ДОМАШНИЙ АРХИВ
ВЕРНУВШАЯСЯ ТЕТРАДЬ

Бог прислал меня на землю с даром красок…”

Константин Паустовский,
январь 1921 года.
Из дневника

Сегодня утром за маленьким окном едва светало. Вспомнил стихи, Москву, детство. Лежа на рассвете в теплой постели, в рождественские синие рассветы, так похожие на сумерки, хорошо было слушать треск дров в печке, звон чашек в столовой, смотреть на запушенные деревья в уютном саду, на красные блики огня на натертом паркете, вдыхать запах елки и ни о чем не думать.

Какое красивое слово «снег», «снежный». Если бы был художником, написал бы картину «Снега». Снега на закате, розовеющие, как в полях… «Страна, которая молчит, вся в белом, белом…» От вечернего снега в тихие залы деревенских домов ложатся бледные отсветы.

Рисую план Парижа. Меня волнуют даже названия улиц. Есть три важных города, где я хотел бы жить, – Москва, Париж и Рим.
В Москве – потому что там есть Гранатный переулок и «в ноябре на Тверской лежит снег», потому что там прекрасные русские девушки, милый ласковый быт и белые соборы в Кремле.

На рассвете Крол рассказывал мне о своем детстве. Какой это был милый и цветистый быт. Красное платьице. Все зимние дни – на деревенской улице с Лелей на салазках и ледянках. Далекие поездки на лошадях по родственникам в престольные праздники. Колокольные звоны. Снега, солнце и пыльное лето во ржах. Введенье – преддверье Рождества. Домовитость, уют, мамины заботы, теплые лежанки. Гаврила Петрович – псаломщик – венчал ее кукол…

…Кустодиев. На полотнах его много пряников (красных и зеленых лошадок), игрушек, базарной пестроты, овчин и мохнатых лошаденок. Там на Успенье уже краснеется калина, вода в речушках студеная и чистая, играют пескари, и золотые листья, как уборы с икон, опадают с березовых лесов на увалах, и такая нерушимая, церковная, золотая тишина над землей. Это родное.

Бог прислал меня на землю с даром красок. Поэтому я художник. Я остро чувствую краски и настроения дней, хотя близорук. И в людях я чувствую краски их души. Пишу, и слова ложатся мазками, как краска на холст, и вся моя мысль – в этих тонах, то блеклых, то густо-алых, но больше всего золотых, золотеющих, насыщенных внутренней теплотой.
Мысль, философствование, как игра идей, как шахматы, как комбинации вдумываний, из которых рождаются гениальные прозрения, – мне чужды. Я мыслю сердцем. Может быть, потому так быстро сгорает жизнь. Хорошо погрузиться в воспоминания, думы, образы, как в теплый сон, безвольно, без притягивания своей мысли веревкой (дисциплиной дня) все на ту же дорогу. Поэтому я вряд ли создам что-нибудь дельное. Но я могу написать несколько прекрасных строк о свете лампадок и вечернем чае в теплой, уютной столовой, о морском утре, словно закутанном в голубой шелк, переливающий солнцем, и покрытых жемчужной пылью кулис картинах Дегаза.

Кролу к именинам подарили белые хризантемы. Зимние, с хлопьями усталых лепестков. Они особенно красивы в холодных комнатах, когда на стеклах – узоры от мороза. Горький запах очень печален. Почему-то вспоминаются снежные глубокие дни в Москве...

Началась новая эпоха – прикармливание интеллигенции, профессоров, художников, литераторов. На горьком хлебе, напитанном кровью, должно быть, они создадут какой-то нудный лепет – «великое искусство пролетариата, классовой ненависти». Должны создать. Положение к тому обязывает. Чека им крикнуло «пиль», и они покорно пошли, поджав облезлый от голода хвост. Голгофа. Предсмертная пена на губах такого тонкого, сверкавшего, заворожившего все души искусства. Кто из них потом повесится, как Иуда на высохшей осине? Кто однажды продал душу? Господи, да минет меня чаша сия.

Опять в снега, как в ризы голубые,
Закутана вечерняя страна.
В пустых соборах служат литургии,
И грусть моя по-зимнему ясна.
В седых садах, где в небе бродят
звезды,
В золотизне рождественских ветвей,
В седых садах, где месяц всходит
поздно,
Над белизной березовых аллей.
А в городке горят в домах лампады,
И отблеск их ложится на паркет.
В Москве балы и пышные парады,
И на Тверской вечерний мягкий свет,
В Москве мороз горит в дыму
            кострами.
И в Зубове, в твоем особняке,
Я слышу смех и вздох о «нежной даме»,
Мои стихи в задумчивой руке.
Мне грезится блистательный
Растрелли,
Его рука чертила белый зал,
Где столько лет потом в ночах звенели
Моцарта сны под русский клавесин.
Опять снега закутали как пледом
Весь городок, и только сторожа
Стучат в ночах. За ними ходит следом
Глухой рассвет, синея и дрожа.

На днях был странный сон. Снова я в старом помещичьем доме с низкими потолками, теплом и уютном. Из светлых сеней, где стояли еще с зимы в зимних кадках рододендроны и пальмы, я вышел на крыльцо. Был март. Вокруг дома стоял сосновый лес, снег лежал весь в синих лужах. Чудесный талый воздух. Около крыльца пилили сосну, и ее смолистый запах, снег, теплые предвечерние отсветы в окнах дома – все это было до того родное, русское, далекое от «интернационализма», что я заплакал во сне от детской, беспомощной тоски. Проснулся в слезах.

Замерзло море, и стали холода. Тянет над садами ледяным и соленым воздухом. Над белым платом льда – сизое, северное небо. Рано зажигают огни. Перелом зимы.

Часто приходит ко мне желание писать – писать дни и ночи напролет, лишь изредка отрываясь и глядя в туманный зимний сад или спускаясь к черно-зеленому, покрытому льдами у берега морю. И думать о тех, кто прочтет эти строки, написанные мной! О далеких друзьях в Москве, в России. Но это желание вянет, комкается в жизни от ежедневного хождения в какой-то дурацкий Окружкомгуб, от усталости, холода, таскания обедов и тысячи мелочей! А жизнь уходит.

Святки, Рождество и Пасха – самые душистые праздники в жизни.

Утром выпал легкий, едва тронувший бурую землю, снег. Парк, словно старинный зал в серых, но светящихся, серебряных отсветах. Глубокая, поразившая меня тишина стояла над садами и морем. Только по усадьбам глухо кричали петухи. Цвет неба – словно цвет крыльев синевато-серебряной моли. И такая тишина стояла кругом, что, кажется, можно было зажечь под этим низким небом, в ясности этого святочного утра маленькую елку, и ее золотые огни не погасли бы и горели недвижно и ярко, как на алтаре. Молитвенная, церковная красота, не создавшая еще своих художников, своих поэтов.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"