовое общественно-политическое сознание? Каковы базовые ценности, которые его определяют?

Согласно социологическим опросам последних месяцев россияне все больше отдают предпочтение правителям жестким и даже жестоким. В рейтинге властителей Петр I намного опережает Александра II, а Ленин и Сталин – Хрущева или Горбачева. И дело здесь, возможно, не в нелюбви к реформаторам как таковым, а в неуважении к «неудачникам», к «слабым руководителям», которые не смогли довести до конца задуманное и потерпели поражение. «Сильным» прощается многое только потому, что они сильные. И даже тот факт, что они бывают неоправданно жестокими, в расчет не принимается. Для них всегда есть оправдания: время такое, по-другому было нельзя, без жертв не обойтись, иначе не поймут или не получится, лес рубят – щепки летят. И не важно, что реформы этих правителей также проваливались и не доводились до конца, а подчас после их смерти в стране возникала смута. Но они все равно остаются в народной памяти строгими и справедливыми.

Еще одним общим свойством всех правителей, кого народ вспоминает с уважением, является их успешная внешняя политика. Настоящая, солидная власть всегда олицетворялась в России с имперскими амбициями и завоеваниями, ибо они соответствуют образу великой державы. Именно статус великого государства является приоритетным в сознании большинства. Важно не то, чтобы людям жить было лучше и легче, а чтобы нас «уважали» и боялись. За это сладостное ощущение сопричастности к величию прощается многое. Даже достаточно высокий рейтинг Екатерины II держится в первую очередь на ее разделах Польши и завоевании Крыма.

По этой же причине стабильно высок рейтинг Сталина: его имя большинством людей все равно ассоциируется с победой в Великой Отечественной войне. И несмотря ни на какие разоблачения, не менее трети россиян стойко остаются сталинистами.

Подрос рейтинг и совсем уж одиозного Ивана Грозного: более 40% россиян склонны оценивать его деятельность положительно. И причины, по которым народ поддерживает деспотию против свободы, всегда одни и те же: социальная рознь и национальная гордость.

Ситуация с отношением к власти не изменилась и сегодня. Казалось бы, президентство В.Путина никакими особыми реформами не характерно, определенная политическая и экономическая стабильность достигается преимущественно ценой на нефть, свертыванием ряда демократических преобразований 90-х, созданием вертикали власти. Более того, все опросы показывают недовольство граждан любой из социальных реформ: образовательной, пенсионной, жилищной; реформой в армии, достижениями в промышленности или в сельском хозяйстве. Разговор о тотальной коррупции стал общим местом. Но рейтинг самого президента стабильно высок. Ибо он ассоциируется с сильным и жестким правителем: олигархи хвосты поджали, у чиновников при докладах голоса и руки дрожат, нас снова начинают бояться в мире.

Социологи считают, что сегодня люди не относятся к власти так же сакрально, как раньше, скорее сервильно. Тем не менее они хотят не анархии, а порядка. А порядок может обеспечить лишь государство во главе с сильным, в их представлении, правителем.

После мюнхенской же речи Путина некоторые политики и общественные деятели с гордостью заговорили о «холодной войне». Для них это означает, что мы, как в «старые добрые времена», противостоим Америке. И получается, мы вновь великая держава.

Величие при этом не определяется ни ролью самого человека в управлении хотя бы собственной жизнью, ни степенью его защищенности, ни уровнем благополучия.

Согласно данным опроса, проведенного Левада-Центром, которые были опубликованы 14 февраля 2007 года, 94% россиян считают, что оказывают крайне малое или не оказывают никакого влияния на жизнь в России. 82% не чувствуют практически никакой ответственности за то, что происходит в стране. 68% россиян заявляют, что не чувствуют себя под защитой закона, только 8% считают судебную систему независимой и 4% – что защищена их частная собственность.

Получается: конкретным государственным институтам россияне не доверяют, но самому государству они перепоручают ответственность за жизнь страны. И в этом, казалось бы, вопиющем противоречии нет новизны. Как подчеркивали многие русские философы начала XX века, в российской ментальности сосуществуют две культуры: варваризированный пережиток Византии и ученическое усвоение европеизма. Их сосуществование не всегда мирное, так как это единство есть борьба противоположностей между деспотизмом (пусть и просвещенным) и свободой и демократией.

При этом деспотизм чаще всего оказывается в выигрыше. Почему-то именно при нем наш народ легче всего осуществляет свое историческое предназначение, которое не может сформулировать, но интуитивно ощущает.

В свободе же для него есть скорее что-то аристократическое, а не демократическое. Делая свой выбор между национальным могуществом и свободой, народ делает его в пользу величия государства.