КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
КОНТРАМАРКА В ПЕРВЫЙ РЯД 

С литовским акцентом

Главным событием декабря в Москве стал Фестиваль «Балтийского дома»

СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ “ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ”

В Петербургский театр «Балтдом», создавший одноименный международный фестиваль, во второй раз приезжает в столицу и во второй раз вносит в довольно нервные, на мой взгляд, отношения московского зрителя и театра, театра и критики ноту покоя и здорового любопытства. «Балтдом» не хвастлив, не кичлив и не делает из соревновательности культа. Изюминка «Балтдома» не в призах, а в хорошей компании, которую 15 лет подряд собирают под своей крышей Сергей Шуб и Мария Беляева. «Балтдом» всегда, что называется, придуман и всякий раз ищет некий ход к зрителю, новую идею. Скажем, в следующем году фестиваль заговорит с польским акцентом. Поскольку польский театр еще в советские времена и несколько десятилетий подряд был для наших театралов невероятно любим.
А в этом году «Балтдом» говорил с литовским акцентом. Его программа так и называлась – «Литовский акцент». Точно посередине фестиваля в «Литовский акцент» вклинилась работа петербургско-московская. Ольга Субботина показала спектакль «Чокнутые королевы» по пьесе Д.Калля «Зарницы» со знаменитыми Лией Ахеджаковой, Эрой Зиганшиной и Марией Кузнецовой. Это дамское танго еще раз убедило нас в том, как мало мы ценим своих прекрасных актрис, раз так редко они выходят на сцену.
В Москву приехали четыре литовских режиссера (два поколения). Хорошо известный Москве еще с советских времен Йонас Вайткус поставил с актерами самого «Балтдома» булгаковский роман «Мастер и Маргарита». Его ученик Оскарас Коршуновас, не менее известный в Москве, а сегодня даже более модный, представил публике свою версию трагедии Софокла об Эдипе. Один из последних учеников Андрея Гончарова, Цезарис Граужинис, продемонстрировал «новую драму» в немецком варианте («Арабская ночь» Р.Шиммельпфеннига и «Покушения» М.Кримпа). А предпоследний ученик А.Гончарова, очень любимый Москвой Эймунтас Някрошюс, попробовал доказать, что театр может все, взявшись за соломонову «Песнь песней». В результате московский зритель хотя бы ненадолго ощутил контекст современного литовского театра. А московский творческий люд, к своему удивлению, обнаружил, что разрушенное за 20 лет общекультурное пространство Литвы и России все равно остается целостным. Оказывается, мечтаем мы об одном и о похожем печалимся, болеем одними и теми же творческими болезнями, а порой способны понять друг друга и с полуслова.
Й.Вайткус по-прежнему силен в жесткой концептуальной режиссуре и в умении строить зрелище на базе сложного литературного материала. Хотя в случае с многострадальным Булгаковым режиссера, как, впрочем, и всех прежних интерпретаторов романа «Мастер и Маргарита», подвело то, что у нашего зрителя выстроились слишком личные отношения с этой книгой. И всем вместе нам угодить, похоже, не сможет никто. Но в случае с Вайткусом причина неудачи, на мой взгляд, еще и в другом – в несовпадении темпо-ритмов работы литовского режиссера и русских актеров. Будь это собственные актеры Вайткуса, а не наши, склонные к психологической игре, дело, возможно, и сладилось бы.
Ц.Граужинис со своей «Цезарис груп» (это пять молодых актеров, его учеников) продемонстрировал на «Балтдоме» совсем другой театр — на грани кабаре, в эстетике клипа или рекламного ролика. Его спектакли напомнили некоторые московские эксперименты в Центре драматургии и режиссуры А. Казанцева и М.Рощина, в Театре.doc., где на равных задействованы актеры и музыка, свет и голос за сценой, слова и тени, рисуемые компьютером и актерами на белых киноэкранах. «Арабская ночь» и «Покушения» писателя и поэта Тимура Зульфикарова, выбранные режиссером, на мой вкус, произведения многословные и почти графоманские. Скорее материал (или текст, как говорят сегодня), чем пьеса, социальный памфлет, драма для чтения, чем повод для игры. Но режиссер использует их именно как повод для импровизации, изобретает даже некий ключ для вскрытия подобных пьес. Трагедия нашего времени, как она выглядит в спектакле, – это «неспособность отличить хорошее от дурного», торжество стандарта над индивидуальностью, среднего человека над талантом, дилетанта над профессионалом. Обидно, конечно, что режиссер тратит себя на не слишком достойную по качеству литературу, но лучше быть умнее пьесы, чем глупее жизни.
