ИТАК, ЕГЭ все-таки принят.
По словам руководителей образования, экзамены школьники сдали успешно. В Москве, например, русский язык на пять сдали 27,8% выпускников, на четыре – 53,2%. А ведь если 80% детей демонстрируют хорошее и отличное знание предмета, идущего первой строкой учебного плана, то и наше образование – в принятом пересчете – тоже заслуживает высшего балла!
Красоту глобальных расчетов немного портят досадные мелочи. Случаи неверной раздачи материалов членами комиссий, когда спустя 10–15 минут после начала экзамена у учеников неожиданно собирали бланки
и раздавали новые листы. Случаи ошибок в заданиях, из них самая частая – когда из четырех вариантов ответа дается два правильных. И конечно, случаи апелляции, которые не просто «были», как сообщают чиновники на пресс-конференциях, а «сопровождались долгим стоянием в очередях сначала перед зданиями, а потом и в коридорах конфликтных комиссий», как свидетельствуют очевидцы.

«Так вы не согласны с оценкой?»

Репортаж с заседания конфликтной комиссии ЕГЭ

К счастью, ЕГЭ остался позади. Ребята узнали свои баллы, расстроились, обрадовались. А некоторые удивились: не может такого быть, это ошибка. И подали на апелляцию. «Правильно сделали, – говорила я, – свои права можно отстоять, если следовать правилам игры, даже если сама игра нам не нравится!» Но легко сказать. Когда мне пришлось самой сопровождать ученика в конфликтную комиссию, оптимизма во мне поубавилось.

Дело в том, что проблемы с экзаменом по русскому возникли у моего ученика Андрея, который все годы учился отлично: блестящая память, колоссальная работоспособность. Он поставил перед собой достойную задачу – поступить в известный экономический вуз, причем только на бюджетное отделение: семья Андрея, что называется, неблагополучная.

Понимая, как важен каждый балл, Андрей готовился к экзамену по русскому два года. Тщательно и подробно он штудировал одно пособие за другим. Как оказалось, напрасно: весной условия экзамена снова изменились, по части «С» – полностью. Андрей работал. На предварительном экзамене он набрал максимальный балл именно за третью часть. По его ощущению, настоящий ЕГЭ он написал не хуже.

Но пришли оценки. Первые две части – максимальные баллы, ни единой ошибки. И – минус пять баллов за третью часть! Итоговая оценка – 80 баллов. Для аттестата это, конечно, законная пятерка, но в институте, где, кроме ЕГЭ, принимают еще изложение, будет учитываться не оценка, а именно количество баллов. Конкуренты Андрея могут легко набрать более высокий балл за изложение! И мы решили подать на апелляцию: вдруг это какое-то недоразумение?

Пропуская промежуточные этапы бюрократической процедуры, опишу лишь последний шаг, разбор работы на конфликтной комиссии. Нас пригласили к часу. Мы пришли минут за десять до срока и увидели огромный хвост на улице. «Только что запустили тех, кому назначили на одиннадцать», – объяснили нам.

Очередь не стояла на месте. Нас просили войти в одно помещение, перейти в другое, где-то были стулья, а где-то нет – и так четыре часа. Душно, томительно.

Правда, сотрудники, занимавшиеся нами, были очень любезны и вежливы. Выдали распечатанные критерии оценивания, искренне желая нам помочь.
Многие оспаривали не содержательные, а технические ошибки: ребенок неправильно внес исправления, не там поставил буковку или крестик. Да, им всем объясняли, что и как следует писать на бланках. Но стресс, цейтнот – трудно исполнить все инструкции. Или с первого класса надо начинать натаскивать на заполнение бланков?

Конфликтная комиссия довольно быстро соглашалась исправить технические ошибки. Люди выходили из кабинета через пару минут и уже не сожалели о пяти часах, потраченных на ожидание. И все-таки: «Почему комиссия не может сообщить о положительном решении по интернету или по телефону? А бумаги можно и в приемной подписать», – удивлялись некоторые.

Да только наши претензии были не технические, а содержательные. У нас была распечатка работы с пометками экспертов, которые мы выучили наизусть, отрепетировав каждое возражение. Из пяти отнятых баллов, по нашему мнению, справедливо сняли только один – пунктуационная ошибка. Ничего не поделаешь, бывает. А вот отнять другие – абсолютный произвол. Преисполненные правоты, мы дождались пяти часов вечера, когда наконец предстали перед комиссией.

Восемь вершителей судеб сидели за столом. Никто нам не представился, не было и табличек с именами и должностями. С кем разговаривали – до сих пор не знаем. Двое начали при нас читать листочки с копией работы Андрея, потом минут десять искали исходный текст экзаменационной работы.

Остальные были заняты чем-то своим. Наконец секретарь спросила у одной дамы, вероятно, значительной, каково ее мнение. «У меня свои дела, я не слушаю», – ответила дама, не повернув головы. Те двое, которые читали работу, явно затруднялись: «Так вы не согласны с оценкой?» – «Нет». – «Вот указано, что вы не обозначили позицию автора». – «Обозначил». – «Где?» – «Первый абзац, второе и третье предложение». – «Да?» Пауза. И тут, отвлекшись от своих дел, еще один мужчина вступил в разговор. Скучая, пробежал глазами работу Андрея: «Конечно, авторская позиция сформулирована: конец первого абзаца, начало второго». Ура! С его помощью довольно быстро Андрей отспорил еще два балла. Да, в тексте нет логических ошибок, а все метафоры и фразеологические обороты употреблены уместно. Мой ученик блистает: «Здесь я использовал осложненные синтаксические конструкции, обособленные обстоятельства, выраженные деепричастными оборотами…». Какое счастье, что у Андрея крепкие нервы, здесь и взрослому человеку через пять минут становится невыносимо. «Достаточно», – прерывает комиссия, и очередь доходит до последнего критерия. Мужчина почему-то напрягся. Не хочет отдавать нам еще один балл и признавать некомпетентность экспертов? Он ловит мой внимательный взгляд, угадывает во мне свидетеля, понимающего происходящее, обращается только ко мне: «Связующие элементы частей абзацев данной работы формальны, это нарушение стиля, подмена одного стиля другим, чувствуется несформированность стиля ученика, шероховатость на уровне синтаксиса, что характеризует невысокий уровень логики при обилии бессоюзных связей и сочинительных конструкций». «Повторите попроще», – обратилась я к другому члену комиссии. «Что? А какой критерий обсуждаем?» – заинтересовался он. Было понятно, что отдавать нам все четыре балла комиссия не собирается. Нам стали объяснять, что высший балл ставится только за блестящие работы, а Андрей не Достоевский и не Толстой. Кто бы спорил! Андрей подписал бумаги, где было сказано, что из четырех спорных баллов комиссия повышает три.

А уходили мы все равно с мрачным чувством: Андрею было по-прежнему неясно, сколько будут стоить 58 «сырых» баллов из 60 возможных по секретной формуле пересчета. А мне – почему дети должны осваивать эти убогие правила, куда-то ходить, доказывать свою состоятельность, тогда как должностные лица ничего не должны: ни разбираться в сути дела, ни соблюдать эти самые правила?

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"