ИМЯ И СЛОВО
 

Я словно бы жил в двух измерениях

Из воспоминаний

Вольно или невольно Флаэрти и его фильмы привели меня в документальное кино. Я зашагал по земле, заглядывая в самые недоступные ее уголки, – взбирался на Эльбрус с киноаппаратом, ходил в Уссурийскую тайгу, оказывался с рыбаками на льдине, снимал спасение челюскинцев, а когда над Беринговым проливом спускалась хмарь и погода становилась нелетной, я снимал маленьких чукчей, которых стремительная собачья упряжка возила со стойбища в большой чум познавать первые азы грамоты. Я снимал, как в сорокаградусный мороз их отцы охотились на белых куропаток и на вертком каяке гонялись за нерпой. Я так хотел этого в юности, что это стало реальностью…
Прошло двадцать лет. Прошла война. Оборона Севастополя. Конвои в Англию и Америку. И я оказался в Индонезии со своей кинокамерой, пятью километрами пленки и жадным стремлением увидеть как можно больше… И так всюду – в Бирме, в Сингапуре, в Индии, в Японии, в Африке, в Америке, в далеких уголках России – я искал скрытые от простого глаза образы, способные удивить, изумить, потрясти, как сам я был потрясен в тесной будке кинотеатра «Искра», когда впервые встретился с Робертом Флаэрти.
Я словно бы жил в двух измерениях… В сердце не рождалось импульса «писать книгу» повседневности – хотя и это приходилось делать: такова профессия. Во мне словно бы всю жизнь срабатывал генетический код, унаследованный от отца: будто я жил на берегу, но устремлен был в неведомую даль морей и океанов, в стихию опасностей и испытаний…

И даже войну я воспринял скорее как страшную природную стихию, обрушив-шуюся на нашу землю…
Я ощущал мир как данность, воспринимал его эмоционально, а не аналитически. В моих жилах текла кровь мореходов и открывателей, а не историков и исследователей. И летопись, которую я исправно вел всю жизнь, скорее была «корабельным журналом», чем «Повестью Временных лет»…
Наверное, как и Флаэрти, я был в плену этого восприятия мира – и этот плен и вел, и охранял, и охранил от жуткого трагизма реальности.

Севастополь, 1932 год
…На студии меня встретил известный тогда режиссер, брат Дзиги Вертова – Михаил Кауфман и предложил снимать с ним большой фильм о военно-морских маневрах Черноморского флота. Через неделю наша съемочная группа прибыла в Севастополь.
"Съемки начались на линкоре «Парижская коммуна». Осуществилась моя
детская мечта – стать моряком. Нас, всю съемочную группу, одели в военно-морскую форму. Я выглядел настоящим матросом, только в руках у меня вместо штурвала был ручной киноаппарат «Аймо», и мне была предоставлена полная свобода действий.
– Полундра! Нас вчера обстреляла «кинопушка»! – так хвалились матросы в кубрике после съемки.
За несколько дней я освоил «Парижскую коммуну» от машинного отделения до клотика. Огромный, тяжелый линкор на полном ходу резал высокие зеленые волны. Забравшись на самый клотик, я буквально висел на конце мачты. Эффект был поразительный. Далеко внизу подо мною нос линкора врезался в море, длинные белые усы расходились по обе стороны форштевня, а на высокой волне радужная жемчужная масса воды накрывала весь корабль стремительным, как ураган, ливнем. Мачта порывисто раскачивалась, как огромный маятник, и мне стоило огромного труда не только удержаться на ней, но и снимать…
Вернувшись в Москву, я долго скучал и томился. Мне не хватало синего про-стора и ярких зорь восхода и заката, соленого ветра и аромата морского прибоя. Если бы я знал тогда, что судьба готовит мне в войне участие в обороне Севастополя!..
Итак, я затосковал по морю…
И когда в конце года директор Дальневосточного отделения кинохроники предложил мне постоянную работу во Владивостоке, я с радостью принял это предложение.
Ребята шутили то ли с грустью, то ли с завистью:
– Владик едет во Владик…
Владивосток, 1933–1934 годы.
Я стоял на капитанском мостике, и ледяной соленый ветер обжигал мне лицо.
Трудно было поверить в то, что это правда – уж очень долго и жгуче об этом мечталось. Но как действительность оказалась не похожа на мои мечтания! Не было ни белогрудых игрушечных кораблей, ни теплого ветерка, ласково играющего парусами. Да и самих парусов не было.
Да, я на корабле. Но в руках у меня не секстант, а кинокамера, и я снимаю суро-вое лицо капитана китобойной флотилии Дудника – знаменитого морского волка, больше похожего на северных героев Лондона, чем на абстрактных элегантных капитанов Гумилева.

Однажды, вернувшись во Владивосток из дальнего плавания, я услышал о гибели в Арктике парохода «Челюскин», который впервые совершал за одну навигацию переход по трассе Северного морского пути из Мурманска во Владивосток.
На спасение челюскинцев на днях должен был выйти пароход «Смоленск». В тот же день я узнал о своем участии в этой экспедиции.
Я отправил маме в Москву телеграмму…
…Мама! Мама милая, хорошая… Я помню тебя совсем маленьким… Помню и никогда не забуду червонное золото твоих волос – густых, длинных, ниспадающих на плечи. Я нырял в них с головой, пряча свои глаза, когда был перед тобой виноват…
Где бы мы с мамой ни были, где бы ни шли, ни ехали, меня всюду сопровождали ее слова:
– Посмотри, сыночек, какой закат! Послушай, милый, как поет скворец! Какой ароматный вечер! Какой запах от упавшего дождя! Смотри, как танцуют капельки на дорожной пыли!.. Чуешь, какой они принесли запах: это весна!.. А на небе, на небе, там над горизонтом, где спряталось солнышко, видишь, идет слон, а за ним верблюд… А сейчас их обоих настигнет чудовище…
Я смотрю на закатное небо и вместе с мамой фантазирую – что же рисуют легкие облака на багровом закатном небе?..
… Я стоял на палубе «Смоленска», начавшего свой дальний путь к «Челюски-ну», вглядывался в одинаковые и неповторимые водяные валы, в сгущающиеся над морем тучи и фантазировал: что же «рисуют» эти тяжелые глыбы на сером фоне непогодного неба?..

Странное свойство у памяти: чем дальше во времени отступает событие, тем оно ярче. Это общеизвестно. Но я заметил – со временем меняется и само воспоминание: память как бы «проявляет» – яснее и детальнее – давно ушедшие события, а сознание откры-вает их вдруг для себя не как разрозненные эпизоды, – но их глубинный смысл, их взаимо-связь в причинно-следственном ряду, их значение для формирования самого сознания…

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"