...А рукопись превращается в бумажный шарик

Заметки педагога дополнительного образования

Главное – пришли!
Да, есть, оказывается, в наше время и такие дети. Они приходят, приносят мятые листочки
из тетрадки в клетку, исчерканные каракулями: вот, дескать, я тут написал! Они ничего не требуют от литературы – ни славы, ни куска хлеба, поэтому пишут честнее взрослых.

Я сельский журналист, веду на полставки в Доме пионеров кружок юных литераторов. Трижды в неделю раздается звонкий топот маленьких ног по деревянной гулкой лестнице. Бегут, на ходу доставая из портфелей свои творения, вырывая их друг у друга, чтобы прочитать-выкрикнуть фразу да тут же и высмеять: «Ну и дурак же ты, Вовка! Такую глупость сочинил!» Завязывается потасовка, в ходе которой достается и автору, и читателю, а рукопись превращается в тугой бумажный шарик, в орудие метания. Выхожу встречать.

Состав детей в моем кружке меняется чуть ли не каждую неделю. Сочинить рассказик, стишок – это пожалуйста. А писать постоянно – это уже работа. Без игры у них нет никакого интереса к писательству. На какое-то время всех увлекла игра в газету: каждый рисовал собственную «газету» на бумаге, заполнял ее прозой, стихами, рисунками. Интересно было играть в репортаж: я дал им диктофон, дети брали друг у друга интервью, смеялись до упаду.

Теперь мобильник есть почти у каждого. Сидят за соседними столами, переговариваются по телефону:
– Свет, ты что пишешь?
– Стихотворение. А ты, Коль?
– А я сказку... Ой, забыл, у меня деньги заканчиваются!
– Ну, тогда давай так, без телефона, разговаривать.
– Давай!

Стоит в комнате старая пишущая машинка, которую мы добиваем, – кстати, уже третья. Нам их отдают за ненадобностью. Машинка у нас стала символом писательского труда. Из-за желания поработать за ней возникают ссоры, даже потасовки. Я предлагаю бросить жребий, и вновь воцаряется творческая тишина, если не считать стрекота машинки, которая, отработав два десятка лет в районной редакции, теперь служит здесь. Дети с усердием долбят по клавиатуре до тех пор, пока не выходит полуфабрикат рассказа или стихотворения. Печатные буквы повышают ранг творения.

Выхожу на время из класса, назначаю Машу следить за порядком. Вернулся – ситуация накалена до предела. Это Маша с помощью затрещин и подзатыльников стремилась навести порядок. Трудно вернуть ребят в творческое русло. Мы отправляемся на прогулку. Как обычно, они хотят идти в музей. Почему-то в музей, хотя там всегда одна и та же экспозиция.

Как я ходил в школу искать себе друзей
В начале учебного года иду в школу, захожу в классы, показываю наши детские газеты «Теремок» и «Золотой ключик». Зову в группу, нажимаю на то, что, может, кто-то что-то уже пишет для себя, размышляет. Сначала все внимательно смотрят, слушают, а потом большинство теряют интерес как ко мне, так и к теме разговора. Молчат все, и мне понятно: будет высмеян всякий, кто выделится из группы. Надо оставить координаты, потом кто-нибудь обязательно придет: «У меня есть стихи, никому пока не показывал». И чувствуется, очень стесняется. У другого уже целая тетрадь сказок, а кто-то в соавторстве с бабушкой пишет повести «как Донцова». Но это все дети третьего-седьмого классов. После седьмого – мертвая зона.

Перестала посещать кружок восьмиклассница Надя, сильно повзрослела за лето. Осталась для меня автором единственного опубликованного в областной газете рассказа «Щенок». А ведь большие надежды подавала. Десятиклассница Аня писала хорошие стихи, но увлеклась вольной борьбой, стала чемпионкой области, а я все жду, когда она к нам заглянет – с листочком или даже с тетрадочкой.

Настя редко захаживает, а тут в один присест написала текст «Кто такой писатель». Про любознательную девочку, которая слушает, как мама ругает папу-писателя и не хочет, чтобы дочь занималась сочинительством: «Я хочу, чтобы наша дочь была счастлива». Рассказ кончается благополучно: мама понимает, что не следует ополчаться на благородную, хотя и не очень нужную обществу профессию. Рассказ написан неспроста. Знаю, что родители моих подопечных видят мало толку в занятиях детей литературой, может быть, даже высмеивают их. Считают баловством все, что не приносит видимой пользы.

Люда, заметив, что я сижу грустный и задумчивый, говорит: «Александр Михайлович, вот вам 10 рублей, сходите купите себе мороженое, или чипсы, или хоть поп-корн!» Я удивлен ее способом поднятия настроения. Люда – сирота. Дедушка и бабушка ее балуют, дают деньги на мелкие расходы. И она решила утешить меня таким же методом.

О чем писать?
Имена своим героям они поначалу дают только иностранные, но когда погружаются в сюжет, Джоны исчезают, заменяются Иванами, а действие из далекой галактики переносится в родную деревню Тужиловку. Потому что одно дело – читать заграничные страшилки, совсем другое – жить в реальной России, в глубинке и что-то понимать-писать про эту жизнь.

