КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ТАНЦ-КЛАСС

Разрушая – строил
Алексей Ермолаев и его ученики

Во время недавних юбилейных торжеств в честь Майи Плисецкой в Москву приехал кубинский хореограф Альберто Алонсо, чтобы восстановить на сцене Большого театра сделавшую его некогда всемирно знаменитым легендарную «Кармен-сюиту». Сюрприз готовился с помпой. Но тех, кто помнит оригинальный спектакль, терзали смутные сомнения. Столкнулся с этим и Альберто Алонсо. Точно заклинание, твердил неистовый кубинец, что новые исполнители – высококлассные танцовщики. И все-таки вынужден был признать: современные артисты Кармен не понимают.
Сравнивая нынешних премьеров с поколением шестидесятых–семидесятых, мы часто вздыхаем. И техника есть, и стать, а – не то. То ли дело – Васильев, Лиепа, Лавровский, Годунов. Вот уж действительно золотой век. Целая когорта, плеяда. Все равны как на подбор. Бывает же такое! Никак, звезды удачно сошлись.
Конечно, нельзя сказать, что феномен заключался лишь в необыкновенном везении. Конечно, это были природные таланты. Звезды в то время (по крайней мере для Большого балета) и в самом деле сошлись удачно. И среди этих звезд была одна, чье имя рядом с Юрием Григоровичем и его молодыми единомышленниками упоминалось не часто. Это имя – Алексей Ермолаев. Все они были его учениками, а он – основоположником мужского героического танца и создателем собственной педагогической школы. Именно он, Ермолаев, сделал их не только блестящими, непревзойденными виртуозами. Он поистине вдохнул в них жизнь, научив чувствовать.
Алексея Ермолаева нет вот уже 30 лет. Давно сошли со сцены его великие ученики. А легенда жива.
Далеко не всем известно: тот балет, что мы знаем сегодня, – во многом детище Ермолаева. Балет, со времен своего рождения воспевавший и обожествлявший балерину, веками отводил партнеру роль подчиненную, вспомогательную. Для мужчины здесь главная честь, когда есть с ним рядом женщина, которой необходимо служить опорой в самом что ни на есть буквальном смысле. Говоря о балете ХХ века, одним из первых достижений называют революцию в мужском танце. Глашатаем этой великой революции стал Алексей Ермолаев. Весной 1926 года он ворвался в историю классического балета Богом ветра из полузабытого спектакля «Талисман» – феерическим прыжком, сделавшим шестнадцатилетнего выпускника Ленинградского хореографического училища знаменитым. Иные считали его рекордсменом от балета, и лишь позже становилось ясно, что все его немыслимые, невозможные, ниспровергавшие законы гравитации «рекорды» подчинены одному – созданию образа.
В 1930-м Алексея Ермолаева вместе с Мариной Семеновой перевели из Ленинграда в Москву для укрепления труппы Большого театра. Его, разрушителя привычных классических норм! Однако Ермолаев разрушал, чтобы создавать новое. Созданное им становилось каноном. Но никогда не застывало омертвелой штамповкой. Танцовщику суждено было изменить представления о возможностях мужского танца. После него ни Зигфрид в «Лебедином озере», ни Альберт в «Жизели», ни Базиль в «Дон Кихоте» уже никогда не будут прежними. А создав образ Тибальда в «Ромео и Джульетте», он стал полноправным соавтором еще одной мировой легенды вместе с Сергеем Прокофьевым, Леонидом Лавровским, Галиной Улановой и Петром Вильямсом. Это был фанатик эксперимента. Ценой любых усилий, любого риска. Взрослея вместе со страной, современник укрепления новой империи, он воплотил в своем танце триумф всемогущего человека.
Роковым для Ермолаева стал 1937 год. Нет, его не затронули репрессии. Но на одном из представлений «Светлого ручья» серьезно повредил ногу. Несколько операций, два года простоя. Вернувшись на сцену, он стал блестящим пантомимным артистом.
Все ученики Ермолаева в один голос говорят о поразительной, неповторимой атмосфере, царившей на уроках и репетициях. Он придумывал невероятное, заставлял совершать невозможное. При этом всякую минуту понимать – зачем. Они научились мечтать о недостижимом. Потому, наверное, так многого достигли.
«Зверь, красивый и могучий, вырвался из клетки» – так описал некогда Владимир Васильев свое первое впечатление о репетирующем Ермолаеве. И разве не то же ощущение рождается, когда (пусть хотя бы на кинопленке) видишь танец его учеников? Васильева–Базиля, Лиепу–Красса, Годунова–Хозе, Радченко–Тореро, Владимирова–Ивана Грозного, Акимова–Курбского. Когда мир рукоплещет балетным шедеврам, имя педагога обычно не произносится. А не надо бы забывать. Не будь Алексея Ермолаева, русский балет не вырвался бы из-за железного занавеса тем красивым и могучим зверем, что поверг в изумление планету, оставив по себе память на долгие времена.

Наталия ЗВЕНИГОРОДСКАЯ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"