С О.Коршуновасом произошла история ровно наоборот. Умный Софокл в его изложении выглядел вульгарно-социальной драмой. Режиссер попытался достаточно известный публике сюжет-миф об Эдипе прежде всего приукрасить сценическими средствами, но несколько переусердствовал. Размышления об эдиповом комплексе и эдиповой вине здесь как-то низводятся до уровня разговора с модным психоаналитиком. Чем дальше, тем страннее иллюстрируется знаменитый постулат о познании, приумножающем скорбь. По логике режиссера выходит, что некие «старцы», сначала Лай и Иокаста, потом Священник, Пастух и Посланник (трое последних, кстати, в исполнении мощных литовских актеров Р.Адомайтиса, Л.Норейки и Ю.Будрайтиса), еще при рождении решив судьбу безвинного Эдипа, лишили возможности счастья этого милого, здорового и незамороченного заботами и сомнениями юноши. Согласитесь, это несколько вольная трактовка всего комплекса проблем и идей античной драмы. В результате один из величайших трагических героев становится героем обыкновенного триллера, спектакля-страшилки, и его ни минуты не жаль. Впрочем, театр Коршуноваса – это всегда головная конструкциия, а его спектакли – визуально эффектный концепт с одним лишь изъяном: их всегда интересно разглядывать, но в них нечего чувствовать.
Э.Някрошюс своим чувственным спектаклем «Песнь песней» выровнял впечатление о литовцах, которые способны и нежно осязать мир, и поэтически говорить о любви. Начавшись несколько сумбурно, спектакль затем захватывает ваше воображение полностью и превращает созерцание сцены в некий, если хотите, транс. Параллельно в вас начинается процесс сомыслия увиденному, досочинения и разгадывания образов, навеянных текстом Ветхого Завета.
Някрошюс ничего не дописывал к Ветхому Завету, был предельно скупым в выборе отрывков из него, перенес действие из библейской пустыни на литовский хутор и скрестил ветхозаветное простодушие с литовскими национальными крестьянскими корнями. Някрошюс умеет работать без слов, но всегда имеет их в виду. Его актер (так было с первых спектаклей) начинает говорить обычно тогда, когда его герою совсем невмоготу выразить чувство молчанием и жестом. «Песнь песней» режиссер заставил зрителя смотреть и слушать, затаив дыхание, чтобы не пропустить массы превращений – звука в слово, предмета в символ, быта в поэзию, жизни (слова, звука, символа, поэзии) в смерть. Здесь обыкновенное яблоко на высокой ветке, которое сбивают и не могут сбить палкой, вдруг в мгновение ока превращается в «запретный плод», здесь мерный стук садовых ножниц о наковальню вдруг рассказывает о волнении плоти, здесь постукивание пальцев по обыкновенным газовым баллонам вдруг напоминает вам церковный звон…
Сценическое мироздание Някрошюса сложно, но это все еще мироздание. Оно способно напомнить театральному критику о высоких целях. Критик – тоже человек, способный испытать высокую чувствительность, какую испытывала, скажем, к театру Наталья Крымова. Она верила, в отличие от нас, что «искусство не разрушает, а гармонизирует мир. Всякой дисгармонии и всякому разрушению оно противостоит, хотя их неизбежно и отражает». Знаменитый театральный критик второй половины ХХ века вспомнился тут не случайно. Недавно состоялась презентация трехтомника ее лучших работ. Выход в свет «Избранного» Н.Крымовой, крайне полезного чтения для современного театра, тоже стал событием этого декабря.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"