НАБЕРЕЖНАЯ ЭПОХИ 
 

Зимние дожди

Когда распадается связь времен, какими путями проникает слово из одного поколения в другое?

В декабре на Петербург обычно накатывают дожди, склевывают снег, вскрывают неотдохнувшую землю газонов, и воздух начинает обманно пахнуть весной. Одни при этом клянут Петра, другие уверены, что именно на их жизнь в космическом календаре выпали теплые зимы, а бабушки во всем винят дырки, понаделанные в небе ракетами. Все эти толки, однако, ничего не стоят, достаточно открыть Пушкина: «Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе». Точнее свидетельства быть не может. И виноват, конечно, император.
А вот Даша Димке, с которой мы недавно познакомились, призналась, что очень долго не могла понять этих пушкинских строк. Детство ее прошло в Иркутске, где снегом землю заметает уже в сентябре. Как разнят нас, оказывается, не только время, а и география.
Даша занимается в аспирантуре антропологией и пишет диссертацию о коммунарах шестидесятых. Так мы и познакомились.
Ни в каком сне мне, конечно, не могло привидеться, что мы с моими друзьями окажемся предметом антропологии, пусть даже и в третьем, вероятно, ее значении, совпадающим с понятиями этнографии или этнологии, которые занимаются в основном проблемами социальными и культурно-историческими. Мне-то в силу общей необразованности казалось, что антропологи, как и этот зимний дождь, интересуются главным образом вещдоками, находящимися в земле. А с нами все же еще можно поговорить, причем буквально, а не только на языке научных гипотез. Покалякать, так сказать, о том о сем, почему, скажем, взрослые школьники и даже студенты демонстративно носили тогда пионерские галстуки? Кому бы это они посылали вызов в коммунистической-то стране, которая и вся, как уверяют теперь социологи, была большим детским садом с распорядком концлагеря?
Даша расспрашивает искренне, какой-то похожий опыт был в ее сибирской юности. Однако, так или иначе, ей предстоит снять или отмыть почти пятьдесят годовых слоев, обновить нашу память, наши сентиментальные песни и суровый стиль, нашу глупость, наши коммунарские идеи, которые были больше переживаниями, а те в свою очередь питались молодостью и любовью, а любовь понималась с голоса Маяковского как «ревность к Копернику». Смесь действительно получается реликтовая, антропологам самое время заняться.
Коммунарам сегодня столько же примерно лет, сколько Дашиным родителям.
Мы разговариваем, иногда обмениваемся компьютерными письмами. Я ей весточку из прошлого, она мне новость (просится сказать) из будущего. В действительности, конечно, общих тем и имен достаточно. У Даши за плечами к тому же художественное и филологическое образование.
Как-то возникли имена Когана и Кульчицкого, поэтов, погибших на Великой Отечественной войне. На следующий день я получил опубликованную «Иностранной литературой» статью великолепного переводчика Анатолия Гелескула, открывшего нам в свое время Верлена. Посвящена она польским молодым поэтам того же, срезанного войной, поколения. С нашими их роднит жертвенность, но поляки понимали еще и то, что под угрозой находится не государство, а сама нация. Они понимали, что культура требует мужества и риска, поэтому не только пускали под откос поезда, погибали на фронте и в лагерях, но выпускали подпольный журнал «Культура и народ». Одного погибшего редактора сменял другой.
Помнят ли о них сегодняшние молодые в Польше? Или забыли, как у нас забыли Павла Когана и Николая Майорова?
В одной из статей я прочитал о новых молодых, не безумно богатых, но и не отчаянно бедных; они не любят протестный рок, не нуждаются в благородных практиках отказа от чего-либо или борьбы за что-либо. От родителей их отличает не образ жизни, а способ проведения досуга. В своей дионисийской компании они не встретят никогда осуждения, «не потому, что все вокруг добрые, а потому, что всем наплевать друг на друга… Их связывают только общие правила жизни танцующего в клубном свете “социального тела”».
Мне боязно за этих ребят. Именно таких приверженцев «анонимной толерантности» власть может употребить, когда почувствует голод, наиболее жестоко. Заурядная получится история и довольно скучная.
От Даши я узнал и еще об одном молодежном течении или поветрии. Их называют «ролевиками», к которым относятся, кстати, и давно известные «толкинисты». Но «ролевики» играют не только в героев Толкина, а и в героев рыцарских времен, например, или «Мастера и Маргариты». Сами пишут сценарии, изготовляют костюмы и оружие и отправляются на сборы, где неделю, а то и месяц живут строго по избранным правилам. Уход от реальности? А может быть, метод игрового проживания истории, как это называет Тубельский? Многие после этого действительно всерьез начинают заниматься историей, литературой, театром, живописью или каким-нибудь ремеслом, которым овладели во время подготовки такого исторического, как теперь говорят, реалити-шоу. И так, стало быть, случается.
Неожиданно Даша услышала, как эти ребята поют песню на известные ей стихи. Автора стихов они не знали, а она знала. Написал их один из тех молодых польских поэтов, о которых писал и которых только что перевел Гелескул. Имя поэта – Кшиштоф Камил Бачинский.

К пальцам примерзли струнно
стоны осенней меди.
Мы вырастали трудно,
чтоб дорасти до смерти.
…………………………..
Взгляд – скорлупою ломкой.
Ты еще здесь? И грустен?
Ночь заметет поземкой.
Снег, а не сердце хрустнет.
……………………………
Небо ли сеет солью,
слезы ли смерзлись в теле?
Мир, дозревая болью,
зреет, как мы созрели?

Бог его знает, какими путями проникает слово из одного поколения в другое даже тогда, когда распадается связь времен? Календарные даты – это всего лишь воздушные знаки. И во всяком случае, из одного года в другой мы переходим не по мосту, который был вчера или будет завтра, и не пересекая перпендикуляр неизвестной улицы, а вместе сворачиваем на перекрестке. Куда? Никто не знает. Но главное, скажу я вам, чтобы в хорошей компании.
Зима, кстати, ведет себя пока по-товарищески. За окном – снег.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"