РЕПОРТАЖ
 

Начальная школа в деревне Ветвеник живет так, будто за ее стенами не тридцать дворов, а большой город, где у детей есть множество возможностей. Но учителя уверены, что опыт, полученный здесь, поможет их ученикам найти свой путь.

На берегу Чудского озера

Россия – это целый школьный континент. Как не сшивай пестрое школьное одеяло в "единое образовательное пространство", различия между школами – как между странами на разных материках. Вот школы, огромные как фабрики – в них тысячи школьников, новейшее оборудование и педагогические технологии.
А вот – небольшая городская школа, соединившая и библиотеку, и поликлинику, и множество частных контор. Здесь в овощехранилище – столярная мастерская, а в парнике – круглый год свои лимоны...
Есть на карте Псковской области, в Гдовском районе, деревня Ветвеник. Там, в сельской начальной школе на берегу Чудского озера, уже шесть лет работает и живет учитель начальных классов Максим Константинов. В 2002 году за внедрение информационных технологий он получил звание "Учитель года". Тогда чиновники особо подчеркивали, что школа сельская – вот как, дескать, информатизация по России шагает. При этом за скобками оставалось, что государство на нее не тратило ни копейки – все расходы брал на себя спонсор.
В то время как по всей России был объявлен курс "на укрупнение", на берегу Чудского озера создавалась сказка для детей, которых государство лишило шансов. И учитель Максим Константинов со своей женой Юлией стали главными героями этой сказки.

С Максимом Константиновым, директором Ветвеницкой церковно-приходской школы, мы встретились на гдовском автовокзале.
Старенький «фольксваген гольф» приветственно мигает фарами. «Мы уж заждались, – улыбается Константинов, молодой человек лет тридцати, с аккуратной бородкой. – Садитесь».
От Гдова до Ветвеника минут сорок езды. Дорога идет вдоль Чудского озера, оставляя позади места, где Невский разбил ливонцев. Наконец из тьмы белым пятном ударяет указатель: «Ветвеник», следом проносятся дома, мелькают горящие окошки, облупленный щит «Внимание. Погранзона».
– На той стороне озера уже Эстония,– замечает Юлия, жена Максима, учитель начальных классов. – До Тарту ближе, чем до Пскова. Там университет, а здесь такая глушь.
Дорога кончается небольшой площадью. Слева темнеет громада храма, справа – двухэтажное здание, новенькая плитка кремово поблескивает в свете фонарей. Прямо белеет двухэтажный домик, крытый красной черепицей. Венчает крышу маленькая маковка с крестом – школа все же церковно-приходская.

Утро ветвеницкой школы начинается в полвосьмого. Максим и Юлия встают, отпирают двери. Вот уже шестой год они живут в школе. Весь остальной персонал, включая повара и уборщицу, на работу приезжает.
– В этом году начали свой дом строить, – с оптимизмом говорит Максим. – Недалеко от школы. А то первое время вообще жили в колокольне. Впрочем, пойдемте, я вам школу покажу.
Несмотря на представительный вид, внутри школа небольшая. От входа идет широкий коридор, налево от него два класса, а между ними кабинет директора. Новенькие доски, парты, на стенах соседствуют наглядные пособия по ботанике и изобразительному искусству. Это понятно – школа небольшая, откуда взяться отдельным предметным кабинетам?
Напротив – столовая. Открыв дверь, оказываешься в монастырской трапезной: по всем стенам от пола до потолка роспись – нимбы, копья, мечи, лики. Солнце пробивается из-за штор и играет на ярких красках.
– Это подлинная роспись 16-го века, – скромно говорит Максим, – житие святого Александра Невского. Не верите? А многие верят.
Он смеется и объясняет: «Студенты питерской Академии художеств расписывали. Наш благодетель таким образом кафедру монументальной живописи поддерживает. У него вообще была идея построить на берегу картинную галерею и организовать в ней школу. Но вот пока построили только эту».

