Первая тетрадь
политика образования
|
ЦЕЛИ И ЦЕННОСТИ ШКОЛЫ
Валерий НЕСТЕРОВ,
министр общего и профессионального образования
Свердловской области,
записал Александр ЛОБОК :
У любых управленческих решений должны
быть педагогические ориентиры
На пути к социальному партнерству
Девятнадцать лет руководства региональным
образованием – это целая эпопея. Практически
«Война и мир». Но подводить сейчас черту не очень
хочется. Рановато. И потом, черта – это как бы
конец. А как раз теперь много нового начинается.
Что касается прошлого, то без всякого
литературного преувеличения могу сказать:
девятнадцать лет – как один день.
Наверное, у нас всегда был некий цельный подход.
Он заключается в том, что в центре внимания
находится ребенок. Поэтому мы никогда не
рассматривали систему образования как место,
предназначенное для каких-то постоянно
меняющихся экспериментов. А то ведь есть
территории в России – я сужу по прессе, – которые
«вечно передовые». В полдень кто-то наверху
что-то предложил, а назавтра они уже готовы
доложить, как у них все это замечательно
происходит.
Мы же еще на заре реформ написали концепцию и
программу развития образования Свердловской
области. По существу, эта концепция продолжает
быть нашим основным документом – там нет
системных ошибок. Все построено на том, чтобы
образование было ребенку интересным и полезным.
Чтобы оно не было целью тех, кто учит, а
постепенно становилось его собственной целью.
А в итоге удалось реализовать две
крупномасштабные задачи.
Первая – сформировать педагогическое
сообщество: сообщество учителей,
ориентированных на интересы ребенка. Причем
педагогическое сообщество – это такая
организация деятельности педагогов, при которой
каждый хорошо понимает, что происходило на
предыдущей ступени образования и что будет
происходить на следующей. Если учителя это
понимают, меньше опасность того, что ребенка
будут ломать в процессе его развития. И если для
каких-то педагогов это существует пока только на
уровне лексики, то для значительной части это уже
практика жизни.
А вторая важнейшая задача, которую удалось
решить, – это создание целостного
образовательного сообщества, включающего не
только педагогов, но и родителей.
Мы ведь не просто привлекаем родителей. Мы
пытаемся вернуть им то место, которое им по
закону – человеческому закону и закону природы
– в системе образования предназначено. В нашем
понимании родители имеют все основания
интересоваться развитием своего ребенка,
задавать вопросы по содержанию образования и
участвовать в формировании образовательной
программы образовательного учреждения.
Но помимо родителей в образовательное
сообщество входят и общественность в самом
широком смысле этого слова, и административная
власть, которая несет ответственность не только
за состояние школьных крыш.
И вот, вовлекая в образовательное сообщество все
новых и новых людей, мы за последние 4-5 лет
создали условия для возникновения полноценного
социального партнерства между школой и
обществом. Причем и в общем, и в профессиональном
образовании.
Конечно, процесс идет тяжело. У многих до сих пор
в голове присутствует понятие шефства: кто-то
что-то подарил, чем-то помог, и все довольны... Но
теперь у образовательного учреждения, у его
руководителя, коллектива должны сформироваться
новое чувство и новое понимание. Что школа
обращается к кому-то не за милостыней Христа
ради, а строит отношения партнерства. Другое
дело, что в стране мало кто представляет, когда и
как окупается вложенный в образование рубль. И
убедить кого-то, что если ты сегодня вкладываешь
рубль, то он вернется только через 15 лет, и что
это, может быть, такая перспектива, которая
заслуживает вложений, достаточно непросто. Это
требует немного другого мышления от самого
общества. Но так ведь и предполагалось, что когда
уйдет первое поколение «рвачей», в нашей
экономике появятся люди, понимающие, чем и зачем
они занимаются, и озабоченные будущим и
наследством, у этих людей возникнут новые
отношения с образованием.
