Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №15/2006

Третья тетрадь. Детный мир
Первая тетрадь
политика образования

ЦЕЛИ И ЦЕННОСТИ ШКОЛЫ
 

Валерий НЕСТЕРОВ,
министр общего и профессионального образования Свердловской области,
записал Александр ЛОБОК :

У любых управленческих решений должны быть педагогические ориентиры

На пути к социальному партнерству

Девятнадцать лет руководства региональным образованием – это целая эпопея. Практически «Война и мир». Но подводить сейчас черту не очень хочется. Рановато. И потом, черта – это как бы конец. А как раз теперь много нового начинается. Что касается прошлого, то без всякого литературного преувеличения могу сказать: девятнадцать лет – как один день.
Наверное, у нас всегда был некий цельный подход. Он заключается в том, что в центре внимания находится ребенок. Поэтому мы никогда не рассматривали систему образования как место, предназначенное для каких-то постоянно меняющихся экспериментов. А то ведь есть территории в России – я сужу по прессе, – которые «вечно передовые». В полдень кто-то наверху что-то предложил, а назавтра они уже готовы доложить, как у них все это замечательно происходит.
Мы же еще на заре реформ написали концепцию и программу развития образования Свердловской области. По существу, эта концепция продолжает быть нашим основным документом – там нет системных ошибок. Все построено на том, чтобы образование было ребенку интересным и полезным. Чтобы оно не было целью тех, кто учит, а постепенно становилось его собственной целью.
А в итоге удалось реализовать две крупномасштабные задачи.
Первая – сформировать педагогическое сообщество: сообщество учителей, ориентированных на интересы ребенка. Причем педагогическое сообщество – это такая организация деятельности педагогов, при которой каждый хорошо понимает, что происходило на предыдущей ступени образования и что будет происходить на следующей. Если учителя это понимают, меньше опасность того, что ребенка будут ломать в процессе его развития. И если для каких-то педагогов это существует пока только на уровне лексики, то для значительной части это уже практика жизни.
А вторая важнейшая задача, которую удалось решить, – это создание целостного образовательного сообщества, включающего не только педагогов, но и родителей.
Мы ведь не просто привлекаем родителей. Мы пытаемся вернуть им то место, которое им по закону – человеческому закону и закону природы – в системе образования предназначено. В нашем понимании родители имеют все основания интересоваться развитием своего ребенка, задавать вопросы по содержанию образования и участвовать в формировании образовательной программы образовательного учреждения.
Но помимо родителей в образовательное сообщество входят и общественность в самом широком смысле этого слова, и административная власть, которая несет ответственность не только за состояние школьных крыш.
И вот, вовлекая в образовательное сообщество все новых и новых людей, мы за последние 4-5 лет создали условия для возникновения полноценного социального партнерства между школой и обществом. Причем и в общем, и в профессиональном образовании.
Конечно, процесс идет тяжело. У многих до сих пор в голове присутствует понятие шефства: кто-то что-то подарил, чем-то помог, и все довольны... Но теперь у образовательного учреждения, у его руководителя, коллектива должны сформироваться новое чувство и новое понимание. Что школа обращается к кому-то не за милостыней Христа ради, а строит отношения партнерства. Другое дело, что в стране мало кто представляет, когда и как окупается вложенный в образование рубль. И убедить кого-то, что если ты сегодня вкладываешь рубль, то он вернется только через 15 лет, и что это, может быть, такая перспектива, которая заслуживает вложений, достаточно непросто. Это требует немного другого мышления от самого общества. Но так ведь и предполагалось, что когда уйдет первое поколение «рвачей», в нашей экономике появятся люди, понимающие, чем и зачем они занимаются, и озабоченные будущим и наследством, у этих людей возникнут новые отношения с образованием.
Сегодня социальные партнеры образовательных учреждений имеют возможность участвовать в формировании стратегии приема в вузы, проводить предварительные собеседования с ребятами и уже от своего имени предлагать их в качестве абитуриентов, имеют возможность участвовать в формировании образовательной программы, в итоговой аттестации... Но это трудная работа, и не многие пока к ней готовы.

