Эстафета чести

Найдется ли кому ее принять?

Откликаясь на статью Александра Князева "Элементарные знания: период полураспада" (№2), где, в частности, говорилось о том, что в настоящее время школьное воспитание нерезультативно, потому что в обществе обесценены сами понятия чести и правды, Николай Прохоров обещал продолжить разговор.
Сегодня мы возвращаемся к этой теме.

Слово «честь» я увидел в дни августовского путча на стене дома, выходящего углом к Исаакиевской площади. Тысячи людей собрались тогда у Мариинского дворца в ожидании танков. На стене краской кто-то вывел переиначенный лозунг советской эпохи: «Партия, ум, честь и совесть имей!» В «минуты роковые» юмор необходим, народ ликовал. Это была постмодернистская игра с утратившим смысл словом, похороны его и одновременно надежда на возрождение.
Понятие чести исчезло из общественного обихода давно. Высоцкий сетовал еще за двадцать лет до путча: «Досадно мне, что слово «честь» забыто…»
Но вот что любопытно: слово не умерло. Обольщаться тут особенно, конечно, нечем, однако просто так ни одно слово в языке не живет. В неблагоприятные сезоны оно мимикрирует и линяет, а все же и тогда отвечает пусть и неисполненным или неисполнимым желаниям человека.
Давайте присмотримся. Торгово-производственное предприятие «Честь мундира». Казалось бы, просто остроумный брэнд для тех, кто снабжает армию нарукавными знаками, погонами, пластмассовыми фурнитурами и чулочно-носочными изделиями. Однако не могли авторы не понимать, что в случае конфуза нарвутся не только на санкции, но и на ответное остроумие вроде: «ТПП «Честь мундира» запятнало честь мундира». Значит, нельзя исключить, что и правда стремились работать достойно.

У нас в стране существует сегодня несколько десятков, если не сотен Кодексов чести: студента и офицера, госслужащих и бывших политиков, предпринимателей, судей, участников боевых действий, компьютерных игроков и даже Кодекс Чести Темных, которые, в свою очередь, выражают солидарность с Орденом (прости, Господи) Падших Ангелов.
Что это всё значит? Иногда, скажу прямо, ровным счетом ничего. Из старой советской табуретки пытаются гнать новый патриотический напиток. Алкоголя в нем ноль, поэтому дуреют в основном сами организаторы, и то умозрительно. Вот приняли присягу юноши, призванные на военную службу. Командиры, разумеется, тут же сообщили, что пацанам оказана великая честь, поскольку предки их в бригаде под тем же номером в 40-е годы боролись с бандитами-недобитками, а также тушили очаги в Фергане. И чтобы никому не показалось, что он еще недостаточно счастлив и горд, всем объявили кратко-
срочный отпуск. После отпуска «деды» помогут, конечно, вспомнить «салаге», кто есть кто на самом деле, и рано или поздно он узнает, что по нему плачет Грозный.
Каждый день мы слышим, что Мыскина или там Шарапова защищают честь России, подмоченную до того в январском
подъезде горячей водой из лопнувших батарей. А Кодекс чести столичного бухгалтера (есть и такой) предписывает ему сдавать отчетность в срок, то есть просто исполнять служебные обязанности.

Напомню, дворяне ставили понятие чести выше не только профессиональных достоинств, но и выше присяги “царю и Отечеству”. Александр Раевский на упреки Николая, почему не донес о готовящемся восстании, ответил: “Государь! Честь дороже присяги”. Чудак человек, по-нашему – сумасшедший.
Всё это дела Петровы, то самое «не поротое поколение», которому Петр запретил подписываться уменьшительными именами и падать перед государем на колени. То есть на свою горячую голову воспитывал (предписывал) достоинство, которое возьми да и стань чем-то вроде моды.
Индивидуальные проявления достоинства бывали и раньше, но только став правилом, они приобретали статус чести. О личной чести можно говорить лишь в том смысле, что человек осознанно принял на себя исполнение правил, иногда и неписаных. Даже по большей части неписаных, в этом суть. Только когда честь нарушить страшнее, чем изменить присяге, понятие чести и работает.
«Восстание масс» погребло под собой дворянство, а вместе с ним, разумеется, и дворянский кодекс чести. Сегодняшние дяди, вспомнившие вдруг между прогулками из собеса в госстрах о своем благородном происхождении, чудо как трогательны.
Проявления чести нельзя ни возродить, ни разрешить, ни запретить. Петровский «Патент о поединках», запрещающий дуэли, появился раньше, чем дуэли успели распространиться в России, но несмотря на это они просуществовали более века. Дуэли оспаривали право государя распоряжаться жизнью подданных, были сферой, в которой все благородные равны, и служили знаком самоуважения и свободы. Нужно ли это власти, вопрос риторический.
Власть сопротивлялась, как всегда, появлению свободных людей, но некоторое время все же нуждалась в них. Когда эта надобность отпала и на месте высоких целей выросли фальшивые кумиры, а благородным стремлениям стали предпочитать казенную успешность, дворянский мир стал разрушаться. Дворянин мог уже отказаться от поединка, не боясь позора, и не из трусости, но просто чтобы не быть замешанным в историю; мнение властных чиновников стало важнее негласного договора.

Честь никогда не была уделом массы, но всегда – привилегией меньшинства: сословного, социального, корпоративного, семейного или просто дружеского. Пока в Петербурге стрелялись, в Миргороде два соседа дворянина судились по поводу оскорбления чести, и ни одному в голову не пришло прибегнуть к дуэли. Поэтому сокрушаться о том, что в обществе потеряна честь, не стоит. Честь ни в каком времени не была всеобщей, ее всегда теряли, и всегда находились те, кто ее поднимал.
На смену дворянскому кодексу в ХIХ веке пришли кодексы чести купцов, банкиров, комиссионеров и вообще людей, занимающихся каким-либо делом. Они были уже не так романтически возвышенны, но все же по-своему замечательны. Например: «Лучше не обещайте, если не уверены в том, что вы в состоянии исполнить обещанное, но раз давши слово, вы должны его свято исполнять». Или: «Всякое дело основано на доверии». Особенно порадовал меня пункт 16: «Никогда не скучайте».

