КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ОБРАЗ

Когда играть плохо сложнее, чем хорошо
Ксения Кутепова о себе и своих ролях

Приятно сознавать, что знаменитая и любимая народом «Мастерская П.Фоменко» из года в год продолжает радовать своих почитателей: пополняется репертуар, сдвинулось с мертвой точки строительство нового здания, в труппу органично вливаются талантливые поколения «фоменок». Но, рискуя быть обвиненным в предвзятости, осмеливаюсь заявить, что у большинства зрителей «Мастерская» по-прежнему в основном ассоциируется со «стариками» (так они называют себя сами), которые когда-то вместе со своим Мастером создали этот театр. Если быть еще более конкретным, то изюминкой «Мастерской» остаются четыре необыкновенные актрисы, они создают ставшее уже притчей во языцех «легкое дыхание» спектаклей Петра Фоменко, их удивительную, волшебную атмосферу. Этим актрисам: Галине Тюниной, Мадлен Джабраиловой и сестрам Полине и Ксении Кутеповым – Мастер в прошлом сезоне «подарил» чеховских «Трех сестер». Героиня этой публикации сыграла в спектакле Ирину.
Кажется, что актерская палитра этой хрупкой, очаровательной, смешливой юной женщины беспредельна. Роли последних лет в спектаклях «Семейное счастье», «Война и мир», «Танцы на праздник урожая» и, конечно, в «Трех сестрах» открыли новое в творчестве актрисы: глубокий драматизм, добрый ум и мудрую нежность, пришедшие с актерским опытом и новыми жизненными впечатлениями.
Петр Фоменко научил своих питомцев иметь в качестве ориентира только свой собственный внутренний критерий. Главная награда, которую даровала Ксении судьба, – это дети. У сына Василия, появившегося на свет три года назад, теперь есть сестренка Лидия, родившаяся этим летом.
На мой вопрос, удается ли ей в жизни не суетиться, Ксения ответила бурным смехом. Но мне все же кажется, что она умеет распределяться во времени и пространстве и успевает все: репетировать в театре, сниматься в кино, ездить на гастроли, воспитывать детей и даже давать интервью настырным журналистам.