Учебный план – не священная корова

А начинаются отношения партнерства с того, что у родителей появляется не формальный, а содержательный интерес к тому, что происходит с ребенком в школе.
Мы все время ведем разъяснительную работу среди родителей о том, что школа не прокуратура. И она не может выносить вердиктов, что и как правильно. А родители имеют все законные основания интересоваться содержанием образования.
Правда, то, что у родителей есть на это право, – это половина дела. Куда важнее, чтобы у них появлялось желание это знать. И желание задавать вопросы по сути образовательной программы. А то часто родители говорят: «Ну мы же не учителя, откуда нам знать, как нужно?..»
Но как минимум надо знать, что если ребенок принес двойку – это вообще не показатель, это не показывает ничего. Пусть учитель объяснит, что это за программа, за которой «не успевает» ученик и которая, между прочим, вовсе не от Господа Бога и даже не от Министерства образования. В законе написано, что сам учитель, само образовательное учреждение формируют программу. И что образовательная программа должна соответствовать уровню развития ребенка. А это значит, что ребенку в ней должно быть хорошо. Комфортно. И чтобы он в принципе не мог попадать в ситуацию неуспевающего.
…Приезжаешь иногда в образовательное учреждение, а там висит доска почета: «Ими гордится школа!» И там двадцать учеников. Как раз тех, кто хорошо успевает. И я всегда спрашиваю: а остальными-то что, не гордитесь? И как себя чувствуют эти остальные, если им вот так с порога заявляют, что ими не гордятся?
За год я посещаю не меньше ста образовательных учреждений. Обязательно встречаюсь с учениками и выпускниками, и каждый раз я их спрашиваю: вы про свой учебный план что-нибудь слышали? Вы знаете, как он компонуется? Вас знакомили с этим? Вы участвовали в его формировании: почему этот пункт следует за этим, зачем вот это, какая тут цель? И выясняется, что учителя, особенно те, кто не обременен длинным периодом жизни в другом, советском мире, готовы понимать смысл таких разговоров.
И постепенно, шаг за шагом меняется позиция родителей. Это видно даже по обращениям и жалобам, ко мне поступающим. Это очень серьезный показатель – на что жалуются. Так вот, буквально последние года три родители все чаще начали обращаться по вопросам содержания образования. Не по поводу того, что кто-то кого-то оскорбил или вот моего сына шлепнули линейкой по голове. Люди стали задаваться вопросом о качестве образования. И вопросами о том, что и почему дает или не дает школа.

