Власть с предрассудками

Каждая история имеет свои отличительные черты. Что касается русской истории, то еще Ключевский обратил внимание на ее «удивительную повторяемость». В том смысле, что когда Россия оказывалась перед историческим выбором, по какому пути пойти – либеральному или консервативному, – всякий раз выбор этот осуществлялся не в пользу реформ. И дело было не в том, что их короткий период сменялся контрреформами. А в том, что эти реформы не приживались, не пускали корней. Они всегда начинались сверху и были вынужденными. Власть слабела и неохотно делилась с обществом крохами полномочий со своего барского плеча. Чуть окрепнув, она восстанавливала свои привилегии. Чаще всего в полном объеме, а то еще и в большем.

Суть всех реформ в России – это попытки либерализации страны, то есть установление хотя бы относительного паритета между интересами власти и потребностями общества, закрепленного в законе. Но это всякий раз нарушало коренной принцип власти: власть в России, увы, всегда над законом, даже если формально им регулируется. И свободу общество может получить только из ее рук. Иной способ, как показывает история России, жестоко карается.

Самой явной «развилкой» на историческом пути страны в XX веке были события Февральской революции. Тогда власть, полностью исчерпав свой ресурс, пала. И либералам того времени показалось, что теперь власть может быть создана усилиями гражданского общества и через верховенство закона. Но оказалось, что сами граждане, непривычные к иному образу жизни, не готовы брать ответственность на себя. Они жаждали лишь новой сильной власти, которая пообещает взять под свое крыло и накормить.

Таковая не заставила себя долго ждать.

...Февральская революция дала российским либералам совершенно неожиданный для них самих шанс обустроить Россию в соответствии со своими идеями. После нескольких дней демонстраций, перешедших в революцию, во главе страны оказались вчерашние думские оппозиционеры – лидеры Прогрессивного блока. Но совсем не так они представляли себе будущую победу.

Российские либеральные мыслители не принимали революционных методов борьбы с действующей, законной властью, более того, привыкли сотрудничать с ней. Предполагалось, что реформаторская инициатива вполне может исходить и от самой власти. Опыт правления царя-освободителя Александра II, казалось, подтверждал это предположение. Это с одной стороны. А с другой – либералы сочувствовали и во многом оправдывали террористов и революционеров, полагая, что власть просто не оставила им других вариантов политической борьбы. Сочетание почтения к закону и немалой терпимости в отношении к его нарушителям сделало будущее Временное правительство крайне уязвимым. Это противоречие наглядно проявилось и в деятельности Чрезвычайной следственной комиссии, образованной для расследования преступлений царского режима. Как говорил Блок, привлеченный к работе ЧСК для литературной обработки стенограмм допросов: «ЧСК стоит между наковальней закона и молотом истории».

С момента прихода к власти либеральные деятели пытались совместить две эти стороны своей политической доктрины. Не желая поступаться принципами, новые лидеры страны отложили решение жизненно важных вопросов – о войне, власти, земле – до созыва Учредительного собрания. Для них было совершенно невозможным в одностороннем порядке заключить мир с Германией – это стало бы предательством национальных интересов. По тем же причинам невозможной казалась и реализация народного идеала – «черного передела» земли. Ведь без средств к существованию пришлось бы оставить не только помещиков-иждивенцев, но и фермеров, хуторян, казаков.

Одновременно Временное правительство не оказывало никакого серьезного сопротивления оппозиции: по сути, его противникам было позволено говорить и делать все, что они пожелают. Восторжествовала всеобщая терпимость, игравшая на руку самым яростным оппонентам новой власти.

Между тем стоявшие перед Россией проблемы с падением самодержавия не только не исчезли, но продолжали усугубляться: армия разваливалась, а экономика страны по-прежнему находилась в состоянии глубочайшего кризиса.

Принципиальность либеральных деятелей все больше оборачивалась тяжелыми для них последствиями. Вместо того чтобы действовать по обстоятельствам, они упорно утверждали верховенство закона: только Учредительное собрание представителей всех слоев общества могло решать жизненно важные вопросы страны. Складывалось впечатление, что для февральских победителей власть значила куда меньше, чем воля народа и спасение Отечества, ведущего войну.

На практике это привело к тому, что Временное правительство заняло выжидательную позицию. Логика понятна: не нам, мол, решать за народ, который нас даже не избирал. Последствия были катастрофические.

Уже в августе 1917 года признанный лидер русского либерализма П.Милюков, покинувший к этому моменту Временное правительство «по принципиальным соображениям», писал: «История проклянет вождей так называемых пролетариев, но проклянет и нас, вызвавших бурю… Все события последних месяцев показали, что народ не способен был воспринимать свободу, что многие и многие, голосующие за республику, делают это из страха. Все это ясно, но признать мы это не можем. Признание есть крах всего дела и всей нашей жизни, крах всего мировоззрения… Признать не можем, противодействовать не можем… соединиться с правыми тоже не можем…»

Такая же «идейная скованность» характеризовала деятельность не только правых либералов, но и их левых противников из Петроградского совета – эсеров и меньшевиков. Они, в свою очередь, были убеждены: «научно» революция случилась буржуазная, и теперь им предписано находиться в ожидании политического «созревания» народа. Преданность своим идеям и с ними сыграла злую шутку.

Не случайно в 1920 году Ленин бросил в адрес бывших февральских властителей: «Нашелся бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на революцию, если бы вы начали социальную реформу?»

Либеральные лидеры России свято верили в «волю народа», не замечая, что никакого «народа» не было, а была толпа, приведшая их к власти и желавшая не долгих, осторожных и ответственных реформ, а быстрых и ощутимых результатов: «Все дело в хлебе, а не в Думе». И теперь вчерашние ее герои вызывали у этой самой толпы все большее раздражение. Интеллигентские рефлексии, патриотизм, чувство исторической ответственности были для нее чем-то весьма далеким и лишенным всякого смысла. Толпу могли завоевать только люди без подобного рода предрассудков.

В октябре 1917 года такие люди нашлись. Большевики преподали своим либеральным предшественникам урок политической технологии уже в первые часы своего правления. Объявив о прекращении войны, приняв «Декрет о земле», они тут же не просто завоевали симпатии большинства сограждан, но и сделали их верными и яростными защитниками своей власти. Власти, которая слишком дорого обошлась и им самим, и России.