«Благодетель» в Ветвенике появился шесть лет назад. Местный батюшка, отец Константин, искал спонсора, чтобы отремонтировать старую сельскую школу. А нашел мецената, решившего построить новую школу, да такую, чтоб она была лучшей в России.
И всего за полгода на берегу выросла новенькая школа «под ключ». Единственное условие, которое поставил щедрый спонсор, – школа должна быть право-
славной. Попутно отреставрировали и храм Петра и Павла, служивший долгое время, по давней советской традиции, зернохранилищем.
– Двести тысяч долларов на школу ухнул, – крутит головой учитель Константинов. – Рыбаки местные поначалу стучались, спрашивали, где здесь вход в ресторан. Ему говоришь – это школа, а он смотрит круглыми глазами: какая школа?
Что такое возможно, поначалу не верил и сам Максим Александрович. В 2000 году, сразу после свадьбы, они вместе с Юлией стали подыскивать работу – в Тихвине не было, а в Петербург не хотелось, тянуло куда-то на природу.
– Я просто увидел объявление: “Требуются учителя в сельскую школу, зарплата – 4 тысячи”, – рассказывает Максим, пока мы поднимаемся на второй этаж. – В то время это были очень хорошие деньги. Мы прошли конкурс, собеседование и приехали сюда.
На словах все просто. Однако педагогического опыта у молодых учителей было на двоих всего три года преподавания Максимом английского в начальных классах. Юлия вообще не имела педагогического образования – по специальности она филогог-славист.
– Она потом нагоняла, – улыбается Максим. – На курсах. Зато теперь ведет и хореографию, и театральный кружок, и церковное пение. Вот здесь они занимаются. – Он открывает дверь в большой зал. Пианино, парты, компьютер, огромный яркий матрац, множество ярких игрушек – здесь и музыкальный холл, и гостиная, и актовый зал, и класс прикладного мастерства в зависимости от того, что больше сейчас необходимо. В другой комнате, напротив, учителя Константиновы живут. В конце широкого коридора – красный угол, лампадка, аналой с иконой, подсвечники с горящими свечами.

Школа в Ветвенике поначалу была государственной и только с сентября 2005-го стала церковно-приходской.
– Так изначально сложилось, и мы долгое время ничего не меняли, – объяснил Максим. – Правда, иконы висели с самого начала. Но мы их при проверках спиной заслоняли, и ничего, – улыбается он. – К тому же у нас были хорошие отношения с управлением образования. Поэтому решение о смене статуса мы приняли совсем недавно. Созрели, так сказать.
Внизу хлопают двери, слышатся детские голоса, топот ног по лестнице. За разговором незаметно подошло время начала занятий. Уроки в ветвеницкой школе начинаются в полдесятого, после молитвы.
Коридор вдруг наполняется детьми, они торопливо подбегают, но, увидев учителя, замедляют шаг и тихо становятся в коридоре, строго как в храме: четыре мальчика справа, две девочки слева, и каждый сжимает в ладошках молитвенник.
За окном мимо школы, треща, проносятся два снегохода. Суровые мужики, одетые в шапки сварщиков, дымя цигарками, направляют свои снегоходы в глубь озера и исчезают из виду. Секундное развлечение заканчивается. Шум и суета мира уступают строгости церковно-славянского: “Богородице дево…”

Наконец дети спешат на урок, и мы с учителем Константиновым спускаемся следом за ними.
В первом классе за партами пятеро ребятишек сосредоточенно изучают аппликации – сейчас у них ИЗО. В четвертом классе четверо учеников уже достали тетради и учебники, их ждет математика.
В кабинете директора сидит и болтает ногами под партой девочка Наташа. Сразу видно – в директорском кабинете ей ни капельки не страшно.
– Она у нас одна во втором классе, – объясняет Максим. – Поэтому мы с ней отдельно занимаемся. Первый урок у нас английский.
Он ставит на парту магнитофон. Наташа, выслушав задание, сразу начинает бодро щелкать кнопками, отрабатывая произношение.
– The pig, the dog, the cat, – мягко льется из динамика.
– Ве пиг, ве дог, э... кэт – не теряется девочка.
Учитель Константинов тем временем открывает и разворачивает на столе ноутбук. Вообще компьютерной техники в ветвеницкой школе много. Показатель оснащенности здесь приближается к ста процентам – на одного ребенка один компьютер. Наверное, это лучший показатель не только в Псковской области, но и вообще по всей России. Спасибо “благодетелю” и статусу “учитель года”. Правда, когда Максим решил поучаствовать в конкурсе, такого оборудования у него не было.
– Собственно, я с этим шел на конкурс, – достает он толстую папку. В ней на листах бумаги красочные картинки – сказочные герои преодолевают препятствия, лезут по горам, переплывают реки, сражаются с чудовищами. Чтобы помочь герою преодолеть преграду, нужно правильно прочесть слог или слово. По фантазии и тонкости рисунка эти наглядные пособия больше похожи на детские настольные игры.
– Рисовала наш преподаватель ИЗО Валентина Николаевна, – поясняет Максим. – Она же еще и художник замечательный. А я разрабатывал концепцию и демоверсию компьютерного пособия.
Он щелкает мышью, и на экране начинает проигрываться файл. Пейзажи, только что мелькавшие на листах бумаги, вдруг оживают на экране ноутбука, трехмерные герои идут на штурм болот и гор, не боясь русалок и снеговиков.
– Я взял традиционные методики, которые есть в любом учебнике русского языка, – увлеченно объясняет Константинов. – Но там это просто столбики слогов на листе бумаги. Ребенку они ничего не говорят. А я их наложил на картинку, и детям стало интересно. А вот демоверсия компьютерного пособия – для нее мы достали денег у спонсора, заплатили дизайнеру. Шли уже переговоры о разработке полноценного пособия, но дело не пошло, – вздыхает Максим и закрывает файл. – Но и этого хватило, чтобы выиграть конкурс, – вновь улыбается он. – Вообще я стараюсь применять новые технологии где только можно. Вот, например, последнее Рождество…
Он включает видеозапись: первоклашки кружатся в костюмах ангелов и звездочек, на синих занавесях фосфоресцируют звездочки, и прозрачным синим светом мерцает нимб у младенца в яслях.
– Это я ультрафиолетовым фонариком подсветил, – рассказывает Максим. – Видите? Даже родители заходили, поражались – отчего это нимб светится? А костюмы и декорации делала Юлия. Она же разучивала с детьми песни, танцы, стихи. Правда, зачем все это нужно, родителям непонятно..
За дверью звенит колокольчик – конец урока. Перемена пролетает незаметно, за ней второй урок. Настает время обеда.

– В этом году у нас в школе 16 учеников, – рассказывает Константинов, пока дежурные по столовой расставляют тарелки и тщательно раскладывают ложки. – Восемь в первом, одна во втором и пять в четвертом. И еще трое дошколят в группе кратковременного пребывания. Но сейчас их меньше половины – у нас сегодня экскурсия, и многих родители просто не привели в школу. А учителей восемь: я и Юлия, еще два учителя начальных классов, одна замечательная женщина – педагог дополнительного образования, которая раз в неделю сюда из Питера на гдовском поезде восемь часов добирается, ветвеницкий преподаватель ИЗО, учительница музыки – она два раза в неделю из Гдова приезжает, и физрук, он же и завхоз.
Школа, похожая на лоскутное одеяльце: ученики, собранные по крупицам, которых свозят за 70 километров, учителя, добирающиеся из Гдова и Питера за 15 и 300 километров. И эта роскошная новенькая школа учит детей только до четвертого класса. Она начальная. А куда дети идут потом?
– Либо в школу-интернат, их в Гдовском районе две, либо в Гдовскую среднюю школу, – поясняет Константинов. – Кроме нашей, начальных школ в районе больше нет.
Двести тысяч на начальную школу на берегу Чудского озера? Для шестнадцати детей?
– Это в этом году у нас шестнадцать, – невесело улыбается Максим. – А до этого было восемь. Пришли еще двое ребятишек, и появилась одна право-
славная семья, которой очень нужна наша школа. У них десять детей, из них четверо в нашей школе. Но такая семья в
районе одна! Остальные не рожают. Нет детей.

Ученики тем временем собираются в столовой. После короткой молитвы они быстро стучат ложками. Наконец все съедено, и они гурьбой выбегают из столовой, наперегонки обуваясь. Всем не терпится на экскурсию – сегодня им
обещано катание на лошади. Восьмерых детей кое-как рассаживают по двум легковушкам – с ними едут еще четверо взрослых.
– Никак не могу «Газель» починить, – вздыхает Константинов. – Стоит на приколе. Так что, может, и хорошо, что половина родителей детей не привели.
– А они вообще не любят отпускать детей куда-то, – вполголоса объясняет он, заметив мое удивление. – Им это непонятно. Летом мы ходили в поход, так приходилось ходить по дворам и уговаривать каждого. Зачем, говорят? Чего ему там делать, пусть лучше дома сидит.
– На собрания не ходят, забывают, Бог с ними, – машет рукой Максим Александрович, заводя двигатель. – Но они и про детей забывают..
– Ну что, все расселись?! – оборачивается он к упакованным в два ряда ребятишкам.
– Да! – хором отвечают дети, и школьный караван трогается.
Мы едем по сверкающей дороге от ослепительно белой школы с бордовой черепичной крышей. В небе густой синевы поднимается по-весеннему жаркое солнце. Дети позади увлеченно обсуждают, какая будет лошадь, и старательно читают указатели, ожидая нужного поворота.
– Я с этим отношением столкнулся в первый раз, когда мы еще в самом начале решили с детьми посетить Кипр и Святую землю, – продолжает Максим. – Деньги были, я даже загранпаспорта для себя и Юли сделал. Но вот на этапе оформления документов на детей сломался. Ходил, ходил, собирал у родителей разрешения, да и бросил это дело. Ты говоришь – Кипр, Иерусалим, а для них эти слова ничего не значат.
Болотное редколесье сменяется высоким сосновым бором. Дети восторженно кричат, увидев наконец тот самый указатель. Машины сворачивают на лесную дорогу.
– И каждую экскурсию проходится пробивать, – говорит Максим, – Киев, Петербург, Копорье, Печеры, Изборск. Даже вот эту, хоть и недалеко.
Машины останавливаются возле распахнутых деревянных ворот. Во дворе, запряженный в сани, уже стоит конь, еще один бродит в загоне.
Дети, высыпав из машины, мчатся к “лошадке” и наперебой суют ей под нос хлебный мякиш. Конь фыркает и, с каким-то благородством вытягивая губы, бережно берет с ладошек хлеб.
– И ведь им это очень надо, – говорит Максим Александрович, глядя на ребят. – У них же через одного отставание и проблемы. С речью, с общим психическим развитием. По сути, с детьми с самого рождения никто не занимался. Родители с утра до вечера на озере или по хозяйству заняты – до детей ли? Жалко, что мы это не сразу поняли: им же нужны специальные программы, учителя-коррекционщики.
Дети, от восторга просто вереща, наваливаются в сани и на мгновение превращаются в один большой копошащийся клубок, из которого торчат руки, ноги. Клубок пищит, верещит, страшно доволен и ждет не дождется, когда же сани поедут.
Учитель Константинов быстро смиряет стихию – короткими фразами успокаивает расшалившихся, всех аккуратно рассаживает, и сани трогаются.

