КНИГА ИМЕН

Человек со спрятанным лицом

О художнике, на чьих портретах отсутствует взгляд

РЕНЕ МАГРИТТ (1898–1967)
Одна из самых известных картин Рене Магритта – «Фальшивое зеркало»: человеческий глаз, отражающий небо и облака, и черная дыра зрачка в центре. Еще одно напоминание о том, что мы видим мир вовсе не таким, каков он есть.
Его эксперименты с образами и знаками были, по сути, экспериментами с мыслью. «Увидеть» и «помыслить» в его живописи если не одно и то же, то по крайней мере что-то очень близко расположенное. По крайней мере, если вся новейшая философия устремлена в сторону того, чтобы помыслить «как мы мыслим», то образы Магритта – способ то же самое увидеть. И напомнить: помыслить – не значит еще понять. И если наше восприятие мира устроено так, что мы без труда опознаем в изображении только то, к чему наше сознание уже заранее готово, то значит ли это, что и помыслить мы можем только уже «готовую» мысль? Именно это Фуко обозначал отстраненным и благопристойным термином «дискурс», а Мамардашвили – до животного ужаса близким: «мертвая мысль»… Что нужно сделать, чтобы механическая работа сознания остановилась и произошел толчок в сторону живого мышления? Магритт знал, что – достаточно обрушить привычный порядок вещей. Например, поменять местами правое и левое, внутреннее и внешнее. Вещи могут оставаться теми же, почти фотографически выписанными – тем сильнее будет шок от столкновения… Если на картине изображен человек в пальто и шляпе, стоящий посреди обычной комнаты, где все как обычно – кресло в углу, картина на стене, то сознание немедленно выдаст готовый ответ: некто или собрался уходить, или, наоборот, только с улицы. Но вот если рядом с человеком в пальто окажется уличный фонарь, то есть сама улица просочится сквозь стены, готовому ответу просто неоткуда будет взяться. Вечерний пейзаж, дерево и серпик луны: но – не луна за деревом, а дерево за луной. Стройная наездница в лесу: но – нога коня или плечо наездницы исчезают не за древесными стволами, а в просветах между ними, как будто преломленные гранями невидимых зеркальных поверхностей…

Понятно, что такие зеркала отражают то, что нормальное зеркало отразить не может. Магритт был мастером портретов, на которых не было главного – лиц. Вместо лица может оказаться скорее яблоко или кувшин, а если речь все же о лице, то оно может проступить и на затылке. Но портрет как отражение души больше невозможен у Магритта не потому, что отражать уже нечего. Просто из самого искусства постепенно ушла уверенность в такой уж постижимости человеческой души. Как и из литературы – отполированные приемы психологизма.
По крайней мере Эдвард Джеймс, лондонский приятель Магритта, никак не мог быть заподозрен в отсутствии лица. То есть – души. То есть – индивидуальности. Художник, писатель, коллекционер, знаток сюрреализма, издатель интеллектуального журнала «Минотавр» – это он стоит спиной к зрителю у зеркала на другой знаменитой картине, название которой можно перевести как «Воспроизведение запрещено» или «Не для воспроизведения». Отражение в зеркале тоже от зрителя отвернулось. При этом книга, лежащая на подзеркальнике, и ее отражение написаны в соответствии со всеми законами нормальной оптики. На другом портрете Джеймс сидит за столом к зрителю лицом, но и зрителю от этого не легче: вместо лица – ослепительное световое пятно.
Проще всего было бы здесь пойти по пути «готовой мысли»: еще бы, в обоих случаях перед нами – «человек без лица», и тем самым «художник хотел сказать, что…». Но внимательные комментаторы Магритта давно заметили, что, как правило, его «люди без лица» – на самом деле «люди со спрятанными лицами», те, чье Я не равно отражению в зеркале или в «фальшивом зеркале» постороннего взгляда, таинственно и непроницаемо и для самого художника, который не берется претендовать на понимание…

Есть и еще одна загадка среди многочисленных загадок, оставленных Рене Магриттом. Та самая, правильно отраженная в «неправильном» зеркале книга, которая, в отличие от стоящего перед ним человека, «воспроизведению подлежит». Это французское издание «Повести о приключениях Артура Гордона Пима» Эдгара По. Можно было бы остановиться на том, что По был одним из любимых писателей Магритта, так что даже, за полтора года до смерти приехав в Америку на открытие собственной выставки в нью-йоркском Музее современного искусства, серьезно больной художник нашел в себе силы отправиться в музей автора книжки с подзеркальника. Но именно у этой книги есть своя нелитературная слава. О ней обычно вспоминают в тех случаях, когда речь идет о знаменитых пророчествах и необъяснимых «рифмах» судьбы и литературы. В повести, написанной в середине девятнадцатого века, рассказывалось о людях, выживших после кораблекрушения, оказавшихся на необитаемом острове и вынужденных убить и съесть своего товарища. Через пятьдесят лет история полностью повторилась в жизни. Совпали даже имена литературного персонажа и реального человека, который умер той же страшной смертью.
Со временем жуткий сюжет подзатерся и словно отошел на второй план. Осталась память о «тексте рока» – не то явленном, не то созданном. И потому как знать, что отражают зеркала Магритта – непроницаемость Я или непроницаемость судьбы…

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"