С трезвой головой и не теряя достоинства

Тем, кто со мной работает, я сказал еще с самого начала: ребята, если мы с вами по окончании нашего творческого и жизненного пути увидим небольшую полоску сделанного нами, то будем считать, что мы работали нормально и сделали то, что нужно.
Что касается неких глобальных новаций, поступающих время от времени из Москвы… Иногда возмущает не то чтобы их непродуманность, а отсутствие содержательных аргументов в их пользу. Отсутствие доказательств. Я-то привык жить таким образом: если нет серьезных доказательств, если нет изученных вещей и на этом основании предложенных шагов, о чем можно говорить?
«О! Теперь мы все пойдем вот в такой эксперимент!» А назавтра выясняется, что это всё полная ерунда. И нам не моргнув глазом говорят: «Ребята, извините, мы ошиблись, все назад!»
А это тысячи людей!
На мой взгляд, всё это следствие сугубо технократического подхода к образованию.
И пресловутый ЕГЭ – он из того же технократического корня. И делают его люди, которые не вполне понимают, что литература – она не для того, чтобы отвечать на тестовые вопросы, про литературу надо разговаривать. Равно как и на темы истории, темы биологии... Да и на любые другие темы.
Ответить на тестовые вопросы, в общем, не сложно. Но разве в этом дело, разве в этом суть образования?
Мы у себя в регионе никогда не суетились. И находили силу противостоять каким-то вещам, спускаемым сверху. Я с самого начала сформулировал принцип, которого придерживаюсь до сих пор и призываю к этому своих коллег: все, что бы нам ни предлагалось, мы должны делать с трезвой головой и не теряя достоинства.
Потому-то мы, например, и не вляпались в «широкомасштабный эксперимент по ЕГЭ», хотя прекрасно понимали, что ситуация развивается таким образом, что могут просто заставить.
При этом мы два раза проводили репетиционное тестирование. Но зато в отличие от «передовых территорий», где «в широкомасштабном эксперименте» принимали участие по полторы тысячи детей, у нас репетиционное тестирование в 10-х и 11-х классах прошли все дети. Ну а в прошлом году мы аккуратненько попробовали в тех девяти школах, которые у нас находятся в эксперименте по новому содержанию образования, единый государственный экзамен полностью. И наконец в этом году, как завершение этого дела, мы провели единый государственный экзамен по математике. Но исключительно по желанию учащихся!
Слово «выбор» всегда было для нас ключевым. Если у ребенка есть выбор, если он не искусственный, не навязан взрослыми, то это одна из самых важных вещей в образовании. Хотя некоторые образовательные учреждения научились весьма лихо торговать этим: провозглашают свободный выбор, а на деле… Ярчайший пример: «Посещение факультативных занятий по выбору – обязательно!» Замечательная такая формулировка! Вставляют выбор в сетку часов.
На самом-то деле право выбора для учащихся, для родителей, для учителей – это вещь серьезная и, на мой взгляд, одна из основополагающих для дальнейшего развития образования. Но то, что сегодня происходит по подаче сверху, это как раз курс на сужение выбора и на возвращение к некоей единственной правильности. Вот таких подходов – непонятно во имя чего – мы не будем поддерживать никогда.
В чем смысл такой линии? Ее пытаются оправдать как средство борьбы с коррупцией. Но почему не задуматься над тем, как это повлияет на общую образованность населения? А то ведь можно далеко зайти. Слишком часто у идеологов нашего образования вопрос упирается в технологии, а не в философию, не в ценности. Но у любых управленческих решений в области образования должны быть педагогические ограничители и ориентиры, вот что главное! Нельзя педагогику подменять технологией! А любые технические вещи мы должны проверять на педагогическую состоятельность.
Как государственный служащий я серьезно поддерживаю национальный проект по образованию: наконец-то всякие общие разговоры перешли в некую реальность. По крайней мере я не помню, чтобы на моей жизни вносились предложения, которые бы подкреплялись фактическим финансированием.
Но, с другой стороны, невозможно решать эту проблему, не думая о педагогике.
Например, у нас достаточно высокий на сегодняшний день уровень оснащения школ компьютерной техникой и вполне приличный доступ в интернет. Но я не устаю говорить и настраивать своих коллег: всегда помните о возможностях и пределах педагогики. Если мы будем делать акцент на чисто техническом оснащении, мы потеряем больше, чем обретем, потому что главное при этом – заниматься педагогикой нового этапа. То есть педагогикой, связанной с тем, что сегодня человечество, а вместе с ним и учащиеся обрели совершенно новую возможность общаться с окружающим миром. И образование сегодня происходит довольно часто не столько в школе или дома, сколько в других местах. И воздействие этого другого образования на человека может быть гораздо большим.
А мы на уровне общей государственной политики даже не пытаемся заниматься анализом вопроса о возможных негативных последствиях всех этих информационных новаций. Мы радостно и победно рапортуем об очередных достижениях в области технической оснащенности школ, а о педагогической составляющей этого дела задуматься недосуг. И наука наша педагогическая молчит. Я тут как-то выразился по этому поводу, что мы гоним венозную кровь, а аорты-то нету. Перегоняем отработанное, а нового кислорода не поступает, обновления не происходит. И то, что на уровне государственной политики продолжают обсуждаться вопросы о количестве часов по тому или иному предмету, это настолько несерьезно и настолько не отвечает вызовам сегодняшнего дня, что остается только удивляться.
Когда я общаюсь с разными людьми по поводу того, что есть результат образования, я все чаще слышу мысль о том, что если я способен к самоанализу, значит, образование достигнуто. А к чему нас призывают введением ЕГЭ?
Вот, например, я – историк. И у меня есть предмет научного интереса в истории. При этом остальное я знаю довольно плохо, если бы кому-то пришло в голову проверить мои фактологические знания... Но главное в том, что я никогда и не ставил задачу набивать себе голову какими-то такими вещами. Но при этом я, безусловно, знаю, где нужную информацию можно посмотреть.
А если ребенок просто забил себе голову всякими химическими и физическими формулами, это может обернуться полной трагедией.
Между прочим, медалисты – это самая сложная проблема. Конечно, медаль ребенку за окончание школы давать надо. Но принцип, который у нас сейчас в инструкции записан, что у него обязательно должны быть все пятерки, ни одной четверки за десятый класс, противоречит общей природе человека. Не может быть человека, которому интересно все. Или таких людей очень мало. У нас же в прошлом году выдали 660 золотых медалей!
А судьба у медалистов довольно сложная. Как правило, они не становятся успешными людьми. Обещания, которые в них присутствуют, плохо реализуются. И здесь есть о чем размышлять, и определение самой сути медали требует размышлений.

