Вторая тетрадь. Школьное дело |
Мягкова Ольга
Приготовишки пришли учитьсяМетодика, которая следует потребностям ребенка, а не требованиям программы
Писать, читать, считать можно учить по-разному. Все дело в перспективе, которую строит тот, кто обучает. Если вы хотите привести ребенка к интеллектуальной норме – это один процесс, называется он натаскивание. Если прививаете интерес к учебному труду, то воздействуете исподволь, через игровые формы. А бывает, педагоги не особо переживают по поводу образовательного минимума приготовишек. Они умело «достают» необходимые знания и умения из самого ребенка и работают с тем, что в нем уже есть… Имя и взаимность, или Работа в группеКогда ребятишки вместе собираются, много времени уходит на создание команды, на то, чтобы они друг на друга внимание стали обращать. Сразу начинаем работать с пространством: «Сколько нам нужно столов, чтобы мы могли с вами комфортно устроиться?». Смотрим, считаем, начинаем выносить лишние или приносить недостающие. Но бывает по-всякому. Ход, который может что-то породить, порой возникает спонтанно: смятый в комок лист бумаги, например. Вроде бы негодный предмет. Но из него появляются образы, еще секунду назад не бывшие: «На что похоже? Дайте ему имя». – «Кошка, которая взбирается на дерево»… Одно имя не отрицает другое, и из этих имен тоже может что-то получиться. Новая работа может зародиться. «Кем вы себя чувствуете, когда даете имена?» «Золоторогим оленем», – говорит девочка. «Роботом, который все ломает». – У мальчика удивительно спокойное и нежное лицо. Та же девочка в другой работе называет себя золоторогим оленем с серебряными копытами. Она постоянно добавляет детали к волшебному образу созидающего существа: дающего имена, лепящего из глины, рисующего. «Похоже на что-то сбоку», или Учимся строить сюжет«Что у тебя получилось?» – «Птица, которая не знает, куда лететь, потому что у нее сложены крылья». Длинные названия приходят не сами собой. Конечно, сначала просто «птица», но мы задаем модель: «которая…», потом присоединяем «потому что…». И так по кругу: все мы – родители, дети, педагоги – произвольно сминаем брусок пластилина до тех пор, пока не удастся что-то заметить в нем: «Это похоже на… который… потому что…». Кумуляция органична детскому сознанию, стоит лишь дать ей толчок. Очень быстро начинают появляться коротенькие истории. «Похоже на крокодила, который плывет и со всеми здоровается, очень ему нравится плыть!» Мы повторяем вслух слова ребенка, скандируем хором и под общую диктовку пишем крупными буквами на мониторе – не беда, что дети еще не учились писать, а читают плохо. Они следят за появлением букв и слов вслед за произнесенной фразой: эти слова возникли только что, здесь, у них есть автор. Пишем имя автора. В процессе записи прерываемся: «Какое слово получилось… а какую букву теперь надо?». Сначала смысловая работа, потом механическая, но чуть-чуть. Зато теперь можно читать то, что недавно говорили. Письмо оказывается всецело завязано на действии конкретного ребенка, на сообщении о результате действия, на совместном проговаривании фразы (что-то вроде коллективной экспертизы на звук, ритм, образ). Оно изначально авторское. Моп мириочис, или Пишем самиДети столпились вокруг учителя, сидящего за столом. То одному, то другому он дает место у клавишей: «Двумя руками, пальчиками нажми несколько раз на любые буквы». На мониторе появляются крупные буквы: «моп мириочис». Учитель громко читает. «Что это значит?» – спрашивает. «Я очень устала»… «Я засыпаю». Учитель читает снова, но уже с вопросительной интонацией – ответ ребенка: «Разрешите посмотреть?». Все повторяют выразительно. Записывают имя автора фразы и имя переводчика. И уже другой ребенок у клавишей: «олувукегильт» у него получился. Все пытаются произнести слово вместе с учителем, затем учитель предлагает разделить его. Каждая попытка – новый звукообраз, незнакомый, странный, по нескольку раз артикулируемый. Учитель спрашивает: «Олуву кегильт? Как это переводится?» – «Это переводится “Что это?”» – «Правда? Давай проверим: олуву кегильт?» Учитель показывает на книгу и получает правильный ответ. Потом на свою руку: «Олуву кегильт?» И опять веселый хоровой ответ. И опять крупно записаны имена автора слова и переводчика: «Миша + Женя». Игра, казалось бы, сплошная импровизация. Но нам очень хорошо понятно, что делается и во имя чего. Это полноценный урок языка: случайным образом составленное слово может получить жизнь, если придать ему смысл. Смысл – в звучании, а еще в интонации. Но главное условие жизни слова – это чтобы люди договорились о его смысле: одинаково его произносили и понимали. А небывалые слова как раз и дают возможность понять природу обычных-привычных. Без мамы, или Учеба для родителейМного разных взглядов открывается на каждом занятии, каких-то личных переживаний. Родители вдруг видят своего ребенка эмоционально открывшимся и удивляются тому, что дети, оказывается, так много могут, так содержателен и серьезен их мир. Для многих это полная неожиданность: мой ребенок, которого я так хорошо знаю, имеет свое видение, так смело и уверенно раскрывает его. Уже после второго-третьего занятия родители говорят: «Стал спокойнее» или: «Она стала обращать внимание на других детей». Мамы и сами начинают что-то понимать про стили воспитания. Ведь очень быстро проясняется, что самая большая беда – когда ребенок демонстрирует свое нежелание работать в группе, сидит только с мамой, лучше которой никого нет, а мама гордится таким результатом. Всегда приятно слышать, когда после занятий мама говорит: «Спасибо, я теперь тоже над собой работаю».
|