ПОЗДРАВЛЯЕМ! 

Я назвал горы именами великих учителей

8 марта Шалве Александровичу Амонашвили исполняется 75 лет.
В канун юбилея с выдающимся педагогом встретился наш обозреватель

На днях мне выпала честь представлять Шалву Александровича в одной детской аудитории. За несколько секунд до того, как выйти на сцену, я вдруг понял, что все научные титулы Шалвы Александровича ничего детям не скажут. Ну что поймут малыши, если я сообщу им, что Амонашвили – почетный академик Российской академии образования, руководитель Международного центра гуманной педагогики при Московском государственном педагогическом университете, доктор психологических наук?.. Думать было некогда, и о Шалве Александровиче я сказал так: «Перед вами – единственный в мире учитель, награжденный орденом Буратино!»
Зал взорвался аплодисментами, восторг был полный.
А про орден Буратино – это не выдумка. В конце февраля Шалву Александровича наградили этим необыкновенным орденом дети прибалтийского города-курорта Зеленоградска «за воспитание у детей и подростков внутренней свободы, чистоты помыслов и уверенности в собственных силах».
Это первый орден, который получил в своей жизни учитель, любимый на всем пространстве бывшего Советского Союза, во многих странах мира. По методике Амонашвили работают школы не только в Грузии и России, но и в Литве, Латвии, Эстонии, Казахстане, Чехии, Болгарии, Словакии…
Сегодня мы в гостях у Шалвы Александровича.