Вася живет в небольшой деревеньке, участвует в традиционных посиделках, общается с пожилыми людьми, все разговоры мотает на ус. Он составил подробную карту деревни, нарисовал каждый дом, каждый ручеек, пруды и рощи – Штирлиц позавидует! Стал записывать рассказы стариков в тетрадку: «Пусть о них узнает весь мир!» Откуда-то Вася знает, что если жизнь человека записать на бумаге, эта жизнь лучше сохранится. Что правда, то правда. Старушки теперь с ним раскланиваются издалека: «Пропиши, Васятка, еще про энто…»
Жизнерадостная Лиза, шестиклассница, написала вдруг: «Ты знаешь, жизнь не вечная. Но и в этой жизни, состоящей из нескольких десятков лет, людям часто хочется умереть побыстрее... Но почему нам хочется умереть не каждый день, час, миг? Бывает, что все идет на лад: дружба крепкая, круг общения широкий, сны снятся хорошие. А бывает, дружишь всего с тремя и даже с меньшим количеством людей, но и с ними ссоришься. И сны ужасные, а днем ты редко с кем говоришь.
Думаешь: «Лучше умереть, чем так жить». Но как хорошо, что мечты не исполняются именно тогда, когда ты что-нибудь сильно захочешь. Скольких людей не было бы сейчас на Земле!»

Но это отдельные случаи. Обычно все проще: у девочки ветром сдуло косынку, и она не могла ее найти, зато мальчик-сосед нашел, принес и вручил ей косынку. Приключения котов и собак, есть подробные биографии попугайчиков, хомячков, черепашек. А вот рассказ о том, как мальчик поймал ежа и убил его палкой. Рассказ никому не понравился, дети предложили его доработать. В новом варианте молодой ежик сначала отпаивается молоком, привыкает к хорошему мальчику и бродит за ним всюду, как собачка.

Они пишут недолго, быстро устают. Говорят: «А дайте нам задание, и мы вам такого понапишем!» Это и есть признак усталости. Тогда мы отвлекаемся от работы: играем в шахматы, разговариваем или идем за мороженым.

В поисках Доброго слова
Вот вбегает юный писатель, швыряет шапку в одну сторону, ранец с учебниками в другую: «Написал! Сам! Читайте!» Он нетерпеливо ждет моей оценки, стоит возле стола, часто заглядывает через мое плечо: «Ну, как мой рассказ? Когда будет напечатан?»
Мне интересно все, что они пишут. В их непосредственности много настоящего художества. Но у них свои представления о ценности письма. Создать что-то своими руками. Показать другим. Получить одобрение. А если повезет, если опубликуют в газете – выше некуда.
Вот-вот! Ходят ко мне за признанием. Не хватает детям доброго слова дома и в школе. Их так часто ругают, что похвала действует неотразимо. Похвала – это мое главное и единственное оружие. Я на похвалу не скуплюсь и, возможно, перехваливаю. Из-за горячего желания получить одобрение порой случаются курьезы. Гоша принес стихи, написанные слишком гладко. К тому же там аисты фигурируют, а в нашей местности они не водятся. Я решил побеседовать с гениальным Гошей наедине, а он просто-напросто сбежал домой. Бывает, принесут что-то переписанное из календарей или книг. Спрашиваю: «Ты сам написал?» Ответы уклончивые: бабушка помогала, папа поет такую песню.

Разные все такие!
Артур меня спрашивает, сколько денег можно получить за роман. Спрашиваю: «А где роман?» – «Вот, уже две страницы написал».
Коля, рассказывая об участии в Великой Отечественной войне своего прадеда, завершает рассказ так: «Мы победили!». Меня это «Мы» правнука солдата сильно обнадеживает.
А Паша – фантаст. Его техника очень проста: где-то вычитал про приключения Димы Нитрона и запустил героя в свою среду. Фантастика с сатирой пополам. Дети слушают, им нравится, а я не могу понять, почему так произошло, а не по-другому? Спрашиваю – отвечает: «Нипочему!». Как так? Хаос не может быть произведением. Бурелом фраз, абсурдное построение сюжета, дикие, непредсказуемые поступки героев. На какой-то миг я чувствую себя человеком из другого мира, совсем не из того, в котором живет Паша и почитатели его рассказа. Я задаю Паше вопросы и чувствую, как огорчены дети моей непонятливостью. Они бросаются объяснять, и постепенно, уточняя содержание событий, обсуждая авторский замысел, мы приходим к компромиссу: что-что, а характер персонажей должен быть понятен читателю.

Как посмотреть…
Некоторые коллеги-журналисты говорят: «Плодишь графоманов, зачем?» Возразить нечего. Кружки, подобные моему, никак нельзя назвать «Фабрикой звезд». За все время существования кружка одна только Катя на журфак Елецкого университета поступила. И всё. Никакой зримой пользы. Я успокаиваю себя: раз они приходят ко мне, значит, им это нужно. Быть вместе, говорить, обсуждать свои мысли, фантазии, шутить, «культурные» потасовки устраивать… А литература? В основном – наброски величиной в полстраницы, записки из двух строк, повести, не имеющие конца, потому что «надоело, буду другую писать». С точки зрения литературы – черновики произведений, которые никогда не будут написаны. Но вот сегодня в нашем Доме пионеров был «Праздник осени», и когда ведущая попросила одного мальчика назвать имя своего друга, он потупил взор, а затем взглянул на меня и сказал: «Мой друг – Александр Михайлович!». Вон как! А я ведь и не догадывался, что у него нет друзей…

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"