Сегодня социальные партнеры образовательных
учреждений имеют возможность участвовать в
формировании стратегии приема в вузы, проводить
предварительные собеседования с ребятами и уже
от своего имени предлагать их в качестве
абитуриентов, имеют возможность участвовать в
формировании образовательной программы, в
итоговой аттестации... Но это трудная работа, и не
многие пока к ней готовы.
Учебный план – не священная корова
А начинаются отношения партнерства с того, что
у родителей появляется не формальный, а
содержательный интерес к тому, что происходит с
ребенком в школе.
Мы все время ведем разъяснительную работу среди
родителей о том, что школа не прокуратура. И она
не может выносить вердиктов, что и как правильно.
А родители имеют все законные основания
интересоваться содержанием образования.
Правда, то, что у родителей есть на это право, –
это половина дела. Куда важнее, чтобы у них
появлялось желание это знать. И желание задавать
вопросы по сути образовательной программы. А то
часто родители говорят: «Ну мы же не учителя,
откуда нам знать, как нужно?..»
Но как минимум надо знать, что если ребенок
принес двойку – это вообще не показатель, это не
показывает ничего. Пусть учитель объяснит, что
это за программа, за которой «не успевает» ученик
и которая, между прочим, вовсе не от Господа Бога
и даже не от Министерства образования. В законе
написано, что сам учитель, само образовательное
учреждение формируют программу. И что
образовательная программа должна
соответствовать уровню развития ребенка. А это
значит, что ребенку в ней должно быть хорошо.
Комфортно. И чтобы он в принципе не мог попадать в
ситуацию неуспевающего.
…Приезжаешь иногда в образовательное
учреждение, а там висит доска почета: «Ими
гордится школа!» И там двадцать учеников. Как раз
тех, кто хорошо успевает. И я всегда спрашиваю: а
остальными-то что, не гордитесь? И как себя
чувствуют эти остальные, если им вот так с порога
заявляют, что ими не гордятся?
За год я посещаю не меньше ста образовательных
учреждений. Обязательно встречаюсь с учениками и
выпускниками, и каждый раз я их спрашиваю: вы про
свой учебный план что-нибудь слышали? Вы знаете,
как он компонуется? Вас знакомили с этим? Вы
участвовали в его формировании: почему этот
пункт следует за этим, зачем вот это, какая тут
цель? И выясняется, что учителя, особенно те, кто
не обременен длинным периодом жизни в другом,
советском мире, готовы понимать смысл таких
разговоров.
И постепенно, шаг за шагом меняется позиция
родителей. Это видно даже по обращениям и
жалобам, ко мне поступающим. Это очень серьезный
показатель – на что жалуются. Так вот,
буквально последние года три родители все чаще
начали обращаться по вопросам содержания
образования. Не по поводу того, что кто-то кого-то
оскорбил или вот моего сына шлепнули линейкой по
голове. Люди стали задаваться вопросом о
качестве образования. И вопросами о том, что и
почему дает или не дает школа.
С трезвой головой и не теряя достоинства
Тем, кто со мной работает, я сказал еще с самого
начала: ребята, если мы с вами по окончании нашего
творческого и жизненного пути увидим небольшую
полоску сделанного нами, то будем считать, что мы
работали нормально и сделали то, что нужно.
Что касается неких глобальных новаций,
поступающих время от времени из Москвы… Иногда
возмущает не то чтобы их непродуманность, а
отсутствие содержательных аргументов в их
пользу. Отсутствие доказательств. Я-то привык
жить таким образом: если нет серьезных
доказательств, если нет изученных вещей и на этом
основании предложенных шагов, о чем можно
говорить?
«О! Теперь мы все пойдем вот в такой эксперимент!»
А назавтра выясняется, что это всё полная ерунда.
И нам не моргнув глазом говорят: «Ребята,
извините, мы ошиблись, все назад!»
А это тысячи людей!
На мой взгляд, всё это следствие сугубо
технократического подхода к образованию.
И пресловутый ЕГЭ – он из того же
технократического корня. И делают его люди,
которые не вполне понимают, что литература –
она не для того, чтобы отвечать на тестовые
вопросы, про литературу надо разговаривать.