– Что надо иметь за душой, чтобы идти в педагогику, к детям?
– Необязательно быть в школе отличником, чтобы стать учителем. Тот, кто был шалуном, кто был неугомонным, кто был двоечником, – тот лучше поймет сегодняшнего шалуна и сегодняшнего двоечника. Каждый из нас рожден быть педагогом. Такие понятия, как папа, мама, дедушка, бабушка, – суть педагогические. Воспитательная жилка изначально есть в нас. Я не обязан быть инженером, шофером или солистом оперы, но отцом я быть обязан.
Я знаю мам, которые ни одной педагогической книжки в глаза не видели, и это не мешает им воспитывать достойных детей. И знаю профессоров, которые все книжки перепахали, а сами жалуются на своих детей и внуков. В чем же тут тайна? В знаниях или в самих нас?.. Есть люди, которые именно для школы рождены – такие как моя учительница Варо Вардиашвили. В каждой школе – один, два, а может, и пять таких учителей с Божьей искрой. Без такого созвездия учителей школа погаснет.
– Если судить по телевизионному экрану, то школа давно погасла. Учительство представляют безликой массой, которая бедствует, бастует или радуется тем крохам, что падают с государственного стола. Личности остаются за кадром…
– Я проводил семинар в одном большом городе. Утром в зале собралось человек семьсот. На сцене у меня класс, я и урок даю, и объясняю… Потом я спохватился, говорю учителям: у вас же с утра уроки, жалко их пропускать, давайте завтра соберемся в два часа. «Не беспокойтесь, – отвечают они, – мы не срываем уроки. Мы бастуем…» Оказывается, они восемь месяцев не получали зарплату. Если в Германии учителю не платить зарплату один месяц, он пойдет в суд, в профсоюз или телевизор будет смотреть, но он не пойдет на семинар. А наш учитель пойдет, даже если он будет пошатываться от недоедания… Разве это не личности?
– Сейчас говорят о лучших учителях, но только в связи с денежными выплатами. И совершенно непонятно, как собираются определять этих лучших…
– Лучше, чтобы всем учителям просто давали зарплату. Нормальную, хорошую зарплату. А если мы скажем, что лучшие – это те, кто написал статью или выступил на конференции, мы можем очень сильно ошибиться. Тут должны быть совершенно другие мерки, но какие – я не знаю, хотя вхожу в жюри разных учительских конкурсов и кое-что понимаю. Учителя, которых выберут чиновники, не станут героями для всех остальных, оставшихся ни с чем. Самый надежный барометр – это отношение детей к учителю…
– Но их никто не спрашивает…
– Тогда начальство своих будет выдвигать, как раньше на ордена выдвигали. Удобных, угодных, прирученных. Лучшие, боюсь, останутся в тени.
– За последние десять лет в России закрылось семь с половиной тысяч сельских школ. В этом году хотят закрыть на селе еще пять тысяч школ. Эта беда прикрывается умным словом «реструктуризация»…
– Село хранит ребенка. Дерево, птичка, дорога проселочная – все это бережет ум и держит в чистоте душу. Тот, кто закрывает деревенскую школу, лишает детей чистоты, похищает небо. Закрывает саму деревню с околицей, речкой и опушкой леса, все это обжитое веками пространство, где выросли многие поколения. Увезут детей в город – и куда деваться родителям? И они туда потянутся. А кто им даст там дом, работу? И вот родители бьются из последних сил, кто-то не выдерживает и спивается или бросает детей…
– А в это время земля, способная кормить, полная богатств, оставлена…
– И вот тут надо спросить: кому она оставлена? Кому нужна экономия на сельских школах?
– Власти и не скрывают, что их конечная цель – не школы, а «депрессивные» населенные пункты.
– Есть такая грузинская пословица, попробую ее перевести на русский: «Пустым храмом черти овладевают». Если мы уходим с земли, то должны быть готовы, что к нам возникнут притязания. Найдется кому захватить опустевшие земли. Скажут, что это «глобализация», или другую мудреную вывеску придумают. Многие народы, а вместе с ними и школа, оказались сейчас меж двух страшных опасностей – национализма и глобализации. Как удержать школу от этих крайностей? Я сейчас много думаю об этом… А ответы нахожу у Константина Дмитриевича Ушинского. Мне больно, что такой классик, как Ушинский, не становится предводителем нашего общественного сознания. Мы ищем что-то по всему миру, а у нас дома четыре классика – Пирогов, Ушинский, Макаренко, Сухомлинский. А сколько еще созвездий величайших мыслителей!
– Что ж, видно, мы не доросли до Ушинского…
– Большое видится лишь на расстоянии. Ты же, Дмитрий, был у меня в Кахетии, в деревне Бушети, и мы с тобой вместе любовались кавказскими горами. Я назвал эти горы именами великих учителей: Коменского, Ушинского, Гогебашвили, Песталоцци… Когда я подъезжаю близко к горам, то их сияющих вершин я уже не вижу. Вот так и с классикой педагогики… Если в Москве будет хоть одна школа, построенная по принципам Ушинского, то она превзойдет всякую вальдорфскую школу. Школа Ушинского – не националистическая, но национальная русская школа, и в ней всем будет хорошо – и грузину, и еврею, и азербайджанцу.
– Вы, конечно, слышали модную фразу про «деньги, которые должны следовать за учеником», про подушевое финансирование, которое заставит директоров городских школ набивать в один класс по сорок человек, а оставшиеся сельские школы грозит пустить по миру…
– Если у меня в классе двадцать ребятишек, я каждого знаю. Если их будет сорок, они для меня – муравьи. Если в школе триста детей, то я, как директор, могу утром всем руку пожать. Если их становится пятьсот, семьсот, тысяча, то говорить о воспитании личности не приходится. И значит, государству не нужны личности, ему нужна просто рабочая сила, послушная масса.
– У меня уже много лет ощущение, что государство тяготится детьми. Они для него не радость, а проблема. На лицах чиновников это просто написано: как бы нам с этими детьми развязаться, куда бы их сплавить…
– Когда случился Беслан, я плакал, и мне до сих пор кажется, что и я виноват… Весь мир обласкал оставшихся в живых детей Беслана. И школу сразу построили. Тысячу раз спасибо всем, кто в этом помогал. Но вот бродят по России два миллиона детей-бомжей, не знаю, как их считали. Как нам сделать, чтобы внимание правительства было обращено на этих детей? Разве они не заложники? Неужели надо ждать, чтобы и их убивали?.. А ведь их уже убивают. Детей используют как сырье для пересадки органов, есть черный рынок, где детьми торгуют. У нас Беслан – каждый день и на каждом шагу! И как после всего этого можно закрывать сельские школы! Все эти разговоры об экономии стыдны. Ну какие там траты! На фоне доходов любой российской нефтяной компании этих цифр просто не видно, это ничтожные гроши. Если обнародовать соотношение этих цифр, неужели кто-то скажет: нет, Россия не может протянуть руку своим сельским школам…
– Когда вы ездите по стране, вас спрашивают о Грузии?
– Дмитрий, вы мою боль затронули…
– Простите…
– Я же стал гражданином России. Но я грузин и вечно буду гражданином Грузии… Вот что меня радует в поездках по России, по Украине… Ты же чувствуешь мою русскую речь – она не такая, как у тебя. У меня иногда не складывается ударение, склонение по родам… И вот люди терпят мою речь, и даже не обращают внимания. И с такой любовью говорят мне о Грузии. Кто-то там был, кто-то родился, у кого-то муж там работал… Обращаются ко мне по-грузински, поют «Сулико». Я вижу, что это от сердца идет, от того, что мы родились в одной стране, и это чувство общей родины есть в тебе, во мне. Не хочу трогать политиков. Они делают что-то такое, до чего нам нет дела.
– Но колодец-то отношений между народами они отравляют. А мы беспомощно смотрим на это.
– Почему беспомощно?.. А твое искреннее слово? А мои искренние встречи в Сибири, на Урале, Дальнем Востоке… И ведь нас много, мы не вдвоем только. В Новосибирске меня пригласили в православную гимназию имени преподобного Сергия Радонежского, которой руководит о. Борис. Там дети пели грузинские песни! Не в переводе, а на грузинском языке и грузинским многоголосием! Православие очень соединяет нас. Раньше я этого не понимал. Когда в детстве бабушка читала молитвы, я ей говорил небрежно: «Где твой Бог? Нету Бога!» Она не ругалась, она просто говорила: «Иди с Богом» – и дальше читала молитвы.
Когда в пятидесятые годы я был пионервожатым, то повел своих пионеров в старинную церковь в центре Тбилиси. В нижнем храме шла служба на русском языке, а в верхнем – на грузинском. Там до сих пор так служба идет… Меня сильно ругали потом, чуть из комсомола не вылетел. Но я не об этом хотел сказать… Образование – не набор знаний, а раскрытие образа Божьего в ребенке. Моя бабушка крестик ставила, не умела расписаться, но она была проницательнее многих профессоров. И дедушка был мудрым, не имея никаких дипломов. «Дедушка, что ты шепчешь?» – спросил я его однажды вечером, заметив, что он перед сном что-то бормочет. «Кладу мысль на сердце, сынок…» – ответил он.
Я светский, а не религиозный педагог, но убежден, что без духовного подхода к образованию мы останемся пленниками схемы. Без сердца что поймем?..

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"