– Ксения, театр не успел вам надоесть за пятнадцать лет пребывания на сцене?
– Нет, наоборот, становится все интереснее и интереснее. Открываются даже какие-то новые, неизведанные пути, новые грани.
– Но вы однажды сказали: «Когда устаю, то жалею, что выбрала эту профессию». Часто приходят такие мысли?
– Случаются. Когда в театре сложно и напряженно: тяжелый сезон, тяжелая премьера – бывают периоды отчаяния и слабодушия.
– Накладывает ли отпечаток на вас как актрису накопленный жизненный опыт? Сказывается ли, в частности, на ваших ролях рождение детей?
– Да, но я не берусь точно определить, что именно происходит с ролями. Например, у сестер Прозоровых нет того, что должно быть у женщины, – любви, семьи, детей. Это их главная боль и трагедия. Мне кажется, на протяжении всей пьесы Ирина ищет это. И ждет. И тоскует. Если бы у меня не было детей, то играла бы… более умозрительно, что ли. Я знаю, какое это счастье – дети, и понимаю, чего лишена Ирина.
– Не ослабевает ли у вас интерес к прежним ролям в связи с появлением новых?
– Иногда ослабевает. Роли исчерпывают себя. Но бывает, что возрождаются вновь. Мне думается, что роль начинает умирать тогда, когда актеру кажется, что он уже все сделал, и начинает ее просто эксплуатировать.
– Бывает ли, что роль наскучила?
– Бывает.
– И какие здесь рецепты? Как вам удается «завести» себя, найти новые манки?
– Если роли импровизационные – их можно дополнять и даже полностью переделывать. А если такие, когда не можешь ничего сделать, то ждешь, когда же откроется второе или третье дыхание.
– Стало быть, какой-то определенной программы, набора приемов нет?
– Нет. Выкручиваешься как можешь. (Смех.)
– Иногда говорят, что актер должен подходить к каждой роли, что называется, в состоянии «белого листа», отвергая ранее накопленные наработки, опыт и штампы. Вы согласны с этим?
– Это невозможно. Ведь опыт все равно «работает» и помогает. И отбросить его – это как выбросить парашют во время прыжка. Не думаю, что какой-нибудь парашютист хотел бы плюхнуться о землю. Так же и актеры. Они стараются прыгать с двумя, а то и тремя парашютами. (Смех.)
– Помогал ли вам «парашют» Маши из «Семейного счастья» в работе над другими ролями?
– Скорее помогал опыт работы с Петром Наумовичем. Конечно же актер стремится к тому, что каждая роль должна быть для него новой, незнакомой. Чтобы это не было повтором того, что уже делал. Но ведь есть просто опыт работы. И этот опыт позволяет узнать что-то о себе, понять, что ты можешь, а что – нет. И для меня спектакль «Семейное счастье» стал опытом наиболее полным. Поскольку мы довольно долго и очень плотно работали с Петром Наумовичем. Я узнала очень много и о себе, и о нем, и о том, как мне с ним надо работать, как оправдывать и его, и свои ожидания. Не использовать такой опыт было бы глупо.
– Когда вы уходили в длительные отпуска, некоторые ваши роли стали играть другие актрисы. Это тоже опыт – смотреть на своих персонажей со стороны?
– Очень радуюсь, когда кто-то играет вместо меня. Бывает, что-то не нравится в чужой версии. А бывает наоборот: мне что-то так нравится, что беру это на вооружение и повторяю потом в своем рисунке.
– Но все же, положа руку на сердце, чувствуете иногда ревность?
– Ну, наверное, иногда – в глубине души, чуть-чуть. Вот если бы сейчас вводили кого-нибудь на Ирину, то я бы… волновалась.
– Все, кто более или менее знаком с нравами театра, знают, что обычно актеры любое замечание партнеров воспринимают в штыки. Как обстоит дело в вашем театре? У молодежи принято слушать вас – «стариков»?
– Принято, наверное. Мы стараемся это делать деликатно и осторожно.
– Мне кажется, что ваша молодежь любит «стариков». Одна актриса из «третьего фоменковского призыва» сказала мне по этому поводу: «Счастье, когда кому-то до тебя есть дело».
– Мне очень радостно это слышать.
– И все же, есть ли в «Мастерской» расслоение на «мэтров» и другие группы и «подгруппы»?
– Мне кажется, что есть. Но это вещь объективная. Ведь все равно есть разные поколения, от этого никуда не денешься.
– А общаетесь друг с другом на равных?
– Да, а почему бы и нет?
– А то, что некоторые из вас стали заслуженными артистами России, как-то влияет на взаимоотношения? И вообще: звания, регалии для «фоменок» важны?
– У каждого к этому свое отношение. Я думаю и даже знаю, что есть люди, для которых это тревожно и волнительно, что кто-то получает звания, а кто-то нет. Мне же на это наплевать.
– У вас, как и у всех «фоменок», вообще какая-то заниженная самооценка. Вас не проймешь похвалами, а комплименты отлетают, как горох от стенки. Откуда такая закваска?
– Нас так воспитал Петр Наумович. Он не любит хвалить, редко это делает и терпеть не может дифирамбы в свой адрес. Я лучше всех знаю все про себя, реально оцениваю свои силы и способности. Главный критерий внутри!
– Вы в последнее время играли в основном драматические и даже трагические роли. Но я где-то прочитал фразу о том, что Ксении Кутеповой «идет быть смешной». Вам действительно близок этот жанр?
– Наверное, я просто веселый человек. Вообще Фоменко учит нас, что трагедия невозможна без комедии. И наоборот. Это – взаимопроникающие стихии. Играть «трагедию трагически», конечно, возможно. Но это – не фоменковский театр. Скажу даже так: это не его образ жизни. И мне это очень близко. Поэтому, когда я играю Ирину, для меня важно найти в ее трагедии какие-то комические проявления. Приведу, может быть, примитивный, но наглядный пример. У Толстого в «Войне и мире» во время трепетного, драматического диалога с Пьером Наташа вдруг в волнении дернулась к двери и больно стукнулась лбом о косяк. Это очень по-толстовски. И по-фоменковски. Мне кажется, Фоме свойственно смешение жанров.
– Извините за банальный вопрос: были ли у вас актерские мечты, если да, то удалось ли какие-то из них воплотить в жизнь?
– Нет, пожалуй, я никогда серьезно не мечтала о каких-то конкретных ролях. Правда, когда-то думала о Джульетте. Мой любимый педагог и режиссер Сергей Васильевич Женовач поехал в Норвегию и эту пьесу поставил там. Потом мне хотелось сыграть Елену в «Днях Турбиных». И тот же Сергей Васильевич поставил спектакль во МХАТе. Сейчас никаких особых мечтаний нет.
– Вы, как все актеры, суеверный человек?
– Вообще-то нет.
– Когда-то вы сказали, что надеетесь на совместную работу со своим мужем – кинорежиссером Сергеем Осипьяном. Не сглазили?
– Мой муж задумал наконец снять кино. Написал сценарий, и вроде бы все идет к тому, что съемки начнутся. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
– Кстати, о кино. Я, к сожалению, не видел того фильма Жана Люка Годара, в котором вы снимались с сестрой Полиной. Но читал, что вы вроде там произносили тексты из «Трех сестер»?
– Да, точно! Я говорила фразы из последнего монолога Ольги: «Если бы знать, если бы знать…»
– Вот, пожалуйста: хочешь верь, хочешь не верь в приметы и предопределенность судьбы.
– Да! (Смех.)
– Ну вот, мы органично перешли к вашим «Трем сестрам». Вы немало играли в произведениях классиков. Чехов стал для вас просто очередным из этих великих?
– Нет, я думаю, что это новый этап и для меня, и для всех актеров, и для нашего театра в целом. Чехов оказался абсолютно неожиданным автором. Я конечно же много читала, надеюсь, что хорошо его знаю. Есть пьесы, которые не очень люблю. Но, столкнувшись с «Тремя сестрами», я была потрясена красотой пьесы. И до сих пор она «забирает» меня очень сильно. Обычно когда что-то в работе не получается, начинаешь потихонечку «коситься» на автора, думаешь: ну что ж он такое написал! А здесь была очень сложная работа, не все получалось, не все получается до сих пор. Но при этом все время думала: «Что за прекрасная пьеса!»
– И в чем же все-таки Чехов оказался неожиданным?