Нынче стремление к моментальной выгоде принято оправдывать прагматизмом. И вот мы уже ополчаемся на прагматизм, не замечая, что нам просто передернули карты. Авантюра, жестокость и обман ничего общего не имеют с прагматизмом, который рассчитан на перспективу жизни в целом, а потому, если и не смыкается с евангельскими заповедями, то непременно требует цивилизованных форм поведения и определенных нравственных усилий. Усердие не терпит скуки, унылому трудно договориться с партнером. Вполне прагматично, а выходит почти по писаному.
В одном из современных кодексов чести уже прямо утверждается внутренняя потребность «в благожелательном отношении к окружающим, в желании понимать их и прощать им ошибки, просчеты и грехи; в устранении проявлений зависти, равнодушия, жестокости, злобы и всего того, что мешает свободному развитию природы и человека». Декларация, конечно, еще не дело, а люди, мечтающие о добре, никогда не ходили по улицам толпами, но они все же есть.
Нет времени хуже, чем то, в котором живем мы. Это известно. Скверное время, что уж там говорить, подлое, пошлое. От других его отличает, на мой взгляд, не статистика убийств или воровства, не цинизм власти и культ посредственности, не игра в «любит – не любит», которую из-за стекла смотрят миллионы, и даже не то, что генпрокурор выступает с инициативой брать в заложники родственников обвиняемых. Все это следствия. В обществе, которое можно образно назвать здоровым, существует некая конвенция, негласный договор о правилах поведения и не подлежащих обсуждению ценностях. В нашем обществе этого согласия нет, а без опоры на общественную нравственность ни один закон не работает. Почему так случилось, в общем, всем известно, и, во всяком случае, это потребовало бы отдельного разговора. А вот что делать?
Я думаю, то, что уже и делается. Многочисленные корпоративные и клубные Кодексы чести – это не ветряная сыпь, а стремление людей жить по правилам. Оно возникает как реакция на хаотичную, нравственно не регламентируемую жизнь общества. В любой школе, классе, доме, дворе, летнем лагере обязательно образуется некая подпольная группа, которая начинает с изобретения собственных правил. Удача, если группа эта возникает вокруг хорошего лидера, игры или дела. В противном случае подросток готов влюбиться в героев «Брата» или «Бригады», находя в их поведении нечто от мушкетерского кодекса. А то, чего доброго, окажется в Ордене Падших Ангелов, о котором, впрочем, мне ничего не удалось узнать.

Стремление жить по правилам, ощущать себя частью общего рождается в человеке раньше, чем вырабатывается представление о добре и зле. Взрослому важно только вовремя это почувствовать и подхватить. К компании подростка влечет интерес и потребность любви, при этом правила входят в него незаметно и незаметно из общих превращаются в личные. В одной старой книжке я прочитал, что когда Лев Толстой основал школу, он «вносил в нее много ласки, жизни и шумного веселья, отвергая всякие определенные методы обучения». То есть, он создавал атмосферу компании. Какие при этом Толстой проповедовал взгляды, мы знаем.
Хорошо, если такая заговорщицкая ситуация возникает в семье. Как известно, случается это не часто. Но она может возникнуть в любом месте, по любому случаю, с любым количеством людей и в любое время. Надо только не думать, что мы в своей потребности качественного поведения одиноки. Да это тайная мечта любого ребенка, включая последнюю оторву. Он именно мечтает об общих правилах в меньшинстве, утоляя попутно свою страсть к избранности. Не сразу поймет он, что следование этим правилам потребует от него мужества. Но все приходит не сразу, и не у всех этого мужества хватит на жизнь. Значит ли это, однако, что дело не стоит свеч?

Иногда получается, что этого запала хватает на целую школу. Так, в «школе самоопределения» Александра Тубельского существует своя Конституция. Если учесть игровой момент (школьная Конституция все же не подменяет Конституцию страны), это, по существу, и есть Кодекс. В одном из наших разговоров Александр Наумович объяснял действие Конституции так: «В Конституции написано, в частности, что Общий сбор имеет право наложить вето на любое решение директора. Я, например, не смог исключить из школы одного стервеца. Но сам факт этого разбора (ребята его защищали, жалели, но давали и оценку его поступкам), моего уважительного отношения к общему мнению очень важен.
Потом, те, кто является создателями законов, как правило, являются и их носителями. Если я принимаю участие в изменении закона, который был принят семь лет назад, что-то меняется в моем ощущении, я чувствую себя соавтором.
Был, например, такой закон: «Ученик в любой момент может уйти с урока, объяснив учителю причину». Недавно его исправили: не объясняя причины».
В школе Тубельского существует и Суд чести, в который входят четыре учащихся и трое учителей. Это действительно Суд чести, поскольку уголовные преступления не по его части.
Не думаю, что всем нужно браться за такой глобальный эксперимент. У каждого, в конце концов, свой масштаб и темперамент. К тому же в обществе разрушена горизонтальная передача навыков и правил, и это самое драматичное. Услышанное от матери: «Не только не читай, но даже старайся не заглядывать в чужие письма». Бесстрастный голос тренера или судьи: «Правила во время игры не меняем». Четкое предупреждение секундантов: «Драка до первой крови». Такое эстафетное общение по силам каждому учителю, каждому родителю, каждому взрослому, если у него, конечно, есть эстафета.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"