Равно как и на темы истории, темы биологии... Да и
на любые другие темы.
Ответить на тестовые вопросы, в общем, не сложно.
Но разве в этом дело, разве в этом суть
образования?
Мы у себя в регионе никогда не суетились. И
находили силу противостоять каким-то вещам,
спускаемым сверху. Я с самого начала
сформулировал принцип, которого придерживаюсь
до сих пор и призываю к этому своих коллег: все,
что бы нам ни предлагалось, мы должны делать с
трезвой головой и не теряя достоинства.
Потому-то мы, например, и не вляпались в
«широкомасштабный эксперимент по ЕГЭ», хотя
прекрасно понимали, что ситуация развивается
таким образом, что могут просто заставить.
При этом мы два раза проводили репетиционное
тестирование. Но зато в отличие от «передовых
территорий», где «в широкомасштабном
эксперименте» принимали участие по полторы
тысячи детей, у нас репетиционное тестирование в
10-х и 11-х классах прошли все дети. Ну а в прошлом
году мы аккуратненько попробовали в тех девяти
школах, которые у нас находятся в эксперименте по
новому содержанию образования, единый
государственный экзамен полностью. И наконец в
этом году, как завершение этого дела, мы провели
единый государственный экзамен по математике. Но
исключительно по желанию учащихся!
Слово «выбор» всегда было для нас ключевым. Если
у ребенка есть выбор, если он не искусственный, не
навязан взрослыми, то это одна из самых важных
вещей в образовании. Хотя некоторые
образовательные учреждения научились весьма
лихо торговать этим: провозглашают свободный
выбор, а на деле… Ярчайший пример: «Посещение
факультативных занятий по выбору –
обязательно!» Замечательная такая формулировка!
Вставляют выбор в сетку часов.
На самом-то деле право выбора для учащихся, для
родителей, для учителей – это вещь серьезная
и, на мой взгляд, одна из основополагающих для
дальнейшего развития образования. Но то, что
сегодня происходит по подаче сверху, это как раз
курс на сужение выбора и на возвращение к некоей
единственной правильности. Вот таких подходов –
непонятно во имя чего – мы не будем поддерживать
никогда.
В чем смысл такой линии? Ее пытаются оправдать
как средство борьбы с коррупцией. Но почему не
задуматься над тем, как это повлияет на общую
образованность населения? А то ведь можно далеко
зайти. Слишком часто у идеологов нашего
образования вопрос упирается в технологии, а не в
философию, не в ценности. Но у любых
управленческих решений в области образования
должны быть педагогические ограничители и
ориентиры, вот что главное! Нельзя педагогику
подменять технологией! А любые технические вещи
мы должны проверять на педагогическую
состоятельность.
Как государственный служащий я серьезно
поддерживаю национальный проект по образованию:
наконец-то всякие общие разговоры перешли в
некую реальность. По крайней мере я не помню,
чтобы на моей жизни вносились предложения,
которые бы подкреплялись фактическим
финансированием.
Но, с другой стороны, невозможно решать эту
проблему, не думая о педагогике.
Например, у нас достаточно высокий на
сегодняшний день уровень оснащения школ
компьютерной техникой и вполне приличный доступ
в интернет. Но я не устаю говорить и настраивать
своих коллег: всегда помните о возможностях и
пределах педагогики. Если мы будем делать акцент
на чисто техническом оснащении, мы потеряем
больше, чем обретем, потому что главное при этом
– заниматься педагогикой нового этапа. То есть
педагогикой, связанной с тем, что сегодня
человечество, а вместе с ним и учащиеся обрели
совершенно новую возможность общаться с
окружающим миром. И образование сегодня
происходит довольно часто не столько в школе или
дома, сколько в других местах. И воздействие
этого другого образования на человека может быть
гораздо большим.
А мы на уровне общей государственной политики
даже не пытаемся заниматься анализом вопроса о
возможных негативных последствиях всех этих
информационных новаций. Мы радостно и победно
рапортуем об очередных достижениях в области
технической оснащенности школ, а о
педагогической составляющей этого дела
задуматься недосуг. И наука наша педагогическая
молчит. Я тут как-то выразился по этому поводу,
что мы гоним венозную кровь, а аорты-то нету.
Перегоняем отработанное, а нового кислорода не
поступает, обновления не происходит. И то, что на
уровне государственной политики продолжают
обсуждаться вопросы о количестве часов по тому
или иному предмету, это настолько несерьезно и
настолько не отвечает вызовам сегодняшнего дня,
что остается только удивляться.
Когда я общаюсь с разными людьми по поводу того,
что есть результат образования, я все чаще слышу
мысль о том, что если я способен к самоанализу,
значит, образование достигнуто. А к чему нас
призывают введением ЕГЭ?
Вот, например, я – историк. И у меня есть предмет
научного интереса в истории. При этом остальное я
знаю довольно плохо, если бы кому-то пришло в
голову проверить мои фактологические знания... Но
главное в том, что я никогда и не ставил задачу
набивать себе голову какими-то такими вещами. Но
при этом я, безусловно, знаю, где нужную
информацию можно посмотреть.
А если ребенок просто забил себе голову всякими
химическими и физическими формулами, это может
обернуться полной трагедией.
Между прочим, медалисты – это самая сложная
проблема. Конечно, медаль ребенку за окончание
школы давать надо. Но принцип, который у нас
сейчас в инструкции записан, что у него
обязательно должны быть все пятерки, ни одной
четверки за десятый класс, противоречит общей
природе человека. Не может быть человека,
которому интересно все. Или таких людей очень
мало. У нас же в прошлом году выдали 660 золотых
медалей!
А судьба у медалистов довольно сложная. Как
правило, они не становятся успешными людьми.
Обещания, которые в них присутствуют, плохо
реализуются. И здесь есть о чем размышлять, и
определение самой сути медали требует
размышлений.
Образование для человека, а не наоборот
У нас власть долгое время не желала, да и сейчас
не слишком желает общаться с детьми, с
подростками как с нормальным населением – с
теми, к кому можно прийти и рассказать об общих
проблемах территории и предложить думать о том,
что с этими проблемами делать. А это крайне важно
– особенно для глубинки, для маленьких городов:
для тех территорий, откуда постоянно происходит
отток людей, где детям упорно навязывается мысль
о том, что вот окончите школу – и бегите отсюда.
Но такой подход способствует созданию пустошей.
Мы много говорим про утечку мозгов из России, но
утечка мозгов из маленьких городов, из нашей
российской глубинки – это еще более серьезная
проблема. И к сожалению, многие вещи, которые
сегодня делаются общероссийским министерством,
только усугубляют эту проблему, будучи
направлены на подрыв существа общего
образования.
Но почему мы должны смотреть на школу только как
на место подготовки в вуз? Зачем мы берем высшее
образование как основную цель? И под это пытаемся
подогнать общее образование?
Делают это люди, которые либо никогда не изучали,
либо забыли возрастную психологию и которые
плохо себе представляют, в чем в
действительности проблема нашего образования. А
его проблема в том, что детям не хватает общего
развития, не хватает культуры.
Общее образование – это та платформа, на которой
потом только и получается любое
профессиональное образование. И если эта
платформа узкая, то и профессиональное
образование будет узким – вот источник той
технократической ситуации, в которой мы
находимся и которая ни к чему хорошему не
приводит. На самом деле школа – это место, где в
первую очередь происходит социализация ребенка.
Говоря не казенно, осуществляется связь времен,
возникает непрерывность понимания и восприятия
ребенком себя как части человечества, когда
особые усилия направлены на коммуникацию, на
язык – на те вещи, которые связаны с его
полноценным существованием в мире.
Поэтому вся наша деятельность направлена на то,
чтобы ребенок, который находится в
образовательных учреждениях, начиная с
дошкольного образования, не становился жертвой
чужой воли. Чтобы в нем проявлялось все то, что
сообразно его природе, чтобы у него был выбор, и
если есть претензии, которые мы предъявляем к
педагогам, то они связаны только с этим, и ни с чем
другим. И мы всегда старались, чтобы учителя и
родители видели и понимали это.
А что такое, к примеру, школа, которая создает
некий имидж элитности и под эту элитность
начинает вести жесткий отбор детей?
Во-первых, это разрушение педагогики. Когда такая
школа начиная с седьмого класса ведет конкурсный
набор детей, она постепенно перестает быть
школой с присущими ей необходимыми и важными
элементами общения учителя и ученика и его
развития. Мы все время публично говорим: та школа
хороша, которая приняла ребеночка в первом
классе и аккуратно его выпустила в одиннадцатом.
А та, которая постоянно выбрасывает своих
учеников и всасывает других, паразитируя на
природных способностях ребенка или на успехах
других учителей, это что-то совсем другое.
Сам имидж элитности действует на школу
развращающе. Все пытаются в такую школу
прорваться, а как только возникает очередь, сразу
начинается установление цен. Отсюда и жалобы на
поборы.
Но путь решения этой проблемы вовсе не тот,
который любит прокуратура. Просто надо
возвращаться к нормальной системе. К той системе,
в которой главное – это ее гуманистическая
составляющая. Когда образование для человека, а
не наоборот. А мы от этого все время уходим – от
самого главного.
А когда образование ориентировано на человека,
на конкретного ученика, когда оно гуманистично в
самой своей сути, оно перерастает в способность
человека воспитывать себя. И такому образованию
не нужны никакие дополнительные программы по
воспитанию.
Меня иногда обвиняют в том, что я против
воспитания. Я не против воспитания – я за
нормальное образование. То образование, которое
позволяет самому ребенку что-то впитывать, а
что-то отвергать. И что-то создавать самому.
А вот если мы разрушаем саму идею общего
образования за счет его профилизации, за счет
того, что школа все больше превращается в
подсобку для высшей школы, тогда никакие
спецпрограммы по воспитанию не помогут.
Воспитание – это не то, что происходит благодаря
каким-то специальным программам.
Для меня большой показатель, что мы идем по
верному пути, – это то, что дети в области начали
активно говорить. Был же период, когда во время
урока вещание учителя составляло 90%. И дай бог,
чтобы ребенку доставалось три процента! А когда
начинаешь, бывало, общаться с такими детьми –
глаза в пол и одни междометия. Теперь же все
меняется. Когда учитель не на словах принимает
субъект-субъектный подход, это дает результаты, и
ребята становятся способны к нормальному
общению. А это и есть наша важнейшая задача.
...Я понимаю издержки времени. Я понимаю – в том
числе и как учитель истории, – что реставрация
некоторых вещей – это то, что история знала
всегда. Что людей – и прежде всего педагогов –
нельзя ломать через колено во имя каких бы то ни
было идеалов. А надо просто пытаться находить
педагогов с каким-то устойчивым, своим
мировоззрением. Просто доброта, просто создание
нормальной обстановки – вот ценности. И если
ребенок к тебе пришел и ему шесть с половиной лет,
а тебе уже пятьдесят или шестьдесят, ты оцени
временной промежуток и попытайся
актуализировать себя для его возраста.
Актуализация учителя для возраста его ученика –
это важнейшая педагогическая задача. И еще важно,
чтобы учителя себе голову птичьими словами не
забивали, а понимали по существу.
Нельзя не понимать, что ребенок сегодня живет в
совершенно другом информационном пространстве,
что сам способ получения информации изменился,
что ты перестал быть единственным источником
этой информации, что ты перестал быть человеком,
который может сказать единственную правду и
настаивать на ней. Твоя задача заключается в том,
чтобы привить ребенку желание оспаривать
какие-то вещи. Сопротивляться каким-то моментам.
Высказывать свою точку зрения. А не слепо
исполнять то, что указано взрослым.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|