– Чехов для меня неожидан тем, что он предполагает совершенно новый способ существования на сцене. И привыкнув к некоему действенному разбору, к «глагольному существованию», очень – по школе – выверенному, в данном случае я столкнулась с совершенно иными принципами. Здесь очень важны состояние, атмосфера. И это идет наравне с действенным разбором, а порой и никакого действенного разбора применить невозможно. У Чехова нет ни одного «просто» написанного слова, каждое в данном контексте – единственно возможное. У него очень концентрированный текст. Но при этом его невозможно играть, не сосредоточившись на том или ином самочувствии. В этом – главная трудность. Головой я это поняла, теперь надо воплощать.
– Был какой-то особый подход в работе над «Тремя сестрами»? Пришлось что-то дополнительно читать, изучать?
– Мы «штудировали» записи репетиций Станиславского времен первой постановки «Трех сестер», потом – спектакля Немировича-Данченко. Смотрели записи БДТ, ходили на спектакли по этой пьесе в московских театрах.
– Ваши «Три сестры» за полгода своей жизни изменились разительно. В чем секрет?
– Спектакли практически никогда не рождаются на премьере. Хотя на премьере тоже есть своя прелесть: волнение, которое “выносит” актеров. Спектакли потом дорастают, дозревают.
– Как вы думаете, актерское ремесло – это какой-то внутренний процесс, который идет от органики или озарения самого актера, или главное – это внешний фактор, например, умелая огранка таланта хорошим режиссером?
– Здесь нет правил и законов: сколько актеров, столько разных вариантов ответа на вопрос. Есть актеры самодостаточные, природа которых столь многообразна, что режиссеры им порой мешают и ограничивают их. А бывают актеры, которые могут сверкать только в руках ювелира-режиссера.
– Как вы считаете, что отличает работу с актерами «ювелира» по имени Петр Фоменко?
– Я подозреваю, что мы избалованы Петром Наумовичем. Он разбирает роли от и до. Играть плохо в его спектаклях сложнее, чем играть хорошо. Это правда! Он делает для актера всё! В этом смысле, наверное, все актеры завидуют нам. Но здесь палка о двух концах. Работая с режиссером, который этим не занимается, мы вдруг оказываемся беспомощными. Не могу сказать, что мы не умеем выстроить себе роль, расставить акценты, разобрать пьесу. Но Фома делает это просто блистательно и облегчает нам в этом смысле жизнь.
– Мне думается, что загадочную женскую душу ваших героинь вряд ли может постичь режиссер-мужчина, пусть даже гениальный.
– Петр Наумович может.
– Работа в театре предполагает не только следование творческой воле режиссера, но и строгую, почти военную дисциплину. Вы живете по плану или покоряетесь стихии жизни?
– Я пытаюсь покорять стихию жизни своими планами, но у меня ничего не получается. (Смех.)
– В свое время в одной из наших бесед вы признавались, что чувствуете себя «изгоем», сетовали на то, что ничего, кроме театра, вас не интересует, все в жизни подчинено только ему. Изменилась ли ситуация сейчас?
– Сейчас у меня в жизни несколько другой этап, и я бы не сказала, что меня интересует только театр. Может быть, потому, что я уже несколько месяцев не играю в театре.
– Когда-то по поводу рождения сына Василия вы сказали: «Это даже не счастье, а состояние полной гармонии». Теперь к Василию прибавилась дочь Лидия. Ваша жизнь стала более гармоничной?
- Рождение ребенка, воспитание – очень гармоничное состояние для женщины. Это ее предназначение. И я приблизилась к этому природному состоянию.

Вопросы задавал
Павел ПОДКЛАДОВ
Фото М.ГУТЕРМАНА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"