НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
 

Ницше, аниме и Гарри Поттер

Рассуждения если не о смерти, то уж точно о предсмертном состоянии литературы сегодня стали общим местом. Причем речь не о падении художественного уровня, а о самом существовании культуры письма-чтения. О том, что в цифровую эру слово уступает место изображению и звуку. Что чтение отмирает как способ человеческого поведения, а человек читающий исчезает как вид. И во всем, конечно, виноваты компьютеры и видео, а больше всего – интернет. Но в то же время в Сети существует литература, которая и не думает умирать. Пока критики и учителя словесности бьют тревогу, а литераторы пишут эссе о «закате буквы», миллионы читателей сидят за компьютерами, а десятки тысяч писателей для них пишут. Правда, это особенные читатели и писатели. Они гораздо больше знают друг о друге, потому что они – фанаты, фаны, одержимые поклонники чужих талантов. И литература, ими созданная, изначально светит отраженным светом. В принципе этого было бы достаточно, чтобы просто отмахнуться: что взять с графоманов… Если только не помнить о том, что в ситуации, когда именно «графо-», то есть письмо как таковое, под угрозой, графоман становится загадочен, как всякое существо – кандидат в Красную книгу культуры. Или, наоборот, как существо, упорно не желающее вымирать. «Каким образом, а главное, почему молодые люди, которые чаще всего недолюбливают школьные уроки литературы, пишут и читают многостраничные истории о персонажах телесериала?» – задается вопросом Рикарда Драйер, сотрудник кафедры литературоведения и дидактики литературы университета Эссен-Дуйсбурга (Германия). На этот вызов еще предстоит ответить. И здесь одними претензиями к плохим учителям и бездарным программам не обойдешься. Как не обойдешься и разговорами о кризисе литературы, задумываясь над тем, что такое фанфикшн – агония письменной культуры или свидетельство ее жизнеспособности? И вряд ли таким уж простым окажется ответ к задаче о статусе странных авторов, которые прячутся за сетевыми никами и смиренно заявляют: «Все права на персонажей принадлежат (дальше подставляем Джоан Роулинг, Джорджа Лукаса или Бориса Акунина)…»

Сами себя они называют забавной тавтологией фикрайтеры (английское fiction обозначает всякую литературу вообще, потому что вся она – безудержный вымысел и высокие враки, за исключением особо оговоренных жанровых условий; writer – писатель, то есть профессиональный выдумщик и враль). Литературная продукция фикрайтеров зовется и того смешнее: «фанфик» или просто «фик» (этимологию см. выше). Впрочем, экзотическая терминология, возможно, призвана выделить людей этой субкультуры из повседневности, в которой они растворены. Профессиональные литературные круги становятся все более и более узкими и замкнутыми, и живого писателя все реже встретишь где-нибудь просто так, кроме редакции, издательства или кафе, опять-таки литературного. А тайным классиком параллельной литературы может оказаться сосед по школьной парте или студенческой скамье, коллега по работе или продавец-консультант в магазине. Строгой социологии явления пока нет. По некоторым предсказуемым данным, молодежи больше, чем тех, «кому за…», женщин больше, чем мужчин. Но в целом всех фикрайтеров социологи еще «не посчитали», а тем временем само явление уже постепенно приобретает масштабы, позволяющие употреблять термин «фанфикомания».

География русскоязычного фанфика охватывает не только Москву и Петербург, но и Братск, Тюмень, Владивосток, а также пространства зарубежья – «ближнего» и «дальнего». Словом, теоретически субкультура фанфикшн может существовать везде, где тянутся нити Всемирной паутины…

Хотя дело, конечно, не в интернете. Сеть оказалась лишь идеальным пространством осуществления давней читательско-зрительской мечты – дописать любимую книгу, после того как она закончилась, вставить в фильм несуществующий эпизод с любимым актером, изменить развязку. Вспомним детство – кому из нас такого не хотелось?

Здесь, наверное, даже больше «причем» современная интеллектуальная словесность. По Милораду Павичу, кажется, фанфиков не пишут. Скорее всего значительная часть фикрайтеров его вообще не читала. Но чтобы распространилась весть о том, что читателю дали волю и возможность выбора, это и не обязательно. Потому что это короли гипертекста, вроде Павича или Кортасара, «распустили» простого читателя, сделав его почти соавтором, разрешив выбирать собственную стратегию чтения. Классическое линейное письмо этого не позволяло. Мало ли какого финала и какого развития сюжета хотелось читателю, он обязан был во всем следовать за авторской волей и помалкивать. Но времена тирании автора закончились. Началась демократия…

Итак, о чем, о ком и как пишут? О персонажах знаменитых книг и фильмов, компьютерных игр и мультиков, реальных личностях – актерах, поп-звездах, спортсменах. Причем по-детски беспомощный текст оказывается рядом с текстом вполне профессиональным, временами даже превосходящим оригинал, что иногда несложно (есть англоязычные фанфики по Стивену Кингу, которые лучше, чем Стивен Кинг). Фанатская «любовь к произведению» может выражаться и в рабском следовании оригиналу, и в откровенном глумлении над исходным сюжетом. Ирония граничит с романтикой, свобода вымысла – с маразмом. Незатейливые персонажи аниме цитируют Ницше. Жестокие эльфы преследуют нежных и робких орков. Больше всего на жизненные перипетии везет Гарри Поттеру. Он в англо- и русскоязычном фанфикшн – вне конкуренции. Есть, конечно, национальные предпочтения. Если в Германии особой популярностью пользуется сериал «Баффи – истребительница вампиров», то в России «Гарри Поттера», «Властелина колец» и «Звездные войны» догоняют «Дозоры» Лукьяненко. Но законы жанра и жанровые обозначения во всех странах общие. Фанфикшн становится глобальным явлением. И еще одна общая закономерность обращает на себя внимание: вопреки всем ожиданиям и страхам слово, написанное и читаемое, вовсе не отступает перед изображением и звуком. Наоборот, не только книга, но и фильм, компьютерная игра, комикс, шлягер неминуемо обрастают буквами, буквы складываются в слова…