Двухчасовая прогулка по заповедным псковским местам, среди корабельных сосен и реликтовых можжевельников, со звенящим от чистоты снегом и прозрачным воздухом, детей только раззадоривает. Они с азартом собирают сушняк для костра, слушают импровизированную лекцию о физических свойствах снега, с энтузиазмом растапливают его в кружке и непременно норовят попробовать на вкус. После возвращения сил еще хватает на катание в седле.
Из головы отчего-то не выходит, что после четвертого класса этих ребят ожидает интернат.
– Может, это им и надо, – с какой-то смиренностью говорит Максим. – Их родители выросли в интернате. Так впрямую и говорят: а что в этом плохого?
– Что же делать, если в районе нет детей? – продолжает Константинов. – В Гдовском районе смертность превышает рождаемость в пять раз. В этом году у нас выпускается четвертый класс – уходят четыре человека. Первый класс мы набираем только через год – два ребенка. Я уже все испробовал: и статьи в газетах, и объявления в Питере и Пскове, и всех знакомых, у кого маленькие дети, уговаривал сюда переселиться. По району разве что с метлой не прошелся – всех, кого смог, выгреб. Так что какая у нас перспектива, я не знаю.
Однако, наверное, перспектива все же есть – недаром возле школы достраивается новый корпус.
– Сначала наш благодетель планировал там разместить кадетский корпус, – устало улыбается Максим. – Потом – школу-интернат. Думаю, что все же там будет детский дом. Весь прошлый год мы изучали опыт православных детских домов, ездили по стране. Это наша надежда: будет детдом, школа будет жить, станет средней. Только вот как обосновать необходимость еще одного детдома в Гдовском районе? Мы-то хотим, чтобы он был государственным. Все-таки это очень затратно – содержать и детдом, и школу.

На обратном пути машина гудит: дети возбужденно обсуждают, кто сколько раз катался и как сидел в седле. Всеобщее восхищение вызывает четвероклассник Мирон, погнавший коня рысью. Впрочем, ему легче – он старше и к тому же у них в хозяйстве есть лошадь.
Между храмом и озером их встречает нарядная и сверкающая, как елочная игрушка, Ветвеницкая начальная церковно-приходская школа – гдовская утопия, самочинно вставшая, как Петербург, на берегу Чудского озера, на краю русской земли.
Ветвеницкие дети, помахивая портфелями, расходятся по домам – для них эта школа не удивительный мираж, а обыденность. Кого-то увозят родители, кого-то учитель Константинов отвозит домой на своей машине. Подскакивая на сугробах, на велосипеде куда-то едет рыбак: в Ветвенике все рыбаки и на велосипедах ездят круглый год. На Чудское озеро потихоньку опускаются сумерки.
…Питерский автобус отправлялся через час, и, вернувшись, Максим Александрович решил сам подбросить меня на вокзал.
– Мы, в общем, не жалуемся, – сказал он, когда машина пролетела уже почти всю дорогу до поворота на Гдов. – Новое лицо появилось, вот и разговорились. Эти шесть лет нам очень многое дали. Мы же сюда приехали просто как наемные работники. Но за это время столько труда в школу было вложено… Она нашим делом стала.

От Гдова до Питера пять часов езды. Автобус натужно ревет, километровые столбики лениво выплывают из темноты – на нечищенной дороге не разгонишься. Автобус чуть кренится на повороте, и из темноты вылетает белое пятно дорожного указателя. Пока он летит в тьму позади автобуса, успеваешь прочесть: «Незнамо поле».
Позади, отодвигаемое километрами, остается незаконное чудо – ветвеницкая начальная школа. Там, наверное, уже зажгли фонарь над входом и светятся окна...

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"