Образование для человека, а не наоборот

У нас власть долгое время не желала, да и сейчас не слишком желает общаться с детьми, с подростками как с нормальным населением – с теми, к кому можно прийти и рассказать об общих проблемах территории и предложить думать о том, что с этими проблемами делать. А это крайне важно – особенно для глубинки, для маленьких городов: для тех территорий, откуда постоянно происходит отток людей, где детям упорно навязывается мысль о том, что вот окончите школу – и бегите отсюда. Но такой подход способствует созданию пустошей. Мы много говорим про утечку мозгов из России, но утечка мозгов из маленьких городов, из нашей российской глубинки – это еще более серьезная проблема. И к сожалению, многие вещи, которые сегодня делаются общероссийским министерством, только усугубляют эту проблему, будучи направлены на подрыв существа общего образования.
Но почему мы должны смотреть на школу только как на место подготовки в вуз? Зачем мы берем высшее образование как основную цель? И под это пытаемся подогнать общее образование?
Делают это люди, которые либо никогда не изучали, либо забыли возрастную психологию и которые плохо себе представляют, в чем в действительности проблема нашего образования. А его проблема в том, что детям не хватает общего развития, не хватает культуры.
Общее образование – это та платформа, на которой потом только и получается любое профессиональное образование. И если эта платформа узкая, то и профессиональное образование будет узким – вот источник той технократической ситуации, в которой мы находимся и которая ни к чему хорошему не приводит. На самом деле школа – это место, где в первую очередь происходит социализация ребенка. Говоря не казенно, осуществляется связь времен, возникает непрерывность понимания и восприятия ребенком себя как части человечества, когда особые усилия направлены на коммуникацию, на язык – на те вещи, которые связаны с его полноценным существованием в мире.
Поэтому вся наша деятельность направлена на то, чтобы ребенок, который находится в образовательных учреждениях, начиная с дошкольного образования, не становился жертвой чужой воли. Чтобы в нем проявлялось все то, что сообразно его природе, чтобы у него был выбор, и если есть претензии, которые мы предъявляем к педагогам, то они связаны только с этим, и ни с чем другим. И мы всегда старались, чтобы учителя и родители видели и понимали это.
А что такое, к примеру, школа, которая создает некий имидж элитности и под эту элитность начинает вести жесткий отбор детей?
Во-первых, это разрушение педагогики. Когда такая школа начиная с седьмого класса ведет конкурсный набор детей, она постепенно перестает быть школой с присущими ей необходимыми и важными элементами общения учителя и ученика и его развития. Мы все время публично говорим: та школа хороша, которая приняла ребеночка в первом классе и аккуратно его выпустила в одиннадцатом. А та, которая постоянно выбрасывает своих учеников и всасывает других, паразитируя на природных способностях ребенка или на успехах других учителей, это что-то совсем другое.
Сам имидж элитности действует на школу развращающе. Все пытаются в такую школу прорваться, а как только возникает очередь, сразу начинается установление цен. Отсюда и жалобы на поборы.
Но путь решения этой проблемы вовсе не тот, который любит прокуратура. Просто надо возвращаться к нормальной системе. К той системе, в которой главное – это ее гуманистическая составляющая. Когда образование для человека, а не наоборот. А мы от этого все время уходим – от самого главного.
А когда образование ориентировано на человека, на конкретного ученика, когда оно гуманистично в самой своей сути, оно перерастает в способность человека воспитывать себя. И такому образованию не нужны никакие дополнительные программы по воспитанию.
Меня иногда обвиняют в том, что я против воспитания. Я не против воспитания – я за нормальное образование. То образование, которое позволяет самому ребенку что-то впитывать, а что-то отвергать. И что-то создавать самому.
А вот если мы разрушаем саму идею общего образования за счет его профилизации, за счет того, что школа все больше превращается в подсобку для высшей школы, тогда никакие спецпрограммы по воспитанию не помогут. Воспитание – это не то, что происходит благодаря каким-то специальным программам.
Для меня большой показатель, что мы идем по верному пути, – это то, что дети в области начали активно говорить. Был же период, когда во время урока вещание учителя составляло 90%. И дай бог, чтобы ребенку доставалось три процента! А когда начинаешь, бывало, общаться с такими детьми – глаза в пол и одни междометия. Теперь же все меняется. Когда учитель не на словах принимает субъект-субъектный подход, это дает результаты, и ребята становятся способны к нормальному общению. А это и есть наша важнейшая задача.
...Я понимаю издержки времени. Я понимаю – в том числе и как учитель истории, – что реставрация некоторых вещей – это то, что история знала всегда. Что людей – и прежде всего педагогов – нельзя ломать через колено во имя каких бы то ни было идеалов. А надо просто пытаться находить педагогов с каким-то устойчивым, своим мировоззрением. Просто доброта, просто создание нормальной обстановки – вот ценности. И если ребенок к тебе пришел и ему шесть с половиной лет, а тебе уже пятьдесят или шестьдесят, ты оцени временной промежуток и попытайся актуализировать себя для его возраста.
Актуализация учителя для возраста его ученика – это важнейшая педагогическая задача. И еще важно, чтобы учителя себе голову птичьими словами не забивали, а понимали по существу.
Нельзя не понимать, что ребенок сегодня живет в совершенно другом информационном пространстве, что сам способ получения информации изменился, что ты перестал быть единственным источником этой информации, что ты перестал быть человеком, который может сказать единственную правду и настаивать на ней. Твоя задача заключается в том, чтобы привить ребенку желание оспаривать какие-то вещи. Сопротивляться каким-то моментам. Высказывать свою точку зрения. А не слепо исполнять то, что указано взрослым.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru